(495) 925-77-13 ИНСТИТУТ ХРИСТИАНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Христианская психология в пространстве гуманитарной парадигмы

Первая Всероссийская конференция
«ГУМАНИТАРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ»

состоялась в Таганроге 24 - 29 августа 2005.

Священник Андрей Лоргус

Христианская психология
в пространстве гуманитарной парадигмы

Введение

Когда человек счастлив, то он поет, веселится и ликует.

Когда человеку плохо, то он плачет, страдает и мучается.

Когда человек ищет выход, он просит помощи или упрямо пробует найти его сам.

А когда человек ищет того, кто может его понять, к кому он может обратится? К Богу. К священнику. И к психологу. Можно ли понять человека с помощью науки? А с помощью религии? Быть может есть возможность не разделять науку и религию? Быть может есть возможность соединить психологию и христианство? Может именно здесь, на пересечении классической науки, а психология ныне именно такова, и древне-христианского опыта и богословского гнозиса, и возможно наиболее полно понять, объяснить, описать и научить человека?

Христианская психология и есть осуществление такого пересечения.

Христианская психология – это новый, для классической психологии, взгляд на человека. Новый для психологии, как сложилась эта наука в нашем отечестве. Но не новый в перспективе христианской 2000-летней культуры. Не будет преувеличением сказать, что пристальный взгляд мыслящей Евразии к человеку, появление гуманизма, персонализма, да и самой психологии, как науки о душе, возникло в недрах христианского сознания. Нельзя не сказать, что само христианство не ставило себе такую задачу. Скорее это был спонтанный процесс, навеянный духом Евангелия, чем доктринальное устремление. Верно также и то, что христианство не сразу разглядело в себе этот потенциал, потенциал христианского гуманизма. Богословие слишком долго, да и до сих пор, было занято собственно теологией, учением о Боге. Антропология, а тем более психология, только в XX веке становится актуальной богословской дисциплиной.

Однако, и по духу Евангелия, и по духу опыта святых отцов, и по духу византийского, хотя и позднего, богословия, христианство, беремся мы утверждать антропологично и психологично. Только с христианской точки зрения, можно понять, что психология есть искусство и наука познания души.

Итак, христианская психология – это новая (а на самом деле древняя) перспектива психологии. Её главные новизны: расширение научной предметности, гуманизация психологии, энергийность, ипостасность.

Как соотносится классическая, в том числе советская российская психология, с тем, что мы называем христианской психологией? Это самый важный и самый болезненный вопрос в окружающей христианскую психологию обстановке. Здесь нас поджидает как минимум две оппозиции. С одной стороны, величие классической психологии, её теоретические и практические достижения, её исторические заслуги, никому не позволят обесценить и редуцировать её научный и антропологический потенциал. В то же время важнейший антропологический опыт: богословие, аскетика, исихазм , просто не вмещаются в прокрустово ложе классической психологии. Как бы мы этого не хотели, но ассимилировать этот опыт в традиционной, научно-позитивисткой психологии, невозможно. Такова первая оппозиция.

Вторая заключается в том, что христианство, как опыт мировой культуры невозможен без мистики и духовности, тогда как классическая психология никак отнестись к этому мировому опыту человечества не может. Если только не рассматривать атеистические попытки построить психологию религии.

Итак, первая оппозиция скорее методологическая, вторая – предметно мировоззренческая. Конечно, это можно проблематизировать и несколько иначе. Но важнее другое – христианская психология нуждается в расширении психологической предметности, по сравнению с тем, как видит человека классическая психология. Человек есть нечто несоизмеримо больше для психологии (как мы её сейчас себе представляем), чем психическая жизнь человека. Человек в психологии – это душа, а также психика, во всем её многообразии, но это ещё и личность.

  • расширение предметности; скорее речь идет о пересмотре антропологической субъектности. Если в классической психологии предметом является субъектность высших психических функций, то мы смотрим не только на то что является выражением функции, но и на то, что ей предшествует, что существует вне её, и без неё обходится: допсихическое и внепсихическое.
  • гуманизация; это понимается отчасти как персонализация, а отчасти как индивидуация человеческого опыта; нет психического вне личного. Только сам человек, конкретная личность есть реальный психический и психологический опыт. Нет внеличностного опыта, нет средних психических данных, нет психической функции вообще, вне меня. Кроме того нет моего опыта без моего отношения к нему. Личность и есть главный интерпретатор опыта и главный исследователь опыта.
  • энергийность есть альтернатива субстанциальности психического. Сознание, например, не есть нечто, но только форма бытия душевного действования. Нет мышления, как чего-то, существующего помимо души. Мышление и есть душа, понимаемая только в этом смысле, как форма действования, “процесса”, “навыка”.
  • ипостасность, персонализм, личностность; здесь важно расширить понятия личности в до психический, в том числе пренатальный опыт, а также в мистический, и мистико-интуитивный опыт, без которого, например, невозможна ассимиляция духовного опыта православия (исихии).

Новая предметность

Новая предметность. Расширение предмета психологии за счет: мистического, глубинного, духовного, но главное, за счет душевного. Душевное понимается как жизнь сотворенной Богом души.

Все эти термины, термины традиционно христианские, могут вызывать у психологов оскомину. Несомненно, без предварительной работы они не могут быть ассимилированы в психологии. Требуется немалая работа, что сопоставить и выявить содержание понятий мистического и духовного, а также душевного, с понятиями психического и сознательного, а также бессознательного. По нашим представлениям, это сделать возможно, тем более, что сопоставления аскетического опыта с психологическим, например с психотерапевтическим, дает стойкое ощущение, в святоотеческую эпоху уже существовала “психотерапия”. Читая монашеские наставления, нельзя не заметить глубокое знание не только жизни души, но и глубин душевных, то есть того, что сейчас принято называть бессознательным. Такие параллели дали некоторым психологам называть это святоотеческой психологией. Такое, несколько натянутое определение, простительно, но не соответсвует действительности.

Действительно, может ли мистический опыт быть понят в психологическом дисскурсе ? Что мы называем мистикой? Если только область непонятного, невместимого, не охватываемого мышлением, невербализуемого, то едва ли мы – психологи, можем об этом говорить. Мистическое, явно не познаваемо в той психической действительности, которую изучает психология, традиционная психология. Мистическое не опосредовано высшими психическими функциями мышления, речи, сознания, ощущения, восприятия. Нельзя мистическое описать через интуицию, через восприятие образов, галлюцинации или иллюзии. Поступая так, как советская патопсихология и психиатрия, нужно весь мистический опыт направить в стационар, на длительную реабилитацию.

Мистическое, по своей сути, является событием иного мира в нашем, сверхъестественного в естественном. Само мистическое не является областью психического, однако тесно соприкасается с ним, переплетается, формирует и воспитывает весьма важные области психического: веру, страхи, сверхсознание, любовь, творчество. Связь мистического с психическим и личностным может быть более или менее развита, но она существует в душе каждого человека. Сам мистический опыт лишь отчасти является областью внутреннего человека, но он властно захватывает его, вторгается в душу, в жизнь человека. Конечно, человек свободен и вправе отвергать всю мистику, окружающую его.

Для нас важно другое – какова же область соприкосновения мистического и психического? Коротко сказать – мистическое в особых душевных формах предстает нам в психике в виде особых переживаний, особых формах сознания, особых формах знания. Но что передает? Опыт “иного”. Это “иное” не антропологическое, не вещественное, не биологическое, не социальное. “Иное” мы можем понимать, как область реального сверхъестественного. Но если это не человеческое, то какое дело психологии до этой области, границы которой скорее предмет не научного вообще? Зачем нужна эта реальность в психическом, в личностном? Христианская психология исходит из такой антропологической перспективы, в которой человек есть житель обоих миров – естественного и сверхъестественного. Человеку столь же свойственно быть причастником мира горнего, сколь и дольнего, сколь социального, столь и мистического. Без мистики, также как и без духовного, человек лишь homo sapiens. Психическое, взятое как связь мистического, антропного и социального более человек, чем индивид исторического процесса.

Таким образом, мистическое взятое в психологической перспективе, раскрывает человека, как демиурга, как сына Божьего, как сотрудника Творца, как равноангельного деятеля.

Кроме того, есть специфические формы душевной жизни, такие как вера, молитва, покаяние, чувство греха, видение, которые могут быть предметом христианской психологии. Ни молитва, и вера, без связи мистического и психического невозможны.

Новые исследования, основанные на таком подходе, нами, факультетом психологии, Российского Православного Университета, уже проводятся[1]. Нам удалось, хотя бы отчасти, говорить о мистических и духовных явлениях, как о психологических предметах. Сейчас мы можем обозначить контуры будущих теорий “среднего уровня”, которых пока остро не хватает.

Как мы понимаем духовный опыт? Это прежде всего, как и мистика, не есть всецело человеческий опыт. В духовности душа оказывается максимально открытой системой, в которой “фактор неопределенности”, присутствие “иного” велик, в которой главным “процессом” является общение с “иным”. Однако, в отличие от мистического, это “иное” - вертикальной перспективы. Это общение по оси Бог – человек. Это перпендикулярная, по отношению к миру вещей и миру социума, к миру психического, ось. Общение в сфере духа. Это общение может быть понято также, как общение с “другим” Бахтина, как общение с любимым, но главное это общение с Богом. Кроме открытости, духовность может быть охарактеризована, как событие перехода на иную ступень онтологии. Оставаясь человеческой, в духе душа обретает не свойственные ей по природе (падшей природе) энергии, свойства, силы, качества. Природа этих качеств вне антропологическая, духовная или энергийная. Это качества, или энергии, нового человека, человека, как говорят христианские мистики, обоженного человека. Человека во Христе.

На сколько же они человечны? Насколько они антрополгически познаваемы? Насколько психологичны? Если углубиться в аскетический опыт христианских подвижников, окажется, что их опыт непостижимо психологичен, и даже терапевтичен.

Духовное представляется неописуемым и беспредметным, с точки зрения науки, но его преломление в душе и в психике оказываются вполне предметно, вполне осязаемо. Это покаяние и познание, просветление и сознание, молитва и рефлексия, и многое другое. Иными словами, как и мистика, духовность познается в человеке в душевных и психических формах как являемость, но не как собственная природа. Мы можем наблюдать явления, мы можем их описывать, но не можем познать ни их природу, ни их зависимость от условий. Даже последствия их мы не можем “посчитать”. Но можем описать и изучать.

Но зачем это может быть нам нужно? Ответ, как нам кажется прост: слишком многое в нашей жизни совершается как события духовные: вера, надежда, горе и страх, постижение невидимого. Это многое, наряду с психическим, понимаемым традиционно, составляет полноту нашей жизни.

Душа

Предмет психологии есть душевная жизнь или жизнь души. Сама душа не есть предмет психологии, так как есть творение Бога, и потому есть предмет богословия, христианской антропологии.

Душа проявляет себя как жизнь, как силы и способности, как необусловленная ничем иным активность и креативность. Однако не душа мыслит, волит, чувствует, но человек. Душа есть энергия, действование – непрерывное, бесконечное, неутомимое, духовное, нематериальное. Например любовь, страх, творчество, дух.

Мы понимаем душевное в отличие от психического. Это первый этап осмысление иного, христианского подхода. Все, что изучает классическая психология от ощущений до психических аспектов личности не есть душевное, хотя душевное отчасти проявляется в психическом, с ним связано, соприкасается и пересекается, сотрудничает. Но это не одно и тоже. Душа и психика лежат в разных онтологических уровнях.

Психическое мы понимаем как осущствление, как деятельность или действование – энергия, как функцию, как творчество. А душа есть духовная антропологическая данность, духовная природа человека, имеющая присущие только ей присущие свойства. Именно эти свойства делают человека человеком, именно душа есть жизнь человека. Человек жив – это значит, что он - душа живая. Быть живой душой не значит быть психическим, ибо быть душой человек имеет от Бога, а психическим он может стать или не стать. Душа есть данность иной, не антропологической реальности. Природа души лежит вне антропологической реальности, тем более вне психической реальности. Но именно в душевной жизни человека зачинается психическое.

Психическое, таким образом, понимается в христианской антропологии как душевное, как мета антропологическое. Но душевное состоит не только в этом. По богословскому пониманию, душа есть прежде всего жизнь. Быть живым, быть жизнью и есть первая задача человека, и это есть душа.

Быть живым не тавтология, быть живым первая и актуальнейшая задача человека со времени сотворения его Богом. “…И стал человек душою живою” (Быт.2,7) Быть живым значит быть человеком и значит быть духовным существом. Противоположное тому есть смерть, причем не только смерть биологическая, но смерть духовная. Духовная смерть и есть смерть души, не онтологическая смерть, исчезновение, но смерть, как погибель души. Такая погибель, о которой говорит Библия и опыт христианства, хорошо известна в психологической практике – это бессознательное стремление к смерти, наркомания, алкоголизм, суицид, аутоагрессия, риск, и проч. виды духовной болезни. Эти болезни не излечимы психически, но излечимы духовно, если только врачом их является Подлинный Врач – Создатель души.

Быть живым – духовная задача которую “решает” младенец еще до своего рождения, юноша, и старик. Но такие “решения” не являются психическим решением. Христианская психология включает их в область духовного опыта, и потому доступной психическому анализу, хотя для этого требуется несколько иной терминологический инструментарий. Однако это все-таки психологический анализ, а не какой либо другой.

Иная душевная задача, решаемая и раскрывающаяся в психологической реальности, встреча с иным. Душа не может быть одна. Она создана Богом для общения с Собой и с себе подобными. Каждая душа по природу свой, то есть по природу духа устремлена к общению, в широком смысле слова. Душа стремится к душе, и не может не стремится. Потому в психическом уровне мы находим стремление к установлению общения еще раньше психических форм общения. Ребенок стремится к общению с мамой так мощно, как будто уже имеет большой опыт общения с ней, как будто он давно с ней знаком, и только долго скучал об ней. Такое, допсихическое, стремление к установлению контакта, раскрывается в психическом, как неизменная данность, определяющая всю дальнейшую судьбу социализации. Однако, мы знаем, как травматические неудачи ведут младенца к свертыванию общения и развития, к аутизму, к возвращению в допсихическое, в замкнутость в себе. Но и там, в аутичном бытии, человек продолжает быть живым, то есть продолжает быть душой живой.

Мы для примера приводим только две экзистенциальные задачи (жить и общаться), стоящие перед человеком, как духовно заданные, которые имеют отнюдь не социальную, но онтологическую природу. Кроме того, душа человека устремлена своей природой к познанию, творчеству, любви и персонализации.

Душа и душевная жизнь

Душевная жизнь есть многоуровневое проявление души, как жизни, энергии, свойств, сил, акциденций души, как сущности. Но сама сущность души психологически непознаваема. Для психологии сущность и бытие души то же, что для истории жизнь людей. Только прожитая, дезактуализированная жизнь людей – является предметом истории. Так и в психологии, только душевная являемость – предмет христианской психологии, а не сама душа.

Глубинная душевная жизнь не может быть описана в терминах психических функций, ибо функциональность - иной уровень описания. Глубинная жизнь, глубинный опыт души может быть описан в экзистенциальных и антропологических терминах, а также в терминах гуманистической психологии (в некоторых современных её формах).

Душа человека есть тайна. Тайна Божия! Только создатель знает “как”, “из чего состоит”, и главное, “как лечить” душу. Не могу не вспомнить слова моего коллеги, собрата, священника-психолога протоиерея Бориса Нечипорова: “ученому следует различать проблему и тайну”. Наличие тайны, соприкосновение с ней, присутствие тайны в поле исследования, не унижает профессионализма. Напротив, ученый, способный провести границу знаемого и незнаемого, постижимого и непостижимого, профессиональнее того, кто отрицает присутствие непостижимого, сверхъестественного, сверхсознательного, в своей деятельности и жизни.

Душа человека, с которой, как научной категорией, мы имеем дело в христианской психологии, оставаясь тайной как таковая, раскрывается нам как являющаяся в многообразии человеческого опыта, в собственно душевной жизни, в опыте личности, в психическом, как высших функциях, в социальном, в религиозном. Аналогом может служить понятие социума в социальной психологии, понятие которое раскрывается в социологии, а не в психологии, или понятие невроза, не имеющего на сегодня психологической дефиниции, или понятие личности, занятой психологией у философии.

И все-таки, душевная жизнь раскрывается в христианской психологии как в конкретных категориях опыта: ум, воля, сердце, трезвение, страсти, покаяние, богообщение, исихия и другие. Есть и общие для психологии категории: сознания, личности, индивидуальности. Общее и специфическое, как мы понимаем, раскрывается не только в предметности, но и в методологии. Категория души требует принятия в психологический лексикон духовных категорий: благодати, откровения, преображения, энергий и других. И это не кажется нам трудным. Разве труднее оказалось принять такие сомнительные понятия как “сновидящее тело” или “дао”?

Важно добавить, что категория души имеет вполне описуемые явления в психическом, такие как творческая активность, жизнь как самобытность, ипостасность, стремление к общению и познанию.

Таким образом понятие души, столь же обоснованно может быть категорией психологии, как и психика. Само это понятие становится категорией как только мы признаем за ним иной онтологический уровень. Душа не есть нечто: орган человека, его часть, или свойство. Душа это скорее духовный способ видения и описания человека. Душа это категория, позволяющая говорить о человеке как об энергиях, как о потоке внутренних событий и состояний, самобытно существующих как человек. Душа есть понятие автономное в соотношении с психикой. Душа ни чем не детерминирована. Однако, её свобода и автономия относительны. Но относительны в отношениях с Богом.

Человек свободен! Но что это значит? Это значит, что Бог даровавший свободу, её не отнимет. Но это также значит и то, что человек – свою свободу ни завоевать, ни отнять, ни понять, не может! Он может только её освоить. Человек может дорасти до своей свободы!

Антропология

Для христианской психологии основой, богословской, мировоззренческой, философской является христианская антропология, в которой есть несколько принципиально важных моментов. Первое утверждение, основанное на христологическом догмате о двух природах во Христе – человек существо ипостасное, то есть личность. Человек никогда не есть только природа, но есть личностное. И все в нем, что природно – выражено в то же время ипостасно. “Все в человеке должно быть прекрасно” сказанное Чеховым, по-христиански может быть выражено – “все в человеке должно быть ипостасно, личностно”. Предназначение человека – стать богоподобной личностью. Причем так стать, что ничего уже природного не осталось, но все преобразилось в ипостаси, все стало личностью.

Но что же это означает для психологии? Это значит, что в человеке нельзя видеть и познавать природу, в том числе и природу психическую, а можно видеть природу воипостазированную, персонифицированную, личностную. Это значит психическое всегда есть самобытно неповторимое и индивидуально личностное, в отличие от биологически и социально культурологического обусловленного. Познание психического не есть погружение в общечеловеческое, номинативное, психологическое, а есть погружение в конкретно-личностное. Иными словами, случай Анны О., как пример психоаналитической практики З.Фрейда, который в психотерапевтических теориях может экстраполироваться на другие личности, не теряет личностных черт самой пациентки, наоборот сохраняет эти черты. Здесь личностное не просто канва симптома, но его суть. Так и всегда в психологии, психическое всегда существует в личностном. Только в личностном мы и постигаем психическое. Нет ощущений или восприятия как таковых, есть ощущения и восприятия Чехова, графа Толстого или преподобного Амвросия Оптинского, есть моё сознание, но нет сознания вообще.

Вот этот психологический аспект нам хотелось бы подчеркнуть особо. Почему, изучая психическое, исследователь углубляясь в его мышление, память, сознание, восприятие, теряет видение человека всего? Почему, зная закономерности всех психических функций нельзя построить человека, даже описать нельзя. Я хорошо помню, как и многие из моих коллег сидящих здесь, что после окончания МГУ мне было как-то неловко перед основными человеческими проблемами, в которых я ничем помочь человеку не мог. Я знал, как формировался двигательный навык у машинистки и вязальщицы, как дергался её зрачок и почему, я догадывался что её личностный портрет будет иметь невротический характер, мог даже поймать её не тех или иных оговорках. Но не мог помочь ей, как психолог, в её отношениях с людьми, в её отношении к своей жизни. Так и сейчас, знакомясь с молодыми коллегами, только окончившими психологические факультеты, невольно удивляешься: чему их там учили? Они не понимают, как формируется самоотношение, как влияет самооценка на успешность, какую роль играют страхи в их жизни, как самим преобразить свои неврозы в личностный рост. Однако ни мое поколение психологов, ни нынешнее не виновно в том, что классический предмет психологии так далек от конкретного человека. Вероятно такова историческая обусловленность психологии. Всему свое время. Так сложилась психология, что её предмет все более и более удалялся от живой жизни. И не сейчас это стало очевидным, а еще во времена Выготского. Видимо, нужно было совсем потерять свой предмет, чтобы взяться за новые поиски предметности. Нужно искать не предмет вообще, но искать человека, живую личность, конкретного носителя сознания, храм Святого Духа.

Уровни антропологического

Психическая реальность есть переплетение функционального, глубинного, мистического, телесного, но это всегда деятельность личности, она есть опосредованность, но не сама душа.

Как увидеть глазами ученого полную картину живой психической реальности? Наверное такая картинка может быть только многомерной, как стало принято говорить в последние десятилетия – системной. Однако системность предполагает единую парадигму познания. Человек, его психическая жизнь, в широком смысле слова, включающая душевную жизнь, собственно психику, личностный, духовный и личностный уровни ставят принципиально новую задачу – мета онтологическую. Видимо человека можно постичь только в онтологической методологии. Возможно ли это? Можно ли одновременно описать человека как образ Божий и как психическую личность? Как психофизическое тело и как живую душу? Здесь не просто несовместимость категорий, взятых из различных дисциплинарных уровней, но различные культуры, и даже онтологические и неонтологические категории.

Трудно не согласится, что понятие психики было рафинировано в науке для теоретических нужд. При этом оно было деонтологизировано. Не только Г.П. Щедровицкий, но многие другие теоретики психологии, говорили что предмет психологии не есть человек, не есть душа, и даже не свойства или качества человека. Что психика или высшие психические функции не есть сущностное понимание человека, но есть некий научный конструкт. Оттого его нельзя перенести в практику не выстроив особого теоретического здания этой практики.

Особая, привычная в христианской, и особенно в аскетической, письменности, категория опыта. Эта категория непросто может прижиться в психологии. Но если мы будем понимать, что в психологическом дискурсе мы можем говорить о знании, навыке, комплексе, восприятии, а в аскезе об опыте, то нам будет понятен путь нашего знания и практики, как путь христианской психологии.

Опыт самопознания, нечто сродни интроспекции в психологии, опыт аскетики, открывает обширную область явлений интереснейших для психологии: помыслы, страсти, откровение, благодать и проч. Особенно важно, как нам представляется, что категория опыта может быть одной из совместимых в психологии научной и антропологии, в христианской психологии.

В нашем представлении, опыт душевной жизни может быть рассмотрен, как говорили раньше, комплексно, однако мы скажем иначе: на разных онтологических уровнях. Мы исследовали комплекс обиды. С точки зрения психотерапии, обида есть чувство и способ отношения с другим. Её характеристики в личностном опыте более или менее известны. Понятно также, какую роль играет обиды истории личности. Психология обиды, между тем, исследована мало, а жаль. В психологической плоскости и в социально психологических и патопсихологических исследованиях комплекс обиды мог бы занять важное место. Однако, нас интересует здесь не только психологический срез. В духовном опыте обида является грехом, и имеет нравственную альтернативу – прощение, смирение. Аскетический опыт с древнейших времен исполнен прощением и покаянием в грехе обиды. Возвращаясь к психотерапии, мы сейчас чаще привлекаем такой духовный опыт. Появилось не мало работ, в которых прощение рассматривается как психологическая и психотерапевтическая реальность. На наш взгляд, комплекс обиды (и прощения) может рассматриваться и как сущностное (душа – грех – Бог – покаяние), и как психотерапевтическое (выявление - осознание – опыт прощения), и как психологическое (комплекс отношения – поведенческий навык – личностный навык). Нам представляется возможным и плодотворным рассматривать тот или иной духовный и душевный опыт как психологическую реальность, так и как антропологическую реальность. Важно при этом, не забывать о категориальных различиях, и онтологических уровнях. Такой взгляд несоизмеримо труднее метологически однородного и дисциплинарно выверенного подхода. Но к человеку иначе подходить нам кажется и нельзя.

Ипостасность

Человек может пониматься в психологии только как личность. Ипостасное понимание психической реальности, это значит, что психическое всегда обусловлено личностным, а не наоборот. Иными словами нет мышления, подчиняющегося законам логики, ассоциации, предметности, функциональности; есть мое мышление, подчиняющееся “законам” моей личности, которые могут весьма отличаться от общепризнанных представлений о мышлении. Личностное здесь значит не просто индивидуальное.

Стать личностью, богоподобной личностью – вот главная экзистенциальная и сверхличное предназначение человека. Психическая личность, которая понимается нами как одна из форм бытия человека есть один из онтологических уровней, на котором могут осуществится особые качества человека, как личности, как …

Важно только понять, что личность не есть результат саморазвития. Личность есть данность и заданность бытия человека. Человек уже личность, по богоподобию своего статуса в космосе. Но личностью психической он может стать в результате своего актуального развития. Стать личностью человек может. Но это его можение – уже результат выбора и бытия души. И выбор этот имеет, как мы уже говорили, до психическое происхождение. Это есть жизнь души.

Завершая доклад, смею утверждать, христианская психология обладает такой духовной спецификой, что при желании ученого она может быть его родным полем деятельности, научно непротиворечивым, духовно целостным и антрополгически достоверным.


[1] Так например, положено начало исследованиям молитвенного опыта в деятельностном подходе, а опыт покаяния изучается в психо-терапевтическом аспекте. Есть и иные исследования, которые соединяют психологические методы с духовной предметностью.