О предназначен­ном конце диаволь­ского града, т. е. вечном наказании осужден­ных, и о человеческих доводах против этого предмета со стороны неверу­ю­щих

Глава I

О порядке исследования, по которому сперва должна идти речь о вечном наказании осужден­ных с диаволом, а потом о вечном блажен­стве святых

В настоящей книге со всей возможной для нас (с помощью Божией) тщатель­ностью мы исследуем вопрос о том, в чем будет состоять наказание диявола и всех его приверженцев, когда оба града, из которых один – Божий, а другой – диявола, достигнут через Господа нашего Иисуса Христа, Судию живых и мертвых, своего предназначен­ного конца. Этого порядка, по которому о блажен­стве святых речь будет после, я решил придержи­ваться потому, что то и другое (наказание и блажен­ство) будет с телами, а мысль об ожида­ю­щих тела вечных муках кажет­ся более невероятной, чем мысль об ожида­ю­щем их вечном блажен­стве. Поэтому, когда я докажу, что мысль о таком наказании не должна казаться невероятной, – это мне будет весьма полезным в том смысле, что тогда скорее поверят, что бессмертие тел у святых будет чуждо всякой болезни. К тому же такой порядок не исключает­ся и боже­с­т­венными Писаниями, в которых блажен­ство добродетель­ных ставит­ся иногда прежде, как в словах: «И изыдут творив­шие добро в воскресение жизни, а делав­шие зло в воскресение осуждения» (Ин. 5,29); но иногда и после, в следу­ю­щем месте: «Пошлет Сын Человеческий Ангелов Сво­их, и соберут из Царства Его все соблазны и дела­ю­щих беззаконие и ввергнут их в печь огнен­ную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф. 13,41–43), или: «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25,46). Кто желает, найдет и у пророков и тот и другой порядок; но приводить все эти места было бы долго. Я же уже сказал, почему предпочел последний порядок.

Глава II

Могут ли тела гореть вечно в огне

На что же мне указать, чтобы неверу­ю­щие смогли убедиться, что одушевлен­ные и живые человеческие тела не только могут не разрушаться смертью, но и выдержи­вать мучения вечного огня? Они ведь не хотят, чтобы мы в этом случае ссылались на могуще­с­т­во Всемогущего, а требуют, чтобы убеждали их каким-нибудь примером. Если мы им ответим, что есть животные, которые, как смертные, подвержены разрушению, и однако же живут в обыкновен­ном огне, а один род червей находят даже в термальном источнике, температура воды которого такова, что безнаказанно никто ее коснуться не может, а между тем черви не только живут в ней безо всякого для себя вреда, но вне ее и жить-то не могут, то они или не захотят нам поверить, если мы не сможем предъявить им эти предметы, или же, если бы смогли это сделать или доказать их суще­с­т­вование, предоставив достоверных свидетелей, под влиянием того же недоверия станут утверждать, что данный факт – недостаточно убеди­тель­ный пример для предмета, о котором у нас идет речь, потому что подобные животные живут не вечно, и притом живут в указанной температуре без страданий, так как в этой соответству­ю­щей их природе стихии они испытывают животворное воздействие, а не страдание. Но разве испыты­вать в таких условиях животворное воздействие менее невероятно, чем испыты­вать страдание? Страдать в огне и все-таки жить, конечно, удиви­тель­но; но еще удиви­тель­нее жить в огне и не страдать. Если верят последнему, почему же не хотят верить и первому?

Глава III

Последователен ли вывод, что за телесным страданием следует уничтожение плоти

Но, говорят, нет такого тела, которое могло бы страдать и не умереть. Интересно, откуда они это знают? Кто скажет что-либо достоверное о телах демонов? Не в них ли страдают демоны, когда сознают­ся, что удручены великими муками? Если на это нам ответят, что нет никакого земного, грубого и видимого тела, или, выражаясь яснее, такой плоти, которая могла бы страдать и не умереть; то это значит, что они ссылают­ся на то, о чем люди узнают на основании телесного чувства и опыта. Кроме смертной плоти они не знают никакой другой, и вся аргументация их сводит­ся к тому, что чего они не испытали, того, по их мнению, и быть не может. Ибо на каком основании должны мы считать страдание доказатель­ством смерти, если само по себе оно служит скорее признаком жизни?

В самом деле, хотя речь у нас о том, может ли жить вечно то, что страдает, однако несомнен­но, что все то живет, что страдает, и что всякое страдание может быть только в живом суще­с­т­ве. Таким образом, не обязатель­но, чтобы страдание действовало разруша­ю­щим образом, потому что далеко не всякое страдание разрушает даже и смертные тела, неизбежно должен­ству­ю­щие умереть; и если какое-либо страдание может действо­вать разруши­тель­но, причина этого заключает­ся в том, что душа соединена с этим телом так, что уступает слишком сильным страданиям и уходит из тела, ибо сама связь органов и жизнен­ных частей настолько слаба, что не может выдержать той силы, которая причиняет великое или крайне сильное страдание. Между тем, тогда душа будет соединена с таким телом и таким образом, что этой связи уже не расторгнет никакая продолжи­тель­ность времени, не разрушит никакое страдание. Поэтому, хотя в настоящее время нет плоти, которая могла бы испыты­вать чувство страдания и не умереть, однако тогда плоть будет не такою, какова она теперь; равно и смерть тогда будет не такою, какова она ныне. То будег не ничтожная смерть, а смерть вечная, когда душа не будет в состоянии, не имея Бога, жить, а умирая, освободиться от телесных страданий. Первая смерть изгоняет душу из тела против воли; вторая смерть против воли будет держать душу в теле; у той и другой смерти общим являет­ся претерпевание душою от своего тела того, чего она не хочет.

Наши оппоненты обращают внимание на то, что нет плоти, которая могла бы страдать и не умереть, но не хотят замечать, что есть нечто такое, что выше тела. Ведь сам дух, присутствием которого тело живет и управляет­ся, может и испыты­вать страдания, и не умирать. Вот и оказывает­ся суще­с­т­во, которое хотя и испытывает чувство страдания, однако же – бессмертно. И в телах осужден­ных будет тогда то же самое, что, как видим, бывает теперь в душе каждого человека. А если присмотреться повниматель­ней, то страдание, называемое телесным, скорее, имеет отношение к душе. В самом деле, страдает, соб­с­т­вен­но, душа, а не тело, даже когда причина страдания души заключает­ся в теле, когда страдание чувствует­ся там, где повреждено тело. Отсюда, как тела мы называем тг/всгву­ю­щими и живыми, хотя жизнь и чувство получают они от души, так же называем тела и страда­ю­щими, хотя страдание в теле может чувство­ваться только благодаря душе.

Таким образом, душа страдает вместе с телом в той его части, где про­исходит что-нибудь, что причиняет страдание. Страдает она и одна, хотя находит­ся в теле, когда по какой-нибудь, часто невидимой, причине бывает печальна при совершен­но здоровом состоянии тела. Страдает она, когда уже и не находит­ся в теле; страдал же оный богач в аду, когда говорил: «Я мучусь в пламени сем» (Лк. 16,24). Тело же как неодушевлен­ное не страдает, так и одушевлен­ное не страдает без души. Следователь­но, если бы страдание служило основанием к прямому заключению о смерти, так, что смерть являлась бы вследствие того, что раньше имело место страдание, то свойство умирать нужно было бы приписать душе, которой, соб­с­т­вен­но, и принадлежит свойство страдать. Но так как душа, которая может страдать, умирать не может, то какое же отсюда основание верить, что те тела умрут потому, что будут подлежать страданиям? Правда, платоники говорили, что свойство бояться, желать, страдать и радо­ваться душа получает от земных тел и смертных органов. На этом основании Вергилий говорит: «Отсюда (т. е. от смертных органов земного тела) и страхи у них, и желанья, страданья и радость»1).

Но в четырнадцатой книге настоящего сочинения мы доказали им, что души, даже и очищен­ные от всякой телесной скверны, сами по себе имеют страстное желание, в силу которого начинают хотеть снова вернуться в тела. А где может быть желание, там, конечно, может быть и страдание. Ибо желание, обманутое недостижением того, к чему оно стремилось, или потерей того, чего достигло, переходит в страдание. Поэтому, если душа, которая страдает или одна, или, в наибольшей степени, имеет сама по себе известное бессмертие, то и тела те не умрут от того, что будут страдать.

Наконец, если тела служат причиной страданий душ, то почему причинять им страдание они могут, а смерть – не могут, как не потому, что непоследователен вывод, будто причина смерти заключает­ся в том, от чего про­исходит страдание? Итак, почему же невероятна мысль, что огонь может причинять тем телам страдание, а не смерть, точно так же, как тела могут причинять страдание душам, которым, однако, не могут через это причинить смерти? Следователь­но, страдание не являет­ся неопровержимым доказатель­ством будущей смерти.

Глава IV

О есте­с­т­венных примерах, рассмотрение которых показывает, что тела могут оста­ваться живыми и среди мучений

Поэтому если саламандра живет в огне, как пишут любо­знатель­ные исследователи природы животных; если некоторые всем известные горы Сицилии столь продолжи­тель­ное время, с глубокой древности и до наших дней, непрерывно извергают пламя и остают­ся целыми, тем самым непререкаемо свидетель­ствуя, что не все то гибнет, что горит; наконец, если и душа наша показывает, что не все умирает, что может страдать, то каких еще требуют от нас примеров, которые бы показывали, что нет ничего невероятного, если тела людей, осужден­ных на вечное мучение, будут сохранять душу и в огне, будут гореть, не сгорая, и страдать, не погибая? Субстанция плоти получит тогда это свойство от Того, Кто наделил все видимые нами вещи самыми удиви­тель­ными и разнообразными свойствами, которые лишь потому не возбуждают в нас удивления, что их много. Ибо кто, как не Бог, Творец всего, сообщил мясу мертвого павлина свойство не портиться? Хотя рассказ мой и покажет­ся, пожалуй, невероятным, но с нами действи­тель­но был такой случай. В Карфагене нам предложили сварен­ного павлина; мы приказали из его груди вырезать кусок мякоти, достаточной на наш взгляд величины, и спрятать; этот кусок через некоторое время, более чем достаточное для того, чтобы всякое другое мясо испортилось, когда его нам предложили, не имел никакого неприятного запаха. Спрятав его снова, мы нашли его таким же по истечении более чем тридцати дней, и таким же по истечении года, с той только разницей, что мясо сделалось несколько суше и жестче.

А кто дал соломе силу, то такую охлажда­ю­щую, что она сберегает покрытый ею снег, то такую согрева­ю­щую, что она помогает дозре­вать недозрелым яблокам? Кто объяснит удиви­тель­ные свойства самого огня, который все обожжен­ное делает черным, будучи сам светлым, – будучи самого яркого цвета сам, обесцвечивает почти все, что охватывает и поглощает и блестящий раскален­ный уголь обращает в уголь самого черного цвета? Да и это свойство огня не составляет, так сказать, правила, потому что, наоборот, побывав­шие в его пламени камни становят­ся и сами белыми; и хотя огонь имеет скорее красный цвет, а они – белый, однако белое соответствует свету, как черное соответствует тьме. Итак, когда огонь горит в дровах, раскаляя камни, он имеет противоположные действия, но не противоположные предметы. Ибо хотя дрова и камни различны между собою, однако не противоположны так, как белое и черное, из которых одно огонь про­изводит в камнях, а другое – в дровах, камни делая светлыми, а дрова темными, – не противоположны потому, что огонь исчезает и в камнях, как только потухает в дровах. А в углях разве не заслуживают удивления, с одной стороны, такая их хрупкость, что они ломают­ся от самого легкого удара и рассыпают­ся от самого слабого нажима, с другой – такая прочность, что они не разрушают­ся и не побеждают­ся никаким временем; так что их обыкновен­но подсыпают межевщики под межевые камни, дабы убедить спорщика, который вздумал бы по истечении некоторого времени доказы­вать, что поставлен­ный камень не составляет межи. Кто же, как не огонь, этот разрушитель вещей, служит причиной, что они, зарытые во влажную почву, могут так долго оста­ваться невредимыми?

Обратим также внимание на удиви­тель­ное свойство известкового камня, который, независимо от того, о чем мы говорили выше, т. е. что от огня он белеет, тогда как все другое чернеет, получает еще самым незаметным образом от огня огонь, и глыба, снаружи уже холодная, содержит в себе этот огонь столь сокровен­но, что он абсолютно неприметен ни Для одного из наших чувств, и только опытный человек знает, что он содержит­ся в извести и тогда, когда его не видно. На этом основании такую известь мы называем живой (негашеной), как будто бы этот скрытый огонь был невидимою душой видимого тела. Разве не заслуживает удивления то, что известь воспламеняет­ся тогда, когда гасит­ся? Ибо для того, чтобы она лишилась скрытого огня, известь заливает­ся и растворяет­ся водою; и вот, будучи прежде холодной, она начинает кипеть от того, от чего все кипящее охлаждает­ся. Таким образом, в то время, когда известковая масса, так сказать, испускает дыхание, огонь, быв­ший скрытым, исходя из нее, обнаруживает себя; а затем масса становит­ся, как бы вследствие смерти, такою холодной, что уже не загорает­ся от прибавления воды; и мы ту самую известь, которую называли живой, начинаем назы­вать гашеной. Что же еще можно прибавить к этому удиви­тель­ному свойству? Можно, пожалуй, прибавить следу­ю­щее. Если в известь влить не воды, а масла, которое для огня – тот же трут, налитая и растворен­ная в нем известь не закипит. Если бы о подобном удиви­тель­ном свойстве мы вычитали или от кого-либо услышали, не наблюдая этого сами, – мы сочли бы все это вымыслом или, по крайней мере, изумились бы в высшей степени. Примеры подобных явлений мы имеем перед сво­ими глазами ежедневно и они теряют для нас свое значение не потому, что заурядны, а потому, что часто повторяют­ся, подобно тому, как перестали мы удивляться некоторым и из тех диковинок, которые занесены к нам из Индии, этой удален­ной от нас страны.

У нас многие, особен­но же ювелиры и резчики драгоцен­ных камней, имеют алмаз, о котором идет молва, что он не поддает­ся ни железу, ни огню, ни чему-либо другому, за исключением козлиной крови. Но для тех, которые знают и имеют его, разве он в такой же степени диво, как для тех, перед которыми это его свойство показывает­ся в первый раз? Те же, которым его не показывали, вероятно, и не поверят этому, а если и поверят, будут удивляться, как явлению неиспытанному; если же им представит­ся случай познакомиться с ним на опыте, то хотя оно и возбудит в них удивление, как выходящее из обычного ряда явление, но повторение опыта это удивление в них мало по малу охладит. Известно, что камень-магнит имеет удиви­тель­ное свойство притяги­вать железо; когда я в первый раз это увидел, я попросту ужаснул­ся. Я видел, как этим камнем было притянуто и подцеплено железное кольцо, потом – как будто камень передал и сообщил свою силу железу, которое им было притянуто – это кольцо было придвинуто к другому и притянуло его к себе, и как первое кольцо прицепилось к камню, так второе прицепилось к первому кольцу; таким же образом прицеплено было и третье кольцо, а потом и четвертое, вот из этих взаимно соединен­ных между собою фужочков нанизалась как бы цепь колец, не внешним, а внутрен­ним образом соединен­ных одно с фугим. Кто не пришел бы в изумление перед этой силою камня, которая не только заключалась в нем самом, но и проходила через столько колец и невидимою связью прицепляла их одно к другому?

Но гораздо более удиви­тель­но то, что слышал я тро этот камень от моего собрата и соепископа Севера Милевитского. Он рассказывал, что сам видел, как некто Батанарий, комит Африки, во время пребывания у него епископа принес такой камень и держал над ним серебро, а на серебро положил железо; затем он начал двигать быв­шей внизу рукой, которою держал камень, и вместе с нею двигалось сверху и железо; в то время, как находив­шееся посередине серебро оставалось в совершен­но спокойном положении, за самыми быстрыми движениями взад и вперед камня внизу в руках человека тянулось вверху и железо к камню. Это я передал то, что видел сам и что слышал от такого лица, которому верю так, как если бы видел сам. Теперь скажу, что я читал о магните.

Если подле магнита положить алмаз, он уже не притягивает к себе железа, а если железо уже было притянуто к нему, оно тотчас отпадает, лишь только приблизит­ся алмаз. Эти камни доставляют­ся к нам из Индии; но если мы перестали удивляться и им, как нам уже вполне известным, то во сколько раз менее удивляют­ся им те, от кого мы их получаем, если они у них – вещи самые обыкновен­ные, такие же, пожалуй, как у нас известь, удиви­тель­ным образом кипящая от воды, которая обыкновен­но тушит огонь, и не кипящая от масла, от которого обыкновен­но огонь воспламеняет­ся, но которой мы не удивля­емся потому, что это для нас – обыден­ное явление?

Глава V

Сколько есть таких явлений, причины которых знать мы не можем, и однако несомнен­но, что они истинны

Несмотря на это, когда мы говорим о быв­ших или грядущих чудесах Божиих, люди неверу­ю­щие, которым мы не можем доказать их опытным путем, требуют от нас их объяснения, и так как мы не в силах этого сделать (ибо оно превышает возможности человеческого ума), считают наши слова ложью. Пусть же сами они дадут объяснение тем весьма многим удиви­тель­ным явлениям, которые мы или можем видеть, или даже видим. Если они поймут, что объяснить подобные явления человек не в состоянии, то должны будут признаться, что если что-нибудь не может быть объяснено, это еще не служит доказатель­ством, что его не было или не будет; ибо и теперь есть явления, объяснить которые мы также не можем.

Не стану слишком много распространяться о том, что сообщает­ся в книгах не о прежде быв­шем и уже минув­шем, но о существу­ю­щем еще и теперь в некоторых странах, где всякий, кто хочет и может туда отправиться, способен проверить, так ли оно на самом деле. Остановлюсь на немногом. В Сицилии есть агригентская соль; если, говорят, приблизить ее к огню, она делает­ся жидкой, как в воде, а если приблизить к воде, трещит, как в огне2).

В Гарамантах есть один источник, который днем бывает таким холодным, что из него нельзя пить, а ночью таким горячим, что нельзя к нему прикоснуться3). В Эпире есть другого рода источник, в котором горящие факелы тухнут, как и во всех других, но потухшие – зажигают­ся, не как в других4). Аркадийский камень асбест5) называет­ся так потому, что один раз зажжен­ный уже не может потухнуть6). Дерево какой-то египетской пальмы в воде не плавает, как всякое другое дерево, а тонет, и что еще удиви­тель­нее – побыв некоторое время в глубине, всплывает на поверхность, тогда как намокшее должно было бы сделаться тяжелее воды7). В земле содомитов растут и созревают яблоки, которые, если поже­вать их или подавить, обращают­ся в дым и пепел, как только лопает­ся их кожица8). Персидский камень пирит9), если сильно сжать его, обжигает руку, отчего и получил свое название10). В той же Персии растет селенит (лунный камень), внутрен­ний блеск коего увеличивает­ся и уменьшает­ся вместе с фазами луны11). В Каппадокии кобыла иногда зачинает от ветра, и такие порождения живут не больше трех лет12). Индийский остров Тилон отличает­ся от других стран тем, что всякое растущеетам дерево никогда не обнажает­ся от своей листвы13).

Пусть объяснят нам, если могут, эти и другие бесчислен­ные удиви­тель­ные явления, о которых рассказывает история, не прежде быв­ших и уже не существу­ю­щих, а существу­ю­щих и теперь стран (для меня, имеющего в виду другие цели, говорить обо всем этом подробно ни к чему), те неверу­ю­щие, которые не хотят верить боже­с­т­венным Писаниям, не считая их боже­с­т­венными имен­но потому, что в них говорит­ся о невероятных предметах, подобных тем, о которых ведет­ся настоящая наша речь. «Разум не допускает, чтобы плоть горела и не уничтожалась, страдала и не умирала», – говорят они, эти великие умники, могущие дать объяснение всем, какие только известны, чудесным предметам Пусть же объяснят они нам те немногие упомянутые нами явления, которым они, если бы о суще­с­т­вовании их не знали, а мы бы сказали, что такие явления будут, поверили бы еще менее, чем верят теперь, когда мы говорим о том, что некогда будет. В самом деле, кто из них поверил бы нам, если бы мы, подобно тому, как говорим про будущие живые тела людей, что они будут вечно гореть и страдать и, однако, никогда не умрут, сказали, что в будущем веке будет такая соль, которая от огня будет разжижаться, как от воды, а от воды трещать, как от огня; или такой источник, вода которого во время ночной прохлады будет делаться столь горячей, что к ней нельзя будет прикоснуться, а во время дневной жары, напротив, столь холодной, что ее нельзя будет пить; или такой камень, который обожжет руку того, кто его попробует сжать, или же такой, который, будучи раз зажжен­ным, не сможет уже погаснуть; и все остальное, о чем я сказал выше, опустив при этом бесчислен­ное множе­с­т­во других подобных явлений?

Итак, если бы на нашу речь о том, что будет в будущем веке, неверу­ю­щие возразили нам: «Если хотите, чтобы мы этому верили, объясните нам каждый пункт в отдель­ности»; то мы признались бы, что дать такого объяснения не можем, ибо эти и подобные дивные дела Божий превышают слабое разумение смертных. Но в то же время мы твердо убеждены, что Всемогущий не без основания устро­ил так, что слабый человеческий ум такого объяснения дать не может. И хотя нам во многих случаях и не ясно, чего Он хочет, однако очевидно, что для Него возможно все, чего бы Он ни захотел! И когда Он говорит, мы веруем Ему, так как не можем допустить в Нем ни бессилия, ни обмана. Что же эти гонители веры и искатели объяснений ответят нам относи­тель­но тех явлений, которых человек объяснить не может, но которые, однако же, существуют и, по-видимому, противоречат самому закону природы? Если бы мы сказали, что такие явления будут, неверу­ю­щие и в этом случае потребовали бы от нас объяснения, совершен­но так же, как теперь требуют от нас объяснения того, что некогда про­изойдет согласно нашему учению. А так как для объяснения этих дел Божиих недостаточны ни ум, ни слово человека, то как эти (явления) бывают, так и те будут невзирая на то, что человек не в состоянии их объяснить.

Глава VI

О том, что не все чудеса есте­с­т­венны, но весьма многие измышлены человеческой фантазией, а весьма многие про­изведены искусством демонов

На это нам могут сказать: «Ничего этого нет, и ничему этому мы не верим; все, что говорит­ся и пишет­ся об этом, – ложь»; и прибавят к этому еще и такие соображения: «Если этому следует верить, то верьте и вы тому, о чем сообщает­ся в книгах, будто бы было или существует некое капище Венеры, а в нем – подсвечник, а на подсвечнике – лампада, горящая под открытым небом так, что ее не тушат ни буря, ни дождь; отчего, подобно тому камню, она называет­ся λύχνος ἄσβεστος, т. е. неугасимая лампада». Это могут сказать нам затем, чтобы поставить нас в тупик: если мы скажем, что этому не следует верить, то таким ответом ослабим свидетель­ства о вышеприведен­ных нами чудесных явлениях; а если согласимся, что верить следует, то тем самым признаем истин­ность языческих богов. Но мы, как я сказал уже в восемнадцатой книге настоящего сочинения, не считаем необходимым верить всему, что содержит­ся в истории народов, коль скоро сами историки, по словам Варрона, во многом как бы намерен­но и с умыслом противоречат друг другу; а верим, если хотим, только тому, что не противоречит книгам, которым, по нашему убеждению, мы должны верить. Из области чудес для убеждения неверу­ю­щих в том, что будет, для нас вполне достаточно и вышеприведен­ного, что каждый из нас может проверить на опыте и чему нетрудно найти достоверных свидетелей.

Впрочем, что касает­ся капища Венеры и неугасимой лампады, то в этом случае для нас не только нет ни малейшего затруднения, но, напротив, открывает­ся широкое поле. К этой неугасимой лампаде мы прибавим и многие другие чудеса, совершаемые и людьми с помощью человеческого и магического, т. е. демонского, искусства, и самими демонами; если бы мы захотели отрицать их, то стали бы в противоречие со свидетель­ством священ­ных книг, которым мы веруем. Итак, или в лампаде той устроено было человеческим искусством какое-нибудь приспособление из камня асбеста; или же то, чему в том храме удивлялись, про­изводилось при помощи магического искусства; или, наконец, под именем Венеры находил­ся тут какой-нибудь демон, чтобы пред людьми явилось и оставалось это чудо. А к такой оседлости среди тварей, которых не они создали, а Бог, демоны приманивают­ся, смотря по своему различию, разными привлекатель­ными для них не родами пищи, как животные, а знаками, как духи, – знаками, которые соответствуют вкусу каждого из них, а имен­но – разного рода камнями, травами, деревьями, животными, заклинаниями, обрядами. Приманкою служат для них и люди, но в этом случае демоны прежде сами обольщают людей какою-нибудь коварнейшей хитростью, или отравляя их сердце тайным ядом, или прикрываясь ложной дружбой, и делают немногих из них сво­ими учениками, которые являют­ся уже учителями весьма многих. Ибо никто не мог знать, чего каждый из демонов желает, чего страшит­ся, каким именем призывает­ся, каким принуждает­ся, прежде чем сами они этому научили; имен­но отсюда и возникли магические искусства и мастера в них. Но преимуще­с­т­венно демоны овладевают сердцами людей, когда преобразуют­ся в ангелов света (2 Кор. 11,14), и этим обладанием похваляют­ся более всего. Таким образом, деяний демонских весьма много, и чем более мы признаем их удиви­тель­ными, тем с большей осторожностью должны их избегать. Но по отношению к тому, о чем идет у нас речь, они имеют и полезную для нас сторону, а имен­но: если такие дела могут делать нечистые демоны, то во сколько же раз могуще­с­т­веннее их святые ангелы, а всех ангелов – Бог, Который и самим ангелам даровал силу совершать такие чудеса?

Таким образом, если человеческое искусство, пользуясь творением Божиим, совершает столько и таких удиви­тель­ных дел (которые у греков называют­ся μηχανηματα), что люди незна­ю­щие называют их боже­с­т­венными, – к числу которых относит­ся и то, что в одном храме в полу и крыше на соразмерном расстоянии установлены были магниты, а в средине между тем и другим камнем в воздухе – железный истукан, который для незнав­ших, что находит­ся выше и ниже его, казал­ся висящим в простран­стве как бы по мановению божества, – равно и то, что, как я уже сказал, могло быть устроено искусником и в лампаде Венеры при посредстве камня асбеста; если действия магов, которых наши писания называют волхвами и чародеями, могли до такой степени возвеличить демонов, что знаменитый поэт шел, очевидно, вслед за понятиями людей, говоря о некоей женщине, которая была сильна в подобном искусстве:

Она говорит, что ее волшебство тому радует душу,
Кому она хочет, другим же печаль насылает,
Прудит в ручьях воду и звезды назад обращает.
Клич кликнет ночным божествам – сам увидишь, как дрогнет
Земля под тво­ими ногами и ясени рухнут с холмов14),

то во сколько же раз скорее Бог может совершать то, что для неверу­ю­щих невероятно, а для Его могущества – легко, когда Он же сотворил и силу камней и других вещей, и способности людей, которыми они пользуют­ся удиви­тель­ным образом, равно и превосходящие могуще­с­т­вом все земные существа ангель­ские природы, – сотворил дивной и превосходящей все чудеса силой и соверша­ю­щей, повелева­ю­щей и попуска­ю­щей премудростью, распоряжаясь всем так же чудесно, как чудесно и сотворил?

Глава VII

О том, что последним основанием веры в чудесные явления служит всемогуще­с­т­во Творца

Итак, что может помешать Богу сделать так, чтобы и тела мертвых воскресли, и тела осужден­ных вечно мучились в огне, – Богу, Который сотворил мир, наполнен­ный бесчислен­ными чудесами как на небе, так и на земле, как в воздухе, так и в водах, хотя сам этот мир есть чудо, несомнен­но, большее и превосходящее все, чем он наполнен? Но те, с которыми или против которых мы ведем речь, – которые веруют и в Бога, сотворив­шего мир, и в богов, которых Он сотворил и через которых управляет миром, и, наконец, в кудесников, как добровольных, так и вынуждаемых каким-нибудь культом и обрядом, а есте­с­т­венную силу магов не только не отрицают, но даже еще и превозносят, – когда мы говорим им об удиви­тель­ной силе других предметов, которые не суть неразумные существа, а одарен­ные разумом духи, каковы суть те предметы, о ко­их мы упомянули выше, обыкновен­но отвечают: «Такова уж сила их природы; так устроена их природа; таковы действия их природы».

Выходит, все основание, почему агригентская соль от огня делает­ся жидкой, а от воды трещит, заключает­ся в том, что такова ее природа. Но ведь такое явление представляет­ся скорее противоречащим природе, которая свойство растворять соль дала не огню, а воде, свойство же сушить ее – не воде, а огню. Но, говорят, такова уж есте­с­т­венная сила этой соли, что в огне и воде она претерпевает обратные действия. Такой же ответ дает­ся и о том гарамантском источнике, в котором одна и та же струя днем бывает холодна, а ночью горяча, являясь по тому и другому своему свойству одинаково неприятной для тех, кто к ней прикасает­ся. Такое же объяснение дает­ся и относи­тель­но другого источника, который, будучи холодным для осязания и для гашения, как и другие, зажжен­ного факела, зажигает чудесным образом факел потухший. То же самое говорит­ся и относи­тель­но камня асбеста, который, не имея никакого соб­с­т­вен­ного огня, зажжен­ный от огня постороннего горит так, что уже не может погаснуть. Равно и относи­тель­но других предметов, перебирать которые заново – скучно, хотя, по-видимому, им присуща необычайная и противная природе сила, дает­ся не иное объяснение, но то, что такова уж, говорят, их природа. Объяснение, признаюсь, весьма сжатое, и ответ достаточный. Но если Бог есть Творец всякой природы, то почему же они не хотят, чтобы мы им привели основание сильнейшее, когда на их нежелание верить чему-либо как невозможному и на требование дать этому объяснение отвечаем, что такова воля всемогущего Бога, Который потому и называет­ся всемогущим, что может все, чего пожелает; Который мог сотворить многое такое, что мы сочли бы реши­тель­но невозможным, если бы не видели этого сами или не говорили нам о том достоверные свидетели, причем не только рассказанное мною и вовсе у нас неизвестное, но и такое, что вполне известно. Ибо тому, чему у нас нет прямых свидетельств, кроме тех трех, чьи книги мы читали и что описано людьми, которые не просвещены свыше и как люди могут ошибаться, каждый по своему усмотрению может и не верить, не подвергаясь за это справедливому укору. Да я и не требую, чтобы верили всему вышеприведен­ному, ибо и сам этому не верю до такой степени, чтобы в моей мысли не оставалось уже никакого сомнения, за исключением того, что я сам узнал и что каждому легко узнать на опыте, например, что известь в воде кипит, а в масле остает­ся холодной; магнит, который и соломинки не сдвинет, притягивает железо; мясо павлина не портит­ся, а между тем даже тело Платона истлело; солома так холодна, что не допускает снег таять, и так тепла, что помогает дозре­вать яблокам; огонь, раскаляя камни, делает их белыми сообразно своему свету, а весьма многое, сжигая, чернит вопреки своему свету. Сюда же относит­ся и то, что прозрачное масло оставляет черные пятна и белое серебро проводит черные линии, а также и то, что в горящем огне дрова претерпевают такие превращения, что из самых ярких по цвету, твердых и подвержен­ных гниению превращают­ся в темные, хрупкие и не гниющие угли. Все это и весьма многое другое, о чем в настоящей книге говорить долго, я узнал вместе со многими, а кое-что и вместе со всеми. Относи­тель­но же того, приведен­ного мною, чего сам я не видел и о чем узнал из книг, а имен­но: источника, в котором зажжен­ные факелы гаснут, а погашен­ные зажигают­ся, а также яблок содомской земли, которые снаружи выглядят созрев­шими, а внутри наполнены дымом, – я даже не смог найти достоверных свидетелей, от которых мог бы доподлинно узнать, действи­тель­но лк оно так на самом деле.

Впрочем, если я не встретил людей, которые бы сказали, что видели такой источник в Эпире, то встречал таких, которые знали подобный источник в Галлии, недалеко от Гренобля. Что же касает­ся плодов содомских деревьев, то о них не только упоминают заслужива­ю­щие доверия сочинения, но и многие, как говорят, видели их сами, так что в этом случае я не могу сомне­ваться. Об остальном же я не считаю нужным ни утверждать, ни отрицать; а привел все это потому, что вычитал о нем у историков из лагеря тех, против которых ведет­ся наша речь, – привел с целью показать, как многие из них безо всякого основания верят многому такому, о чем пишет­ся в сочинениях их ученых; между тем, когда мы говорим, что всемогущий Бог сотворит такое, что превышает их опыт и чувство, словам нашим не хотят верить, хотя нами приводит­ся и основание. Ибо что может быть приведено лучше и сильнее того основания, какое приводим мы, когда говорим, что Всемогущий может исполнить то, предсказание о чем мы читаем там же, где предсказано Им многое и другое, что видим уже исполнив­шимся? Все это, что считает­ся невозможным, исполнит­ся потому, что предсказал об исполнении Тот, Кто обещал, что неверу­ю­щие народы уверуют невероятному, и исполнил это.

Глава VIII

Нет противоречий природы, если в каком-нибудь предмете, природа которого известна, оказывает­ся нечто отступа­ю­щее от того, что было известно

Нам скажут, что не верят нашим словам о вечных страданиях человеческих тел и в то же время об их бессмертии потому, что организация-де человеческих тел совершен­но иная; что в данном случае не может иметь применение то основание, которое приводилось выше в применении к чудесным природам; что нельзя-де сказать, что такова их есте­с­т­венная сила, такова их природа, потому что не такою мы знаем природу человеческой плоти. На это мы могли бы ответить на основании священ­ных Писаний, что одна и та же человеческая плоть иначе была устроена до греха, т. е. так, что могла не подвергаться смерти; и иначе являет­ся устроен­ною после греха, какою мы знаем ее в злополучном состоянии настоящей смертности, когда она продолжать жизни без конца не может. Точно так же и в воскресении мертвых она организована будет иначе, чем как известно нам теперь. Но поскольку этим нашим писаниям, в которых изображает­ся, как человек был в раю и как он был далек от необходимости смерти, они не верят (ведь если бы они им верили, нам нечего было бы и толко­вать с ними пространно о будущем наказании осужден­ных); то мы из сочинений их мудрейших писателей должны привести что-нибудь такое, из чего было бы видно, что всякий предмет может оказаться иным, чем каким он был известен в ряду других предметов прежде по суще­с­т­венным признакам своей природы.

В книгах Марка Варрона, озаглавлен­ных «О про­исхождении римского народа», пишет­ся следу­ю­щее (привожу в тех самых выражениях, в каких оно читает­ся у Варрона): «На небе, – говорит он, – совершилось удиви­тель­ное чудо: в звезде Венере, которую Плавт называет Вечерней звездою15), а Гомер – Геспером, с прибавлением эпитета «прекраснейший», про­изошло, как пишет Кастор, такое диво, что звезда эта изменила цвет, величину, форму и течение, чего не было ни прежде, ни после Адраст Кизический и Дион Неаполь­ский, известнейшие математики, говорили, что это случилось при царе Огиге». Писатель, подобный Варрону, не назвал бы, конечно, этого чудом, если бы оно не казалось ему противным природе, потому что все чудеса мы называем явлениями, противными природе. Но на самом деле они не противны природе. Ибо как может быть противным природе то, что совершает­ся по воле Божией, когда воля Творца есть природа всякой сотворен­ной вещи? Чудо противно не природе, а тому, как известна нам природа. Кто перечислит все множе­с­т­во чудес, о которых рассказывает история народов? В настоящем случае мы обратим внимание только на одно вышеприведен­ное, имеющее отношение к предмету, о котором ведет­ся наша речь. Что, кажет­ся, еще до такой степени подчинено Творцом небесной и земной природы порядку, как не строжайше рассчитанное движение светил? Что утверждено такими точными и непреложными законами? И однако, когда захотел Тот, Кто своей высочайшей властью управляет всем сотворен­ным, звезда, которая по сравнению с другими весьма известна своей величиною и светом, изменила цвет, величину, форму и, что всего удиви­тель­нее, порядок и закон своего движения. И это нарушение порядка про­изошло тогда, когда, без сомнения, суще­с­т­вовали уже какие-нибудь таблицы астрологов, которые считались составлен­ными путем безошибочных вычислений прошедших и будущих движений звезд и на основании которых смело говорили, что случай со звездою Венерой не имел места ни прежде, ни после! А в боже­с­т­венных Писаниях мы читаем, что даже само солнце один раз остановилось, когда этого просил у Господа Бога святой муж, Иисус Навин, пока начатое им сражение не окончит­ся победою (Нав. 10,13), а в другой – отодвинулось назад, когда это, соединен­ное с обетованием Божиим чудо должно было служить знамением, что царю Езекии прибавляет­ся пятнадцать лет жизни (Ис. 38,8). Но и эти, совершен­ные по заслугам святых чудеса, признавая их действи­тель­ность, приписывают магическим искусствам! Отсюда объясняют­ся и вышеприведен­ные мною слова Вергилия:

Прудит в ручьях воду и звезды назад обращает,

ибо в священ­ных книгах читаем, что и река остановилась в верхней своей части, а в нижней – утекла, когда переходил через нее под предводитель­ством упомянутого Иисуса Навина народ Божий (Нав. 4,18); то же совершилось, когда переходили реку пророк Илия, а потом и ученик его Елисей (4 Цар. 2,8, 14); и великое светило отступило назад в царствование Езекии, как я уже об этом упомянул. Что же касает­ся описанного у Варрона случая со звездою Венерой, то у него не сказано, чтобы это имело место по просьбе какого-нибудь человека. Итак, пусть неверу­ю­щие не отуманивают себя знанием природ, как будто боже­с­т­венною силой в той или другой вещи не может совершиться что-либо иное по сравнению с тем, как люди знают ее природу опытным путем; хотя уже и само то, что в природе вещей всем известно, не меньше было бы удиви­тель­ным и для всякого вниматель­ного наблюдателя порази­тель­ным, если бы люди не имели обыкновения удивляться только явлениям редким. Кто, например, вниматель­но присмотрев­шись к бесконечному разнообразию и к такому сходству людей по природе, не заметил того весьма удиви­тель­ного явления, что каждый из них имеет свой особен­ный вид, так что если бы все они между собою не были сходны, то вид их не отличал­ся бы от остальных животных, а если бы, с другой стороны, не были друг от друга отличны, то каждый не разнил­ся бы от остальных людей? Таким образом, тех же самых, которых мы признаем сходными, в то же время находим и отличными. Но более удивления возбуждает наблюдение различия, потому что общность природы, по-видимому, скорее требует сходства. И однако, ввиду того, что удивление возбуждают только редкие явления, мы гораздо более удивля­емся, когда встречаем двух людей настолько друг на друга похожих, что постоянно или часто их путаем.

Но, может быть, тому, что я привел из Варрона, хотя он и считает­ся у них ученейшим историком, они не верят как факту действи­тель­ному, или же пример этот представляет­ся им мало­убеди­тель­ным ввиду того, что звезда та изменила свое движение ненадолго и потом снова приняла обычное свое течение. В таком случае есть нечто другое, что может быть наблюдаемо ими еще и теперь и из чего, по моему мнению, они должны убедиться, что хотя бы они и имели некоторое знакомство с таким или иным устройством природы, все же это еще не дает им права делать предписания Богу, будто бы Он не может превратить или изменить эту природу в нечто совершен­но иное по сравнению с тем, как она им известна. Страна содомитов не была, конечно, такою, какова она теперь, а находилась в одинаковом с другими положении и отличалась одинаковым и даже большим плодородием, так как в боже­с­т­венном Писании сравнивает­ся с садом Господним (Быт. 13,10). Но после того, как подвергалась небесной каре, – о чем свидетель­ствует их же история16) и что примечают в ней еще и теперь быва­ю­щие в тех местах, – она поражает страшным смрадом, а ее яблоки под обманчивым видом зрелости внутри заключают пепел. Вот: не была она такою, а теперь – такова! Творец природ чудесным изменением привел ее природу в это ужаснейшее состояние и такою она продолжает оста­ваться в течение столь долгого времени.

Таким образом, как не было невозможным для Бога создать природы, какие Он хотел, так не невозможно для Него и в созданных про­изводить какие Ему угодно перемены. Отсюда про­исходит и множе­с­т­во чудес, которые у них называют­ся monstra, ostenta, portenta, prodigia, – такое множе­с­т­во, что если бы я захотел их перечислять и припоминать, не было бы и конца настоящему сочинению. Monstra (знамения) называют так от monstrando (означать), так как они уясняют что-нибудь знаком; ostenta (предуказания) – ostendendo (указы­вать); portenta (предзнаменования) – от portendendo (предзнамено­вать); наконец, prodigia (предвещания) называют так потому, что они наперед говорят, предрекают будущее. Но пусть уж сами их гадатели решат, каким образом при посредстве этих явлений они или ошибались, или же по внушению духов, которые старают­ся сетями вредного любо­пытства уловить души людей, заслужива­ю­щие такого наказания, предсказывали действи­тель­ные события, или, наконец, среди болтовни наталкивались случайно на частичку истины. Что же касает­ся нас, то все явления, соверша­ю­щиеся на первый взгляд вопреки природе или называемые таковыми (этому человеческому способу выражения следует и апостол, говоря, что дикая маслина, привитая вопреки природе к хорошей маслине, становит­ся общником корня и сока маслины (Рим. 11,17, 24), – все эти их знамения, предуказания, предзнаменования, предвещания у нас должны служить знамениями, предуказаниями, предзнаменованиями того, что сотворит Бог, – что Свои предсказания относи­тель­но человеческих тел Он исполнит, не встретив никакого затруднения, никакого воспрещения со стороны закона природы. А какие это были предсказания, это, полагаю, я достаточно показал в предыдущей книге, почерпнув их из священ­ных Писаний, новых и ветхих; если не все, относящиеся к предмету, то столько, сколько казалось мне достаточным в пределах настоящего сочинения.

Глава IX

О геене и свойстве вечных мучений

Итак, что Бог сказал через Своего пророка о вечном наказании осужден­ных, так оно и будет, непремен­но будет: «Червь их не умрет, и огонь их не угаснет» (Ис. 66,24). Для сильнейшего запечатления этих слов и Господь Бог, разумея под членами, соблазня­ю­щими человека, таких людей, которых кто-либо любит как свои члены, и повелевая их отсекать, говорит: «Лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геен­ну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает». Так же говорит и о ноге: «Лучше войти тебе в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геен­ну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает». Не иначе говорит и о глазе: «Лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геен­ну огнен­ную, где червь их не умирает, и огонь не угасает» (Мк. 9,43–48). Три раза сряду повторил Он одно и то же; кого не устрашит это повторение, эта столь сильная угроза вечным мучением, изречен­ная боже­с­т­венными устами?

Между тем, по мнению некоторых, то и другое, т. е. огонь и червь, относит­ся к мучениям духа, а не тела. Тех, говорят они, которые отделены будут от царства Божия, будет сжигать скорбь поздно и бесплодно ка­ю­щегося духа; поэтому не было ничего несообразного наз­вать эту сжига­ю­щую скорбь огнем; отсюда и апостол говорит: «Кто соблазняет­ся, за кого бы я не воспламенял­ся?» (2 Кор. 11,29). То же, полагают, нужно разуметь и относи­тель­но червя. Ибо, говорят, написано: «Как моль одежду и червь дерево, так и печаль точит сердце мужу» (Притч. 25,20.). Те же, которые не сомневают­ся, что в будущих муках наказаниям будут подлежать и дух, и тело, утверждают, что тело будет жечься огнем, а дух подтачи­ваться своего рода червем печали. Хотя последнее мнение вероятнее, так как нелепо думать, чтобы тогда или дух, или тело были свободны от страдания; однако, по моему мнению, вернее сказать, что то и другое относит­ся к телу, чем одно к телу, а другое к духу. В вышеприведен­ных словах боже­с­т­венного Писания о страдании духа умалчивает­ся; потому что само собою понятно, хотя и не высказывает­ся, что когда будет страдать таким образом тело, дух будет мучиться бесплодным раскаянием. Ибо и в ветхозаветном Писании читаем: ???«Наказание плоти нечестивого – огонь и червь» (Сир. 7,19). Могло бы быть сказано и короче: «Наказание нечестивого». Почему же сказано «плоти нечестивого», если не потому, что то и другое, т. е. огонь и червь, будет наказанием плоти? А если о наказании плоти сказано потому, что в человеке будет подлежать наказанию то, что жило по плоти (ибо по этой причине человек вступит во вторую смерть, как указывает апостол в словах: «Если живете по плоти, то умрете» (Рим. 8,13), то пусть каждый выбирает, что ему угодно: или приписывает телу огонь, а духу червя, – первое в буквальном смысле, а последнее в переносном; или же то и другое – телу в буквальном смысле. Выше я уже достаточно показал, что животные могут жить в огне, гореть не уничтожаясь и страдать не умирая, чудесным действием всемогущего Творца; кто отрицает возможность этого для Него, тот не знает, от Кого про­исходит все, что только есть удиви­тель­ного во всех природах. Ибо Он есть Бог, сотворив­ший в мире все те великие и малые чудеса, о которых мы упомянули, и еще несравнен­но большие, о которых не упомянули, и заключив­ший их в этом мире, представля­ю­щем собою величайшее из всех чудо.

Итак, пусть каждый выбирает одно из двух, что ему угодно, – пусть думает, что червь относит­ся или к телу в буквальном смысле, или к духу в смысле переносном. А что из этих двух истинно, это яснее покажет само дело, когда наступит такое знание святых, что для них не будет нужды в опыте для исследования тогдашних мучений, а для познания и этого предмета будет достаточно одной только мудрости, которая тогда будет полной и совершен­ной. Ибо ныне мы знаем только отчасти (1 Кор. 13,9). А до тех пор будем верить, что будущие тела будут подвергнуты мукам посредством огня.

Глава Х

Может ли огонь геенский, если он огонь материальный, сво­им прикосновение жечь злых духов, т. е. нематериальных демонов

Теперь возникает вопрос: если огонь будет не фигуральным, вроде страданий духа, а материальным, вредным для непосред­с­т­вен­ного прикосновения, так что в нем будут мучиться тела, то каким образом он будет служить наказанием и для злых духов? Ибо один и тот же огонь будет определен для наказания и людей, и демонов, по слову Христа: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его» (Мф. 25,41). Разве что предположить, что и демоны, как полагают ученые люди, имеют своего рода тела из этого сгущен­ного и текучего воздуха, ощущение которого получает­ся, когда дует ветер. Если бы этот род элемента не мог испыты­вать никакого действия от огня, то он и не жег бы, разгорячен­ный в банях. Чтобы жечь, он прежде разжигает­ся сам, т. е. делает то, чему сам подвергает­ся. Если же кто-либо станет утверждать, что демоны вовсе не имеют тел, то относи­тель­но этого предмета не сто­ит входить ни в тщатель­ное исследование, ни в препиратель­ство. Разве мы не можем сказать, что материальный огонь удиви­тель­ным для нас, но тем не менее действи­тель­ным образом может служить наказанием и для бестелесных духов, когда души людей, будучи тоже бестелесными, как в настоящее время заключены в телесные члены, так и тогда будут связаны неразрывно узами своего тела? И не имея никаких тел, духи демонов (или лучше – духи-демоны), хотя и бестелесны, привлекут­ся к мучениям посредством материальных огней; не так, разумеет­ся, чтобы эти огни, к которым демоны будут привлечены, сами одушевлялись через соприкосновение с ними и становились животными, состоящими из тела и духа, а, как я сказал, удиви­тель­ным и необъяснимым образом получая от огней наказание и не давая им пищи. Ибо ведь и тот способ, каким души соединяют­ся с телами и становят­ся животными, в полном смысле слова удивителен и реши­тель­но непонятен для человека; а между тем, это и есть сам человек.

Я бы сказал, что духи, не имеющие тела, будут гореть так, как горел в аду известный богач, когда говорил: «Я мучусь в пламени сем» (Лк. 16,24), если бы не предвидел соответству­ю­щего возражения, что то пламя было таким же, какими были и глаза, которые богач поднял и которыми увидел Лазаря, каким был язык, прохладить который он желал, каким, наконец, был палец Лазаря, с помощью которого он просил это сделать; там души были без тел. Отсюда, как пламя, в котором горел богач, так и капля, которой он просил, были такими же, каковы бывают видения спящих или в состоянии экстаза видящих бестелесные вещи, хотя и имеющие подобия тел. Да и сам человек, хотя в этих видениях участвует духом, а не телом, видит себя, однако, до такой степени подобным своему телу, что реши­тель­но не может провести между ними различия. Но та геен­на, называемая также огнен­ным и серным озером (Откр. 20,10), будет огнем материальным и будет терзать муками тела осужден­ных, – людей ли и демонов вместе, грубые у первых и воздушные у последних, или только тела людей вместе с духом, а демоны будут мучиться духом без тел, привлечен­ные только для наказания к материальному огню, но не сообщая ему жизни. Ибо для тех и других будет один огонь, как изрекла сама Истина (Мф. 25,41).

Глава XI

Согласно ли со справедливостью, чтобы время мучений было продолжи­тель­нее, чем время грехов

Равным образом, некоторые из тех, против которых мы защищаем град Божий, находят несправедливым, чтобы за грехи, как бы велики они ни были, но совершен­ные в короткое время, кто-либо был бы осужден на вечные мучения; как будто когда-нибудь справедливость какого-нибудь закона стремилась к тому, чтобы каждый нес наказание в продолжение имен­но того времени, в течение которого он совершил то, за что наказывает­ся. Туллий пишет, что в законах указывают­ся восемь родов наказаний, имен­но: штраф, тюрьма, телесное наказание, возмездие, лишение чести, ссылка, смерть, рабство Какое же из этих наказаний, соответ­с­т­вен­но скорости преступления, определяет­ся на такое короткое время, чтобы отбывалось в течение такого же срока, в какой совершено преступление? Исключение может составлять разве что возмездие. Отсюда и изречение закона: «Глаз за глаз, зуб за зуб» (Исх. 21,24).

Дело, конечно, возможное, что каждый по суровому закону мести лишает­ся глаза в такое же короткое время, в какое сам учинил это другому Но если за поцелуй чужой жены подвергнуть телесному наказанию, то употребив­ший на поцелуй одно мгновение разве не чувствует боли от ударов в течение нескольких часов, и приятность мимолетного удоволь­ствия разве не наказывает­ся продолжи­тель­ным страданием? А в тюрьме разве каждый осуждает­ся отсидеть столько времени, сколько им было употреблено на совершение того, за что он заслужил заключение, когда считает­ся, например, делом вполне справедливым, если подвергает­ся многолетнему заключению в кандалы раб, нанесший господину оскорбление словом или действием? А штраф, бесчестие, ссылка, рабство, не смягчаемые никакою милостью, разве в пределах настоящей жизни не представляют­ся подобными вечным наказаниям? Ибо вечными они не могут быть потому, что сама жизнь, которая ими наказывает­ся, не простирает­ся в вечность; тем не менее преступления, подвергнутые продолжи­тель­ным наказаниям, совершают­ся в самое короткое время; и нет такого человека, который бы думал, что наказания преступников должны оканчи­ваться так же скоро, как скоро совершает­ся человеко­убийство, или прелюбо­деяние, или святотатство, или иное какое-нибудь злодейство, но всякий полагает, что каждое из них должно быть измеря­емо не продолжи­тель­ностью времени, а величиной непотребства и нечестия. А когда кто-либо наказывает­ся за какое-нибудь великое преступление смертью, разве законы считают наказанием время умерщвления, которое весьма коротко, а не то, что наказуемый навеки исключает­ся из общества живых?

Между тем, удаление людей из настоящего смертного града через наказание путем первой смерти равносильно удалению людей из бессмертного града через наказание путем второй смерти Ибо как законы настоящего града не призывают умерщвлен­ного снова к жизни, так же точно и законы того града не призывают осужден­ного на вторую смерть к вечной жизни. Каким же образом, говорят, истинны слова вашего Христа: «Какою мерою мерите, такою же отмерит­ся и вам» (Лк. 6,38), если времен­ный проступок наказывает­ся вечным наказанием? В этом случае они не обращают внимания на то, что об одной и той же мере сказано не в смысле равного протяжения времени, а в смысле взаимности зла, т. е. в том смысле, что соверша­ю­щий зло его же и терпит. Впрочем, слова Господа можно понимать в применении к тому предмету, о котором Он говорил, про­износя эти слова, а имен­но: о судах и осуждениях Так, кто судит и присуждает неправильно, когда судит­ся и осуждает­ся правильно сам, получает хотя и не то, что дал другим, но тою же самою мерой. Он дал путем суда, от суда и терпит, хотя через осуждение оказал несправедливость, а сам терпит уже по справедливости.

Глава XII

О великости прародитель­ского преступления, за которое все, обрета­ю­щиеся вне благодати Спасителя, повинны вечному мучению

Но вечные мучения, на человеческий взгляд, потому кажут­ся жестокими и несправедливыми, что при настоящем расслаблении смысла смертных нет V нас того чувства высочайшей и чистейшей мудрости которое позволило бы нам осознать, какое безмерное преступление совершено было нашими прародителями. Ибо чем большим прародитель пользовал­ся от Бога, с тем большим нечестием оставил Бога и сделал­ся достойным вечного зла, сам погубив то благо, которое могло быть вечным За это осуждена вся масса человеческого рода, потому что учинив­ший это впервые наказан со всем потомством, которое в нем коренилось, так что от этого справедливого и заслужен­ного наказания никто не освобождает­ся иначе, как мило­сердной и незаслужен­ной благодатью, и род человеческий распределяет­ся таким образом, что на некоторых открывает­ся вся сила благодати, на остальных же – вся сила правосудного отмщения. А то и другое на всех не открывает­ся, потому что, если бы все оставались в состоянии наказания вечным осуждением, ни на ком не проявилась бы мило­сердная благодать Искупителя; с другой стороны, если бы все возводились от тьмы к свету, ни на ком не осуще­с­т­вилась бы строгость отмщения Но в последнем состоянии находит­ся гораздо большее число, чем в первом, чтобы видно было, чему должны были бы быть повинны все. Если бы это состояние было уделом всех, то и в таком случае никто не имел бы права упрекать правосудие Бога-Отмстителя; а если от него столь многие освобождают­ся, то пусть они воздают великую благодарность за этот незаслужен­ный дар Бога-Освободителя.

Глава XIII

Против мнения тех, которые полагают, что мучениям после смерти грешники подвергают­ся в целях очищения

Между тем платоники, хотя и полагают, что никакие проступки не должны оста­ваться безнаказанными, но думают, что все мучения, определя­емые как человеческими, так и боже­с­т­венными законами, своею целью имеют исправление или в настоящей жизни, или же после смерти, если в настоящей жизни кто-либо или совсем не наказывает­ся, или наказывает­ся так, что не исправляет­ся. Отсюда известная сентенция Марона, который, сказав о земных делах и смертных членах, прибавляет о душах:

Отсюда и страхи у них, и желанья, страданья и радость;
И звук не доходит до них, заключен­ных в их мрачной темнице;

а вслед за этим говорит:

Чтоб жизнь за границей заката остапася с ними;

т. е. чтобы их не покинула жизнь и в последний день.

Но зло и тогда не прейдет, и не все до конца
Телесные язвы минуют несчастных: глубоко
Врастает в нас многое, с чем мы сживались так долго;
Мучения терпят они, за грехи свои прежние
Несут наказанья: иные, простертые в воздухе,
Висят в нем; злодейства других в пучинах глубоких
Смывают­ся черные; кто-то в огне очищает­ся17).

Придержива­ю­щиеся этого мнения не признают после смерти никаких мучений, кроме очисти­тель­ных; и так как высшими на земле стихиями служат вода, воздух и огонь, то, полагают, все, заражен­ное земным осквернением, очищает­ся одной из этих стихий. Так, у Вергилия указывает­ся на воздух в словах. «Простертые в воздухе висят», на воду в словах: «В пучинах глубоких», на огонь в словах: «Кто-то в огне очищает­ся». Признаем и мы, что существуют в настоящей смертной жизни некоторые очисти­тель­ные мучения, не такие, каким подвергают­ся люди, жизнь которых оттого не делает­ся лучше, а напротив, даже хуже, но мучения действи­тель­но очисти­тель­ные, от которых подвергнутые им исправляют­ся. Все же другие мучения, как времен­ные, так и вечные, боже­с­т­венным промыслом – как и должен каждый смотреть на них – ниспосылают­ся или за грехи как прошлые, так и те, в которых еще живет наказуемый, или же для упражнения и обнаружения добродетелей, – ниспосылают­ся при посредстве людей и ангелов, как добрых, так и злых. Ибо если кто-нибудь терпит нечто злое по непотребству или ошибке другого, грешит в этом случае человек, который по невежеству или по несправедливости учиняет кому-нибудь что-нибудь злое, а не Бог, который по справедливому, хотя и сокровен­ному определению это попускает. Но времен­ные мучения претерпевают одни только в настоящей жизни, другие после смерти, а некоторые теперь и тогда, но во всяком случае раньше оного строжайшего и последнего суда. И те, которые претерпевают времен­ные муки после смерти, не все идут в вечные мучения, имеющие быть после этого суда. Ибо, как я сказал выше, некоторым прощает­ся в будущем веке то, что не прощает­ся в настоящем (Мф. 12,32), т. е. они не будут подвергнуты нескончаемым мучениям будущего века.

Глава XIV

О времен­ных мучениях настоящей жизни, которым подвержен человеческий род в своем теперешнем состоянии

Между тем, в высшей степени редки люди, которые не несли бы наказаний в настоящей жизни, а только лишь после нее. Однако мы и сами знали, и от других слышали, что были такие, которые до самой глубокой старости не болели даже самой легкой лихорадкой и провели всю жизнь спокойно; хотя обыкновен­но жизнь смертных есть уже сама по себе непрерывное наказание, потому что она – непрерывное искушение, как называют ее священ­ные книги, в ко­их написано: «Не искушение ли жизнь человеку на земле?» (Иов. 7,1). И действи­тель­но, немалое наказание составляет одно только неразумие или невеже­с­т­во, которое считает­ся до такой степени заслужива­ю­щим презрения, что учиться какому-либо ремеслу или грамоте заставляют детей посредством мучи­тель­ных наказаний, и само это обучение, к которому дети побуждают­ся наказаниями, для них так мучи­тель­но, что они предпочитают иногда переносить наказания, какими побуждают­ся к науке, чем учиться. Да и кто не пришел бы в ужас и не предпочел бы умереть, если бы ему предложили на выбор или претерпеть смерть, или снова пережить детство? Начиная свое появление на свет не смехом, а плачем, дитя тем самым бессознатель­но дает наперед знать, в какие бедствия оно впало. Один только Зороастр, говорят, при своем рождении засмеял­ся; но и ему этот чудовищный смех не предрек ничего доброго. Говорят, что он был изобретателем магических искусств; однако же эти искусства не в силах были для мнимого счастья настоящей жизни помочь ему против врагов; будучи царем бактрийцев, он был побежден ассирийским царем Нином. По­истине, написанное: «Тяжкое иго на сынах Адамовых, от дней исхода из чрева матерей их, до дней погребения их в матери всех» (Сир. 40,1) исполняет­ся с такой необходимостью, что даже дети, освободив­шиеся банею возрождения от уз первородного греха, в котором одном были повинны, испытывая много зла, страдают иногда от нападений злых духов. Это страдание, впрочем, не вредит детям, если они оканчивают жизнь в этом возрасте даже под тяжестью самого этого страдания, служащего причиной отделения души от тела.

Глава XV

О том, что все дело благодати Божией, извлека­ю­щей нас из глубины древнего злополучия, имеет отношение к новому порядку будущего века

Однако же в тяжком иге, лежащем на сынах Адама от дня исхода из чрева матери и до дня погребения в общую матерь, заключает­ся и это удиви­тель­ное зло затем, чтобы мы были благоразумны и понимали, что настоящая жизнь сделалась для нас мучи­тель­ной вследствие того в высшей степени непотребного греха, который был создан в раю, и что все, совершаемое в нас Новым заветом, имеет отношение ни к чему иному, как к новому наследию нового века, дабы, получив теперь залог, мы наследовали в свое время и то, залогом чего он служит, а пока ходили в надежде и, со дня на день совершен­ствуясь, умерщвляли духом дела плотские (Рим. 8,13). Ибо «познал Господь Сво­их» (2 Тим. 2,19); и «все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии» (Рим. 8,14). Но (сыны Божии) по благодати, а не по природе. По природе есть только один Сын Божий, ради нас по мило­сердию сделав­шийся Сыном Человеческим, чтобы мы, будучи по природе сынами человеческими, стали по благодати сынами Божиими. Ибо, оставаясь неизмен­ным, Он принял от нас нашу природу, чтобы в ней воспринять нас, и непреложно сохраняя Свое боже­с­т­во, сделал­ся причастным нашей слабости, чтобы мы, изменив­шись на лучшее, совлекали свое смертное и греховное состояние через общее с Ним, бессмертным и праведным, дополняя это добро в благости Его природы высшим добром. Ибо как через одного согрешив­шего (Рим. 5,12) мы дошли до столь великого зла; так через одного и того же оправдыва­ю­щего, человека и вместе – Бога, достигаем столь великого блага.

Никто не должен считать себя перешедшим от первого к последнему до тех пор, пока не будет там, где не будет уже никакого искушения, пока не достигнет мира, приобретаемого ценою многих и разнообразных подвигов этой брани, в которой плоть желает противного духу, а дух – противного плоти (Гал. 5,17). Подобной брани никогда не было бы, если бы человеческая природа силою свободной воли устояла в той правоте, в которой была сотворена. Но не захотев оста­ваться в мире с Богом, когда была блажен­ною, ныне, потеряв блажен­ство, она враждует сама с собою. И однако, хотя существует в настоящее время эта плачевная вражда, она все же лучше, чем предыдущая история человечества. Гораздо лучше, конечно, когда борют­ся с пороками, чем когда без всякой борьбы остают­ся в подчинении у них. Лучше, говорю, война с надеждой на вечный мир, нежели плен без всякой мысли об освобождении. И мы желаем избавиться от этой войны, горим огнем боже­с­т­венной любви к приобретению того строжайшим порядком исполнен­ного мира, где низшее непреложно подчинено высшему. Но если (не дай Боже!) нет уже никакой надежды на такое благо, то мы должны лучше оста­ваться в тягостном состоянии этой борьбы, чем без борьбы допустить порокам возобладать над собою.

Глава XVI

Под какими законами благодати находят­ся возрожден­ные всех возрастов

Впрочем, мило­сердие Божие к сосудам мило­сердия, предуготованным к славе, так велико, что даже первый возраст человека, т. е. младенче­с­т­во, подчиня­ю­щееся плоти без всякого сопротивления, и второй, называемый детством, в который разум еще не начал борьбы с плотью и находит­ся под влиянием почти всех порочных удоволь­ствий, так как дитя по слабости ума еще не способно к наставлению, хотя уже владеет даром слова и вышло из младенчества, – даже эти два первых возраста, если они приняли таин­ства Ходатая, т. е. переведены от власти тьмы в царство Христово, хотя бы и умерли в этих летах, не только не предназначают­ся к вечным мукам, но даже не претерпевают после смерти никаких очисти­тель­ных наказаний. Для них достаточно одного духовного возрождения, чтобы после смерти не вредило им то обстоятель­ство, что плотское рождение сопряжено со смертью. Но коль скоро дитя вступает в возраст, в котором начинают­ся обучение и возможность подчинения закону, оно должно начинать борьбу с пороками и вести ее настойчиво, чтобы не склониться к грехам, уже заслужива­ю­щим осуждения. И если эти пороки привычкой к победам еще не усилились, они легко побеждают­ся и уступают, а если привыкли побеждать и властво­вать, то победа над ними становит­ся весьма трудной. Истинно эта победа достигает­ся только при условии услаждения истинной праведностью, которая существует лишь в Христовой вере. Ибо эаз повелева­ю­щий закон существует, а в духе нет соответству­ю­щего ему расположения, то запрещение юдстрекает греховное желание, и когда оно побеждает, – виновность и в нарушении закона.

С другой стороны, бывают случаи, когда самые явные пороки побеждают­ся другими скрытыми пороками, считаемыми добродетелями людьми, в которых царствует гордость и гибель­ная надмен­ность само­услаждения. Отсюда, пороки должны считаться побежден­ными тогда, когда они побеждают­ся любо­вью к Богу, сообщаемой только самим Богом и только через Ходатая Бога, человека Иисуса Христа, Который сделал­ся причастным нашей смертности, чтобы мы были причастны Его божеству. Весьма немногие так счастливы, что с самой юности своей не совершают никаких достойных осуждения грехов, заключа­ю­щихся в позорных поступках или преступлениях, или же в каком-либо непотребном и нечестивом заблуждении, а все, к чему только могло склонить их плотское удоволь­ствие, подавляют изобильно сообщен­ными силами духа. Наибольшая же часть людей с принятием обязатель­ств закона сначала побеждают­ся преоблада­ю­щими пороками и делают­ся нарушителями закона, и только тогда уже прибегают к помощи благодати и при ее посредстве, путем более искрен­него раскаяния и более настойчивой борьбы становят­ся победителями, подчинив сперва свой ум Богу, а потом уму – плоть. Итак, всякий, кто хочет избежать вечных мучений, должен не только креститься, но и оправдаться во Христе, и, таким образом, перейти от дьявола к Христу. Относи­тель­но же очисти­тель­ных наказаний должно думать, что если они и будут, то во всяком случае будут ранее того последнего и страшного суда. Не следует, впрочем, отрицать, что и сам тот вечный огонь, смотря по заслугам, для одних из грешников будет легче, а для других – тяжелее, вследствие ли того, что его сила и жар будут различны, смотря по заслужен­ному каждым наказанию, или же жечь он будет одинаково, но не с одинаковой мучи­тель­ностью будет ощущаться.

Глава XVII

О тех, по мнению которых никакие мучения людей не будут продолжаться вечно

Теперь считаю необходимым обратиться со своей речью и с мирным рассмотрением уже к нашим милостивцам, по мнению которых или все люди, ко­их правосуднейший Судья найдет заслужива­ю­щими геен­нского наказания, или же некоторые из них мучиться будут не вечно, а после известного простран­ства времени, более или менее продолжи­тель­ного, смотря по свойствам грехов каждого, будут освобождены от этих мучений. В этом случае милостивее других был Ориген, который полагал, что даже сам диявол и его ангелы, после более продолжи­тель­ных и тяжких наказаний сообразно заслужен­ному, будут освобождены от этих мук и присоединены к святым ангелам. Но отчасти за это, отчасти за кое-что другое, в особен­ности же за мнение о беспрестанно череду­ю­щихся блажен­ствах и злополучиях и бесконечно повторя­ю­щихся через определен­ные промежутки веков переходах и возвратах от блажен­ства к злополучиям и наоборот, Ориген был отвергнут церковью, и вполне заслужен­но, так как на самом деле не оказал­ся и мило­сердным, потому что усвоял святым состояния истинно-злополучные, когда они претерпевают муки, и ложно-блажен­ные, когда они не имеют истинного и безмятежного, т. е. чуждого всякого страха, наслаждения вечным благом.

Совершен­но иначе под влиянием человеческого сострадания погрешает мило­сердие тех, которые считают злополучия людей, осужден­ных на последнем суде, времен­ными, и даже для всех них, рано или поздно имеющих получить помилование, допускают вечное блажен­ство. Если это второе мнение потому хорошо и верно, что мило­сердно, то его нужно было бы считать тем лучше и вернее, чем оно мило­серднее. Пусть же источник этого мило­сердия распространит­ся и прольет­ся и на осужден­ных ангелов, которые, хотя и после длинного ряда веков, но должны же быть помилованы. Почему же он, распространяясь на всю человеческую природу, должен отчасти иссякнуть, когда доходит до ангель­ской? Но они не осмеливают­ся простирать своего мило­сердия далее сказанного и не доводят его до помилования самого дьявола. Правда, некто был более смелым и превзошел их; за то, как оказалось, он впал в тем более грубое и превратное заблуждение против прямого слова Божия, чем более считал себя милостивым.

Глава XVIII

О тех, по мнению которых никто из людей не будет осужден на страшном суде ради ходатайства святых

Есть и такие (я сам в сво­их беседах имел дело с подобными людьми), которые, по-видимому, питая уважение к священ­ным Писаниям, по своему поведению не заслуживают одобрения, и, защищая себя, приписывают Богу гораздо большее мило­сердие к человеческому роду, чем выше­упомянутые. Они говорят, что хотя о людях порочных и неверу­ю­щих в Писании и сказано, что они достойны мучения, но когда дело дойдет до суда, победит мило­сердие. Мило­сердный Бог, говорят они, помилует их по молитвам и ходатайству Сво­их святых. Ибо, если святые молились за них тогда, когда видели в них врагов, то не тем ли более будут молиться за них, когда увидят их унижен­ными и покорными? Ведь нельзя же допустить, чтобы святые были чужды чувству мило­сердия тогда, когда будут преисполнены совершен­нейшей святости, чтобы они, молив­шиеся за сво­их врагов, когда и сами не чужды были греха, не стали молиться за сво­их просителей, когда не будут уже иметь никакого греха. Разве Бог не послушает тогда молений стольких и таких сынов Сво­их, когда в этой святости их не будет встречать ничего, что затрудняло бы их моления? И как те, которые допускают, что неверу­ю­щие и недостойные люди претерпевают муки в продолжении долгого времени, и после того освобождают­ся от всех зол, так особен­но часто эти в свою защиту ссылают­ся на свидетель­ство псалма, в котором говорит­ся: «Не­ужели Бог забыл мило­вать? Не­ужели во гневе затворил щедроты Сво­и?» (Пс. 76,10) Гнев Его, говорят они, выражает­ся тем, что все недостойные вечного блажен­ства будут самим Судьею осуждены на вечное наказание. Но если Бог допустит это наказание на долгое или на какое бы то ни было время, Он во всяком случае должен будет для этого в Своем гневе затворить Свои щедроты; чего, как говорит псалом, Он не сделает.

Угрозу суда Божия, хотя и никто не будет осужден, они считают угрозою не ложной точно так, как мы не можем наз­вать ложной изречен­ную Богом угрозу, что он истребит город Ниневию (Ион. 3,4); хотя то, что Он предрек безо всякого условия, не исполнилось. Он не сказал: «Ниневия истребит­ся, если (жители ее) не покают­ся и не исправят­ся», но предвозвестил истребление этого города, не сделав такого добавления. Эту угрозу они считают истинною потому, что Бог предрек то, чего (ниневитяне) заслуживали действи­тель­но хотя и не допустил исполниться Своей угрозе. Ибо, говорят, хотя Он пощадил уже покаявшихся, но Он, несомнен­но, знал, что они покают­ся, и тем не менее безусловно и реши­тель­но предрек, что истребление это было предсказано на основании строгости, потому что они того заслуживали; но оно не последовало в силу мило­сердия, которого Бог не затворил в Своем гневе, пощадив повинив­шихся от наказания, каким угрожал строптивым. Если же, говорят, Бог оказал пощаду тогда, когда этой пощадой опечалил Своего святого пророка, то не тем ли более щедрую пощаду окажет Он тогда, когда о пощаде будут Его молить все святые? Но об этом, предположение о чем строят они в своем уме, священ­ное Писание, по их мнению, умолчало потому, чтобы многие под страхом времен­ных или даже вечных наказаний исправились и чтобы, таким образом, было кому молиться за тех, которые не исправились.

Впрочем, они не думают, чтобы боже­с­т­венные Писания молчали об этом совершен­но. Ибо как, говорят они, понимать слова: «Как много у Тебя благ, которые Ты хранишь для боящихся Тебя» (Пс. 30,20), если не так, что эти многие блага боже­с­т­венного мило­сердия были сокрыты ради страха? Поэтому, прибавляют, и апостол сказал: «Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помило­вать» (Рим. 11,32), давая понять, что Им никто не будет осужден. Впрочем, и придержива­ю­щиеся этого мнения не простирают его до помилования или освобождения от всякого наказания дьявола и его ангелов. Свое человеческое мило­сердие они простирают только на одних людей, а главным образом имеют в виду себя самих, суля под видом всеобщего мило­сердия к человеческому роду обманчивую безнаказан­ность сво­им погибель­ным нравам; поэтому в проповеди о мило­сердии Божием они превзойдут тех, которые эту безнаказан­ность сулят даже князю демонов и его свите.

Глава XIX

О тех, которые полную безнаказан­ность за грехи сулят даже еретикам, ради приобщения Тела Христова

Есть и другого рода обеща­ю­щие освобождение от вечного наказания, но не всем людям, а только омытым крещением Христа, которые делают­ся причаст­никами тела Его, как бы они ни жили, в какой бы ереси и нечестии ни находились, ради того, что говорил Иисус «Хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я – хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек» (Ин. 6,50–51). Таким образом, говорят, они необходимо избавляют­ся от вечной смерти и непремен­но приводят­ся к вечной жизни.

Глава XX

О тех, которые обещают помилование не всем, а только возрожден­ным в кафолической церкви, хотя бы после того они впали во многие преступления и заблуждения

Есть и такие, которые обещают это не всем, имеющим крещение Христа и таин­ство Его тела, а одним лишь католикам, хотя бы они жили и дурно, потому-де, что не в таин­стве только, а самим делом они вкусили тело Христово, будучи причастными тому телу Его, о котором говорит апостол: «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10,17); так что хотя бы впоследствии они и впали в какую-либо ересь или даже в языческое идолопоклон­ство, но поскольку получили крещение Христа и вкушали Его тело в теле Христовом, т. е. в католической церкви, они не умрут навечно и непремен­но наследуют вечную жизнь; и как бы велико ни было их нечестие, оно будет иметь значение не по отношению к вечности мучений, а по отношению к их продолжи­тель­ности и силе.

Глава XXI

О тех, которые утверждают, что оста­ю­щиеся в кафолической вере, хотя бы они жили весьма порочно и за это заслуживали бы мучений, будут спасены ради основания веры

А есть такие, которые ввиду написанного. «Претерпев­ший же до конца спасет­ся» (Мф. 24,13) обещают это спасение только остав­шимся в католической церкви, хотя и живущим в ней порочно, а имен­но – спасение через огонь по заслуге спаси­тель­ного основания, о коем говорит апостол: «Ибо никто не может положить другого основания, кроме положен­ного, которое есть Иисус Христос. Стро­ит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоцен­ных камней, дерева, сена, соломы, – каждого дело обнаружит­ся; ибо день покажет, потому что в огне открывает­ся, и огонь испытывает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он стро­ил, усто­ит, тот получит награду; а у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасет­ся, но так, как бы из огня» (1 Кор. 3,11–15). Таким образом, говорят, христианин-католик имеет в основании Христа, какового основания не имеет ни одна ересь, отделив­шаяся от един­ства Его тела. Ради этого-то основания, хотя бы христианин-католик жил и порочно, как бы надстраивая дерево, сено, солому, он, полагают, будет спасен посредством огня, т. е. помилован будет после мучений в том огне, на какой осуждены будут на последнем суде порочные.

Глава XXII

Встречал я и таких, по мнению которых мучиться в вечном огне будут только лишь те люди, которые не заботят­ся во искупление сво­их грехов творить дела мило­сердия по слову апостола Иакова: «Суд без милости не оказав­шему милости» (Иак. 2,13). Следователь­но, говорят они, кто творит милость, к тому, хотя бы он в своем поведении и не делал­ся лучшим, а при делах мило­сердия жил непотребно и нечестиво, суд будет милостивым, так что он или совсем не подвергнет­ся осуждению, или же будет освобожден от этого осуждения после долгого или короткого времени. Поэтому-то они полагают, что сам Судья живых и мертвых упомянул, что как стоящим направо, которым Он дарует вечную жизнь, так и стоящим налево, которых осудит на вечное наказание, Он будет говорить только о делах мило­сердия, совершен­ных или не совершен­ных (Мф. 25,34). К этому же, говорят они, относит­ся и ежедневное прошение молитвы Господней: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6,12). Ибо тот творит, конечно, милость, кто прощает грех согрешив­шему пред ним. Сам Господь объяснил это, говоря: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6,14–15). Таким образом, слова апостола Иакова, что суд будет без милости для того, кто не творит милости, относят­ся и к этому роду милости. Между тем, говорят, Господь сказал: «Если и вы простите людям, простит и вам Отец ваш грехи ваши», не указывая, большие ли это грехи, или малые. Отсюда, полагают, даже и тем, которые до самого последнего дня своей жизни живут погибель­но, ежедневно в силу этой молитвы прощают­ся все грехи их, каковы бы они ни были, как и сама эта молитва про­износит­ся ежедневно, лишь бы только они взяли за правило прощать от сердца всякий раз, когда просят у них милости те, которые повредили им каким-нибудь грехом. Когда я, с помощью Божией, отвечу на все (эти возражения), тогда и конец настоящей книге.

Глава XXIII

Против мнения тех, по словам которых наказания ни для диавола, ни для людей злых не будут вечны

Прежде всего надо решить, почему Церковь отвергла разглаголь­ствования людей, обеща­ю­щих очищение или помилование дияволу, хотя бы и после великих и самых продолжи­тель­ных мучений. Столь многие святые и сведущие в ветхих и новых священ­ных книгах мужи нимало не завидовали тому, что те или иные, сколько бы их ни было, ангелы после таких или иных, как бы они ни были велики или малы, наказаний получат очищение и блажен­ство в небесном царстве. Но они видели, что не может быть пустым и бессильным боже­с­т­венный приговор, который Господь, как сам Он предсказал, про­изнесет на суде: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дияволу и ангелам его» (Мф. 25,41), – приговор, показыва­ю­щий, что дьявол и ангелы его будут гореть в вечном огне. Видели также, что не может быть бессильным и написанное в Апокалипсисе: «А диявол, прельщав­ший их, ввержен в озеро огнен­ное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков» (Откр. 20,10). Там сказано – «вечный», здесь – «веки веков»; выражения эти на языке священ­ного Писания означают обыкновен­но только время, не имеющее конца. Поэтому в объяснении, почему истиннейшее благо­честие считает твердым и непреложным, что диявол и его ангелы не будут участ­никами праведности и жизни святых, не может быть указано иной более правильной и очевидной причины, кроме слов Писания, никого не обманыва­ю­щего, что Бог не пощадил (2 Пет. 2,4) и присудил их держать пока связанными в темницах подземного мрака и наказать на последнем суде, когда их примет вечный огонь, в котором они будут мучиться во веки веков. А если так, то каким образом можно думать, что от вечности этого мучения, после того или иного времени, освободят­ся люди, все ли то, или же некоторые, не ослабляя тем верования, что наказание демонов будет вечным? Если те, которым будет сказано: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дияволу и ангелам его», все ли то, или же только некоторые будут в этом огне не вечно, то почему же нам следует думать, что вечно будут в нем дьявол и его ангелы? Разве приговор Божий, который про­изнесен будет одинаково для злых ангелов и людей, по отношению к ангелам будет истинным, а по отношению к людям – ложным?

Так, конечно, было бы, если бы силу имело не то, что сказал Бог, а то, что измышляют люди. Но так как этого быть не может, то пока есть время, жела­ю­щие избежать вечного наказания должны не аргументиро­вать против Бога, а повино­ваться боже­с­т­венному учению. Затем, какое основание вечное мучение понимать как огонь продолжи­тель­ного времени, а вечную жизнь – как жизнь без конца, когда Христос в одном и том же месте, в одном и том же приговоре о том и другом сказал: «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25,46)? Если то и другое вечно, то очевидно, что то и другое нужно понимать или как продолжи­тель­ное, но конечное, или же как постоянное и бесконечное. То и другое соотносят­ся друг с другом как равные, поэтому как мучение, так и жизнь – вечны. Но говорить, – «Вечная жизнь будет без конца, а наказание вечное будет иметь конец», – совершен­ная нелепость. Отсюда, так как вечная жизнь святых будет без конца, то для тех, для кого назначено будет вечное наказание, наказание это, без всякого сомнения, также не будет иметь конца.

Глава XXIV

Против мнения тех, которые полагают, что на суде Бог пощадит всех виноватых ради молитв святых

Этот довод имеет силу и против тех, которые, защищая самих себя, осмеливают­ся идти против слов Божиих, как бы движимые большим мило­сердием, т. е. представляют дело так, что если Бог говорит, что люди будут страдать, то слова эти истинны в том смысле, что люди заслуживают страдания, а не в том, что они будут страдать (действи­тель­но). Ибо, говорят, Бог помилует их по молитвам святых Сво­их, которые тогда тем более будут молиться за врагов сво­их, чем более будут святыми, и молитва их, когда они не будут уже иметь никакого греха, будет тем действи­тель­нее и достойнее внимания Божия. Почему же при этой совершен­нейшей святости и будучи в состоянии сво­ими чистейшими и мило­серднейшими молитвами все вымолить, святые не будут молиться и за ангелов, для которых приготовлен вечный огонь, дабы Бог смягчил и для них приговор Свой, сделал их лучше и освободил от этого огня? Или, может быть, отыщет­ся кто-нибудь такой, кто и это сочтет возможным, утверждая, что и святые ангелы вместе со святыми людьми, которые тогда будут равны ангелам Божиим, будут молиться за заслужив­ших наказание ангелов и людей, чтобы и они были освобождены по мило­сердию от того, чего они действи­тель­но заслужили? Но так никто из истинно веру­ю­щих не говорил и не скажет. Иначе нет причины, почему Церковь, которой Учитель Бог заповедал молиться за сво­их врагов, не молит­ся за диявола и его ангелов.

По той же самой причине, по какой Церковь ныне не молит­ся за злых ангелов, которых она знает как сво­их врагов, она и на страшном суде, хотя будет тогда совершен­ной по святости, не будет молиться за людей, осужден­ных на муки в вечном огне. В настоящее время она молит­ся за тех, которых в человеческом роде считает сво­ими врагами, соб­с­т­вен­но потому, что настоящее время – время плодотворного покаяния. Ибо о чем, по преимуществу, молит она для них, если не о том, чтобы Бог дал им, как говорит апостол, «покаяния к познанию истины, чтобы они освободились от сети дьявола, который уловил их в свою волю» (2 Тим. 2,25–26)? Ведь если бы о некоторых она с точностью знала, что они хотя и находят­ся еще в настоящей жизни, но уже предопределены идти в вечный огонь с дьяволом, то так же он стала бы молиться за них, как и за самого дьявола. Но так как она с этой стороны ни в ком не уверена, то молит­ся за всех находящихся в теле и враждебных ей людях; только не за всех бывают услышаны ее молитвы. Молитвы ее принимают­ся только за тех, которые, хотя и противят­ся Церкви, однако предопределены к тому, чтобы молитвы Церкви о них были услышаны и чтобы они сделались сынами Церкви. Если же некоторые до самой смерти своей сохраняют нераскаянное сердце и из врагов не делают­ся сынами, разве Церковь за них, т. е. за души таких умерших, молит­ся? Почему это, как не потому, что тот считает­ся уже на стороне диявола, кто, пока находил­ся в теле, не перешел на сторону Христа?

Итак, причина, почему тогда Церковь не будет молиться за людей, заслужив­ших наказание вечным огнем, та же самая, почему она теперь не молит­ся и тогда не будет молиться за злых ангелов; по той же причине, молясь за людей, она уже и в настоящее время не молит­ся за умерших неверных и нечестивых. Молитва самой Церкви или же благо­честивых людей за некоторых умерших бывает услышана; но лишь за тех возрожден­ных во Христе, жизнь которых в теле была проведена не настолько дурно, чтобы считать их не заслужива­ю­щими подобного мило­сердия, и не настолько хорошо, чтобы это мило­сердие было для них уже не нужно. Точно так же и тогда, когда наступит воскресение мертвых, будет немало таких, которым после мучений, испытанных душами умерших, будет оказано мило­сердие, так что они не будут посланы в вечный огонь. Ибо не было бы и сказано о некоторых, что им не отпустит­ся ни в сем, ни в будущем веке (Мф. 12,32), если бы не было таких, которым хотя в настоящем веке и не отпущено, однако отпущено будет в будущем. Но так как Судья живых и мертвых одним скажет: «Приидите, благословен­ные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира», а другим, напротив: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дияволу и ангелам его», и «пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25,34, 41, 46), то было бы крайне дерзко отрицать вечное наказание для кого-либо из тех, о которых Бог сказал, что они пойдут в вечную муку, чтобы путем подобного убеждения привести к отчаянию или сомнению и в самой вечной жизни.

Таким образом, на основании слов псалма: «Не­ужели Бог забыл мило­вать? Не­ужели во гневе затворил щедроты Сво­и?» (Пс. 76,10) никто не должен думать, будто приговор Божий о добродетель­ных людях – приговор истинный, а о злых – ложный, или же о добродетель­ных людях и злых ангелах – истинный, а о людях злых – ложный. Ибо эти слова псалма относят­ся к сосудам мило­сердия и к сынам обетования, одним из числа ко­их был и сам пророк, который, сказав: «Не­ужели Бог забыл мило­вать? Не­ужели во гневе затворил щедроты Сво­и?», вслед за тем продолжает: «И сказал я: «вот мое горе – изменение десницы Всевышнего» (Пс. 76,11). Эти слова служат объяснением сказанного им: «Не­ужели во гневе затворил щедроты Сво­и?» Гнев Божий – это сама смертная жизнь, где человек уподобил­ся суете и дни его проходят как тень (Пс. 143,4). Однако в этом гневе Бог не забывает быть и милостивым, повелевая Своему солнцу светить на добрых и злых и посылая дождь на праведных и неправедных (Мф. 5,45), и, таким образом, в гневе Своем не затворяет щедрот Сво­их. В особен­ности же (милость Божия видна) в том, что выражает псалом в словах: «Вот... изменение десницы Всевышнего»; так как Бог уже в самой этой злополучной жизни, которая есть гнев Его, переменяет судьбу сосудов мило­сердия на лучшее, хотя гнев Его на их настоящем поврежден­ном состоянии остает­ся, потому что щедроты Свои Он не затворяет во гневе Своем. Отсюда, так как истина этой боже­с­т­венной песни имеет полное приложение к настоящей жизни, то нет необходимости понимать ее в приложении к тому времени, когда не принадлежащие к граду Божию будут подвергнуты вечному наказанию. Но те, которым хотелось бы это изречение относить к будущим мукам нечестивых, пусть понимают его так, по крайней мере, что Бог в Своем гневе, который откроет­ся в вечном наказании, не лишит (нечестивых) Сво­их щедрот, а сделает их мучения не такими суровыми, каких они достойны, – пусть понимают не так, что мучения эти или совсем не наступят, или же некогда прекратят­ся, а так, что они будут мягче или легче по сравнению с заслужен­ными. В таком случае Бог и в гневе Своем останет­ся, и в этом гневе Своем не затворит щедрот Сво­их. Это мнение, впрочем, я хотя и не отвергаю, но на нем отнюдь и не настаиваю.

Впрочем, те, по мнению которых слова: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный» (Мф. 25,41), и еще: «И пойдут сии в муку вечную» (Мф. 25,46), и еще: «И будут мучиться день и ночь во веки веков» (Откр. 20,10), и далее: «Червь их не умрет, и огонь их не угаснет» (Ис. 66,24), и другие подобного рода сказаны скорее в смысле угрозы, чем действи­тель­ного приговора, – те стоят в полном и реши­тель­ном противоречии не столько со мною, сколько с самим боже­с­т­венным Писанием. В самом деле, ниневитяне принесли покаяние в настоящей жизни (Ион. 3,7) и потому – покаяние плодотворное, подобно тем сеятелям на поле, которые по воле Божией сеют со слезами пожинаемое после с радостью (Пс. 125,6); тем не менее, кто будет отрицать исполнение на них того, что предсказал Господь, кроме разве человека, мало понима­ю­щего, как истребляет Бог грешников не только в гневе Своем, но и в милости? Грешники истребляют­ся двояким образом, – или как содомляне, когда наказывают­ся за свои грехи сами люди, или же как ниневитяне, когда через покаяние разрушают­ся только грехи людей. Следователь­но, предсказание Божие исполнилось: Ниневия, которая была злою, истреблена, и явилась Ниневия добрая, которой не было. Ибо, хотя стены и дома остались целы, но город был истреблен в сво­их порочных нравах. Таким образом, хотя пророк и был опечален, что устрашив­шее ниневитян пророче­с­т­во не исполнилось (Ион. 4,1–3), однако то, что предсказано было предвидящим Богом, исполнилось, так как Предсказав­ший знал, как лучше должно было оно исполниться.

А чтобы ложные милостивцы знали, к чему относит­ся написанное: «Как много у Тебя благ, которые Ты хранишь для боящихся Тебя», пусть прочитают, что следует далее: «Которые приготовил упова­ю­щим на Тебя» (Пс. 30,20). Что значит хранишь боящимся и приготовил упова­ю­щим, как не то, что тем, которые из страха мучений желают создать праведность от закона, не мила праведность Божия (Рим. 10,3), так как они ее не знают? Ее они и не вкусили (Ин. 4,18). Они надеют­ся на себя, а не на Бога, и множе­с­т­во благости Божией для них закрыто потому, что они хотя и боят­ся Бога, но тем рабским страхом, которого нет в любви, ибо «совершен­ная любо­вь изгоняет страх» (1 Ин. 4,18). Блага Свои Бог уготовляет упова­ю­щим на Него через внушение им любви к Себе, чтобы хвалясь из чувства чистого страха, – не того страха, который изгоняет­ся любо­вью, а который пребывает во веки веков (Пс. 18,10), – они хвалились о Господе. Праведность Божия есть Христос, Который, как говорит апостол, «сделал­ся для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением, чтобы было, как написано: «хвалящийся хвались Господом» (1 Кор. 1,30–31). Этой праведности, даруемой благодатью без всяких заслуг, те, которые хотят создать свою соб­с­т­вен­ную праведность, не знают, и потому праведности Божией, т. е. Христу, не повинуют­ся (Рим. 10,3). В ней-то, в этой праведности, и заключает­ся то многое множе­с­т­во благости Божией, ради которой в псалме говорит­ся: «Вкусите, и увидете, как благ Господь!» (Пс. 33,9). И вкушая ее в своем настоящем стран­ствовании, но не насыщаясь вполне, мы тем более алчем и жаждем ее, чтобы насытиться тогда, когда узрим Его, как Он есть (1 Ин. 3,2), и когда исполнит­ся написанное: «В правде буду взирать на лице Твое; пробудив­шись, буду насыщаться образом Тво­им» (Пс. 16,15). Имен­но в таком смысле Христос соделывает многое множе­с­т­во Своей благости упова­ю­щим на Него. Если же Бог скрывает (хранит) Свою благость от боящихся Его в том смысле, как они понимают, т. е. в смысле благости, по которой Он не будет судить нечестивых, чтобы правильно жили не зна­ю­щие этой благости и только боящиеся осуждения, и чтобы, таким образом, было кому молиться за живущих неправедно, то в каком же смысле Он соделывает Свою благость упова­ю­щим на Него, когда, по их мнению, по этой благости Он не будет судить тех, которые на Него не уповают?

Итак, пусть ищут той благости, которую Бог уготовляет упова­ю­щим на Него, а не той, которую Он будто бы приготовляет презира­ю­щим и хулящим Его. За пределами настоящей жизни человек напрасно ищет того, чего не хотел приготовлять, находясь в своем теле. Точно так же и слова апостола: «Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помило­вать», сказаны не в том смысле, будто Он никого не осудит, а в том, какой вытекает из предыдущей речи апостола. Ибо, сказав об иудеях, имеющих впоследствии уверо­вать, апостол обращает­ся со сво­ими словами к уверовав­шим уже язычникам, которым писал свои послания: «Как и вы некогда были непослушны Богу, а ныне помилованы, по непослушанию их, так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы» (Рим. 11,30–31). Вслед за этим прибавляет он слова, которые они ложно толкуют в свою пользу, и говорит: «Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помило­вать» (Рим. 11,32). Кого это всех, если не тех, о которых апостол вел свою речь раньше, как бы говоря теперь так: «И вас, и их»? Таким образом, и язычников, и иудеев, «кого Он предузнал, тем и предопределил (быть) подобными образу Сына Своего» (Рим. 8,29), всех заключил в непослушание, чтобы они, почувствовав через покаяние горечь своего непослушания и обратив­шись через веру к святости мило­сердия Божия, восклицали словами псалма: «Как много у Тебя благ, которые Ты хранишь для боящихся Тебя и которые приготовил упова­ю­щим на Тебя!» Итак, Бог милостив ко всем сосудам мило­сердия. Но к кому имен­но «ко всем»? Да к тем, кого Он как из язычников, так и из иудеев предопределил, призвал, оправдал и прославил; только из этих всех Он не осудит никого, а не вообще из всех людей.

Глава XXV

Могут ли благодаря таин­ствам надеяться на освобождение от вечного наказания те, которые крещены у еретиков, и после вследствие дурной жизни делают­ся худшими, или которые возрождены у кафоликов, но уклоняют­ся в ереси и расколы, или которые хотя и не отклонились от кафоликов, у которых возрождены, но продолжают жить порочно

Ответим и тем, которые не обещают освобождения от вечного огня не только дияволу и его ангелам, но даже и всем людям, а обещают только тем, которые омыты крещением Христа и делают­ся причаст­никами Его тела и крови, как бы при этом они ни жили, в какой бы ереси или нечестии ни находились. Но против таких говорит апостол в словах: «Дела плоти известны; они суть: прелюбо­деяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийство, бесчин­ство и тому подобное; предваряю вас, как и прежде предварял, что поступа­ю­щие так Царствия Божия не наследуют» (Гал. 5,19–21). Эти слова, очевидно, ложны, если подобного рода грешники после известного времени наследуют царствие Божие. Но так как слова апостола не ложны, то ясно, что царства Божия такие не наследуют. А если царства Божия они никогда не наследуют, то будут находиться в вечном мучении, потому что среднего места, где бы был свободен от вечного наказания тот, кто не вселен будет в царство Божие, не существует.

Поэтому есте­с­т­венно спросить, как же следует понимать сказанное Господом Иисусом: «Хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я – хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек» (Ин. 6,50–51). Но толкование этих, кому мы отвечаем сейчас, устраняет­ся теми, кому мы должны отвечать после; последние будущее помилование обещают не всем, принима­ю­щим таин­ство крещения и тела Христова, а только лишь католикам, хотя живущим и худо, потому что, говорят они, католики тело Христово вкушали не только в таин­стве, но и самим делом, входя в состав того тела Христова, о котором говорит апостол: «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10,17). Таким образом, кто принадлежит к един­ству тел а Его, т. е. к обществу членов-христиан, – тела, таин­ство которого веру­ю­щие в причащении обыкновен­но получают от алтаря, – тот справедливо должен быть назван ядущим тело Христа и пьющим кровь Его. Отсюда, отделив­шиеся от един­ства этого тела еретики и раскольники могут также принимать это таин­ство, но не в пользу себе, а во вред, и не только не получат за это помилование в будущем, а напротив, будут еще строже судимы; так как они не принадлежат к тому союзу мира, выражением которого служит это таин­ство.

Но и те, в свою очередь, которые правильно понимают, что тот не должен назы­ваться ядущим тело Христово, кто не принадлежит к телу Христову, неправильно обещают освобождение от наказания в вечном огне таким, которые от един­ства этого тела отступают или в ересь, или даже в языческое суеверие. Во-первых, они должны иметь в виду, насколько недоступно и реши­тель­но несогласно со здравым смыслом, чтобы многие, даже почти все, которые, отпав от католической церкви, создали нечестивые ереси и сделались ересиархами, имели лучшую участь, нежели те, которые католиками никогда не были, будучи уловлены в сети еретиков, – лучшую, если таких ересиархов освобождает от вечного наказания то обстоятель­ство, что они крестились в католической церкви и на первых порах принимали в истинном теле Христовом таин­ство тела Христа; так как отступник от веры и из отступника став­ший ее гонителем гораздо, конечно, хуже, нежели тот, кто от нее никогда не отступал, потому что никогда к ней не принадлежал. Во-вторых, апостол имеет в виду и их, когда про­износит вышеприведен­ные слова и по перечислении подобных плотских дел предрекает с одинаковой достоверностью: «Поступа­ю­щие так Царствия Божия не наследуют» (Гал. 5,21).

Затем, не должны быть беспечными в сво­их пагубных и осуждения заслужива­ю­щих нравах и те, которые остают­ся, по-видимому, до конца в общении с католической церковью, имея при этом в виду слова: «Претерпев­ший же до конца спасет­ся» (Мф. 10,22); но вследствие нечестивой жизни теряют саму праведность, т. е. Христа, или прелюбо­действуя, или совершая в своем теле другие постыдные деяния, о которых апостол не захотел и говорить, или утопая в постыдной роскоши, или делая что-нибудь из того, о чем говорит апостол: «Поступа­ю­щие так Царствия Божия не наследуют». Все, дела­ю­щие подобные дела, будут непремен­но подвергнуты вечному наказанию, потому что быть в царствии Божием не могут. Ибо, оставаясь в подобных делах до конца настоящей жизни, они, конечно, не должны быть названы до конца пребыв­шими во Христе, потому что пребыть во Христе значит пребыть в вере Его. Вера же эта, как определяет ее тот же апостол, действует любо­вью (Гал. 5,6). А любо­вь, как говорит он в другом месте, «не делает ближнему зла» (Рим. 13,10). Не могут быть названы такие и вкуша­ю­щими тело Христа, потому что не должны причисляться к числу членов Христа. Не говорю о другом, но они в одно и то же время не могут быть членами Христа и членами блудницы (1 Кор. 6,15). Наконец, и Сам, сказав­ший: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6,56), показывает, что есть тело Христа и пить кровь Его – это не только таин­ство, но и само дело; это и значит – пребы­вать во Христе, чтобы и Христос пребывал в нем. Христос сказал как бы так: «Кто не пребывает во Мне и в ком Я не пребываю, тот пусть не говорит и не думает о себе, что он ест тело Мое и пьет кровь Мою». Таким образом, те во Христе не пребывают, которые не суть члены Его, а те не члены Христа, которые сделались членами блудницы, если только они не совлекут с себя этого зла покаянием и путем примирения не возвратят­ся к благу.

Глава XXVI

Что значит иметь в основании Христа и кому обещает­ся спасение через посредство огня

Но, говорят, христиане-католики в основании имеют Христа, от един­ства с Которым они не отступают, и хотя бы на этом основании они стро­или самую худую жизнь, вроде дерева, сена и соломы (1 Кор. 3,11–12), правая вера, по которой Христос есть для них основание, хотя и с ущербом, – так как то, что созидает­ся на этом основании, будет сожжено, – но может рано или поздно спасти их от вечности этого огня. Таким пусть кратко ответит апостол Иаков: «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его?» (Иак. 2,14). Но, возразят, кто же это тот, о ком говорит апостол Павел: «Сам спасет­ся, но так, как бы из огня» (1 Кор. 3,15)? Спросим вместе и мы, кто это такой; хотя вне всякого сомнения, это не тот (кого разумеют они), чтобы не оказались противоречащими друг другу изречения двух апостолов, когда один из них как бы говорит: «Хотя бы кто имел за собою и дурные дела, его спасет вера посредством огня», а другой: «Если кто добрых дел не имеет, разве вера может его спасти?»

Мы определим, кто может спастись посредством огня, если прежде определим, что значит иметь в основании Христа. На этот раз лучше всего обратиться к самому этому сравнению; в здании ничто не кладет­ся прежде основания, поэтому Христос служит основанием только для того, кто носит Его в своем сердце так, что выше Христа для него не существует ничего земного и времен­ного, даже и дозволен­ного. Если же подобные предметы он ставит выше Христа, то хотя, по-видимому, и имеет Христову веру, но основанием для него служит не Христос; а если при этом, преступая спаси­тель­ные заповеди, он совершает недозволен­ное, то не тем ли более очевидно, что он Христа повелева­ю­щего или дозволя­ю­щего ставит не впереди, а позади, предпочитая постыдно следо­вать соб­с­т­вен­ной похоти вопреки Его повелениям или дозволениям? Таким образом, если кто-либо из христиан любит блудницу и, прилепляясь к ней, становит­ся одним с нею телом (1 Кор. 6,16), такой уже в основании имеет не Христа. Если же кто любит свою жену, если любит ее по Христу (Еф. 5,25), то кто будет сомне­ваться, что основанием для него служит Христос? Но если даже он любит ее и по веку сему, плотски, в страсти похоти, как и язычники, не зна­ю­щие Бога (1 Сол. 4,5), то и это по снисхождению дозволяет апостол, или лучше – сам Христос через апостола. Отсюда, и такой может в основании иметь Христа. Ибо, если ни одну из этих привязанностей или пожеланий он не ставит выше Христа, то хотя и стро­ит из дерева, сена и соломы, Христос все же остает­ся для него основанием; почему он и спасет­ся посредством огня. Удоволь­ствия этого рода и земные привязанности, извини­тель­ные ради супружеского союза, будут сожжены огнем бедствия, к которому относят­ся вдовство и все те несчастья, которые их разрушают. Для того, кто стро­ил, постройка эта будет убыточна – он не будет обладать тем, что стро­ил; и тяжкие страдания причинит ему потеря того, пользование чем его услаждало. Но посредством этого огня он спасет­ся ради основания, потому что если бы гонитель предложил ему вопрос: это ли, или Христа предпочитает он иметь, – он предпочел бы Христа.

Вот, по словам апостола, человек, строящий на основании из золота, серебра, драгоцен­ных камней: «Неженатый заботит­ся о Господнем, как угодить Господу» (1 Кор. 7,32). А вот другой, строящий из дерева, сена, соломы: «А женатый заботит­ся о мирском, как угодить жене» (1 Кор. 7,33). «Каждого дело обнаружит­ся; ибо день покажет, потому что в огне открывает­ся» (1 Кор. 3,13). Это самое бедствие апостол и называет огнем, как читает­ся то в другом месте: «Сосуды скудель­ничи искушает печь, а мужей праведных испытание – бедствия» (Сир. 27,5). «Огонь испытывает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он стро­ил, усто­ит (ибо то, чем каждый озабочен о Господнем, как угодить Господу, остает­ся), тот получит награду (т. е. получит то, о чем заботил­ся); а у кого дело сгорит, тот потерпит урон (так как не будет уже обладать тем, что любил); впрочем сам спасет­ся (ибо никакое бедствие не могло сдвинуть его с основания), но так, как бы из огня» (1 Кор. 3,11–15). Ибо чем обладал он не без обольсти­тель­ной любви, с тем расстает­ся не без жгучей скорби. Так, по моему мнению, объясняет­ся тот огонь, который никому из них не будет в осуждение, но одного обогатит, другому причинит ущерб, а испытает – обо­их.

А если бы в указанном месте мы захотели разуметь тот огонь, о котором Господь скажет стоящим по левую сторону: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный» (Мф. 25,41), так что к числу их принадлежали бы и те, которые стро­или на основании из дерева, сена и соломы, но которые по истечении времени, определен­ного сообразно с их грехами, освободят­ся от этого огня в силу доброго основания, то кого мы должны будем разуметь под стоящими направо, ко­им будет сказано: «Приидите благословен­ные Отца Моего, наследуйте Царство» (Мф. 25,34), если не тех, которые стро­или на основании из золота, серебра и драгоцен­ных камней? Но в этот огонь, о котором сказано: «Каждого дело обнаружит­ся; ибо день покажет, потому что в огне открывает­ся, и огонь испытывает дело каждого, каково оно есть», если его разуметь здесь, должны быть посланы те и другие, т. е. стоящие и направо, и налево. Ибо в указанном огне должны быть испытаны те и другие. А если он испытает тех и других, так что чье дело пребудет, т. е. то, что он стро­ил, огнем не будет сожжено, тот получит награду; а чье дело сгорит, тот потерпит осуждение; то, очевидно, огонь этот не есть огонь вечный. В вечный огонь будут посланы одни только стоящие по левую сторону на последнее и вечное осуждение, между тем как этот огонь служит испытанием и для стоящих направо. Но он испытанием служит для одних так, что постройка их, которая окажет­ся опира­ю­щеюся на основание-Христа, не будет сожжена и истреблена, у других же то, что они постро­или, сгорит, и потому они потерпят ущерб; впрочем, сами спасут­ся, потому что в силу преимуще­с­т­венной любви ко Христу непоколебимо держались Его, как основания. А если спасут­ся, очевидно, станут по правую сторону и вместе с прочими услышат: «Приидите благословен­ные Отца Моего», а не по левую, где станут те, которые спасены не будут и потому услышат: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный». Ибо от огня того никто из них не спасет­ся, так как все они пойдут в муку вечную (Мф. 25,46), где червь их не умирает и огонь не угасает (Ис. 66,24), в котором они будут мучиться день и ночь во веки веков (Откр. 20,10).

Но если скажут, что этого рода огонь претерпевают души умерших в промежуток времени после смерти сего тела до тех пор, пока не наступит день, который по воскресении тел будет последним днем осуждения и воздаяния; что его не испытывают те, которые не имеют нравов и привязанностей такого рода, чтобы нужно было сжечь их дрова, сено и солому, а испытывают те, которые приносят с собою такого рода постройки; что, наконец, испытывают они его или только там, или здесь и там, или же здесь, потому что там нет огня преходящих бедствий, сжига­ю­щего все времен­ное и заслужива­ю­щее извинения; такого мнения я отрицать не стану, потому что оно, может быть, и верно. Действи­тель­но, сама уже смерть тела, получив­шая начало от совершения первого греха, может относиться к такому бедствию; так что следу­ю­щее за нею время каждый чувствует себя сообразно со своею постройкой. И точно так же венча­ю­щие мучеников и испытываемые некоторыми христианами гонения, подобно огню, испытывают постройки того и другого рода, и одни из этих построек сжигают вместе с самими стро­ителями, если основанием в них оказывает­ся не Христос, другие – без стро­ителей, если основанием им служит Христос, потому что сами стро­ители спасут­ся, хотя и с ущербом; наконец, третьих совсем не касают­ся, потому что находят их такими, что они остают­ся навеки.

Затем, и в конце века, во время антихриста, наступит такое бедствие, какого раньше никогда не было. К тому времени на наилучшем основании, которым служит Христос Иисус, возведено будет и из золота, и из сена весьма много построек, чтобы огонь испытал те и другие и из-за одних был причиною радости, из-за других – причиною осуждения; хотя тех самих, у кого окажут­ся эти постройки, он не коснет­ся ради незыблемого основания. А кто по человеческому обычаю, по плотской любви предпочитает Христу, не говорю жену, плотским со­итием с которой пользуют­ся для плотского удоволь­ствия, но и другие род­с­т­вен­ные связи, чуждые этого рода удоволь­ствий, такой в основании имеет не Христа, и потому огнем не будет спасен, а будет осужден, потому что не может быть со Спасителем, Который весьма ясно говорит: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не досто­ин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не досто­ин Меня» (Мф. 10,37). Но кто к этого рода узам привязан плотски так, что не ставит их выше Господа Христа, а скорее готов бывает лишиться их, чем Христа, если к этому принуждает его какое-либо испытание, тот посредством огня будет спасен, потому что насколько снедает его скорбь, необходимо про­истека­ю­щая от утраты этих предметов, настолько сохраняет любо­вь. И действи­тель­но, кто любит отца, мать, сыновей, дочерей во Христе, заботясь о том, чтобы они наследовали царство Христа и соединились с Ним; иначе – если рлюбит в них то, что они суть члены Христовы; в таком случае невозможно, чтобы любо­вь его подлежала истреблению вместе с дровами, сеном и соломой; напротив, она должна считаться золотой, серебряной и драгоцен­ной постройкой. Да и как он может любить больше Христа тех, кого любит имен­но ради Христа?

Глава XXVII

Против мнения тех, которые полагают, что им не повредят грехи, в которых они оставались, совершая милостыню

Остает­ся еще ответить тем, по чьим словам в веч-юм огне будут гореть только те, которые не заботят­ся во грехах сво­их творить достойной милостыни, по словам апостола Иакова: «Суд без милости не оказав­шему милости» (Иак. 2,13). А кто, говорят, творил милостыню, хотя бы в своей нрав­с­т­вен­ности не улучшил­ся, а среди дел своего мило­сердия жил нечестиво и непотребно, для того суд будет милостивым, так что он или совсем не будет осужден, или же освобожден будет от последнего осуждения через некоторое время. Отсюда, полагают они, Христос сде-тает разделение между стоящими направо и налево, из ко­их одних пошлет в царство, а других в вечное мучение, имея в виду лишь их любо­вь или небрежение к милостыни. А что ежедневные грехи, творить которые мы не перестаем окончатель­но, какого бы рода и сколько бы их ни было, благодаря милостыне могут быть отпущены, в каче­с­т­ве подтверждения этого воззрения они ссылают­ся на молитву, которой научил сам Господь. Ибо, говорят, как не бывает дня, чтобы христиане не про­износили этой молитвы, так точно не может быть и такого, хотя бы и ежедневно совершаемого греха, чтобы он не мог быть отпущен, когда мы про­износим: «И прости нам долги наши», если только стараемся поступать сообразно с дальнейшими словами: «Как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6,12). Ведь Господь, продолжают они, не говорит: «Если простите грехи другим, простит и вам ваши ежедневные малые грехи Отец ваш», а говорит: «Простит вам Отец ваш Небесный» (Мф. 6,14). Итак, сколько бы и какого бы рода грехи ни были, хотя бы они совершались ежедневно, хотя бы от них и не уклонялись, изменяя жизнь к лучшему, – все эти грехи, по их мнению, могут быть отпущены им в силу обещанного прощения за милостыню.

Хорошо и то, что они убеждают творить за грехи достойные дела мило­сердия; если бы они говорили, что всякая милостыня, какова бы она ни была, хотя бы и за ежедневные и великие грехи и при всяческом преступном образе жизни, может снискать боже­с­т­венное мило­сердие, так что за нею следует ежедневное прощение, – они сами бы увидели, что говорят глупость и нелепость. Тогда они вынуждены были бы признать возможным, что человек весьма богатый ценою десяти мелких монет, ежедневно подаваемых в каче­с­т­ве милостыни, может покры­вать и убийства, и прелюбо­деяния, и всякие другие непотребства. Если же утверждать это крайне нелепо и бессмыслен­но, то когда речь идет о том, что должно разуметь под достойными делами мило­сердия за грехи, о ко­их говорил предтеча Христов: «Сотворите же достойный плод покаяния» (Мф. 3,8), без всякого сомнения не окажет­ся, что такие дела творят те, жизнь которых исполнена ежедневных преступлений. И это потому, прежде всего, что, расхищая чужое имуще­с­т­во, они захватывают себе слишком много и, уделяя от этого многого крупицу бедным, представляют Христа в этом отношении им покровитель­ству­ю­щим; так что, полагая, что купили или, вернее, ежедневно покупают у Него право на злодеяния, они спокойно совершают все самое предосуди­тель­ное. А между тем, если бы и за одно злодеяние они раздали нужда­ю­щимся членам Христовым все свое имуще­с­т­во, но от такого рода дел не отстали, не имея той любви, которая превратно не поступает (1 Кор. 13,4), и тогда для них не было бы никакой пользы. Таким образом, кто творит достойные за свои грехи дела мило­сердия, тот начинает их творить прежде всего с самого себя. Ибо кто делает для ближнего то, чего не делает для самого себя, поступает вопреки словам Господа: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22,39), равно и словам: «Люби душу свою (Сир. 30,24), угождая Богу». А кто не делает для своей души этой милостыни, т. е. угождения Богу, каким образом может быть назван дела­ю­щим достойную за свои грехи милостыню?

Милостыня, несомнен­но, помогает молитве. Поэтому милостыню творить мы должны для того, чтобы быть услышанными, когда молимся о сво­их прежних грехах, а не для того, чтобы, упорствуя в них, мы посредством милостыни снискали себе дозволение на атодейство. Для того Господь и предсказал, что вменит милостыни стоящим и направо, и налево; первым – сотворен­ные, а последним – не сотворен­ные, чтобы показать, какое значение милостыни имеют для искупления прежних грехов, а не для постоянного безнаказанного их совершения. Те же, которые не хотят изменить преступного образа жизни на лучшее, не должны быть названы творящими (такого рода милостыни. Ибо словами: «Так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25,45) Он показывает, что они не творят милостыни даже и тогда, когда думают, что творят. И в самом деле, если бы они подавали алчущему Христианину хлеб имен­но как христианину, то, конечно, не отказывали бы себе в хлебе праведности, который есть сам Христос, ибо Бог обращает внимание не на то, кому подают, а на то, с каким расположением подают. Поэтому, кто любит в христианине Христа, тот подает милостыню с таким расположением, с каким приступает ко Христу, а не с каким желает безнаказанно отступить от Христа. Ибо каждый из нас тем более любит Христа, чем более любит то, что одобряет Христос. Какая была бы польза, если бы каждый из нас только крестил­ся, а не оправдал­ся? Тот, Кто сказал: «Если кто не родит­ся от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3,5), разве не сказал также: «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5,20). Почему же многие, боясь первого изречения, спешат креститься, а приобрести оправдание многие не старают­ся, не боясь последнего? Отсюда, как не брату своему говорит «безумный» тот, кто, говоря это, выражает нерасположение не к самому братству, а к его греху; потому что в противном случае повинен будет геен­не огнен­ной (Мф. 5,22), так и наоборот, кто подает христианину милостыню, подает ее не христианину, если не любит в нем Христа; а тот Христа не любит, кто не хочет быть оправданным во Христе. Равным образом, если кто одержим таким пороком, что скажет своему брату «безумный», т. е. будет поносить его несправедливо, без желания устранить его от греха, тому мало в искупление этого творить дела мило­сердия, а нужно еще присоединить к ним и то средство примирения, о котором говорит­ся дальше. Ибо дальше говорит­ся следу­ю­щее: «Если ты принесешь дар твой к жертвен­нику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвен­ником и пойди прежде примирись с братом тво­им, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф. 5,23–24). Таким образом, мало подать какую бы то ни было милостыню за то или иное преступление и в то же время оста­ваться при прежнем порочном образе жизни.

Что же касает­ся молитвы, которой научил сам Господь и которая потому и называет­ся Господней, то, хотя эта молитва и заглаживает ежедневные грехи, когда мы ежедневно про­износим: «И прости нам долги наши», а дальнейшие слова ее, – «Как и мы прощаем должникам нашим» не только про­износим, но и исполня­ем на деле, – она про­износит­ся потому, что грехи есть, но не для того, чтобы они были. Через эту молитву Спаситель хотел нам показать, что как бы мы праведно ни жили, во мраке и греховности настоящей жизни мы бываем не чужды грехов, об отпущении которых должны молиться, а тем, которые грешат против нас, прощать, чтобы и самим получить прощение. Слова: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Мф. 6,14) сказаны Спасителем не для того, чтобы, надеясь на эту молитву, мы совершали ежедневные злодейства, благодаря ли то власти, по которой бы не боялись человеческих законов, или хитрости, с которой бы обманывали самих людей; но для того, чтобы научились не считать себя безгрешными, хотя бы и были чисты от преступлений, Так же точно Бог требовал и от ветхозаветных священ­ников относи­тель­но жертвоприношений, заповедуя им приносить последние сперва за грехи свои, потом за грехи народа (Лев. 16,6; Евр. 7,27). Нужно вникнуть вниматель­но в сами слова Учителя и Господа. Господь не говорит: «Если вы отпустите людям, и Отец ваш отпустит вам грехи ваши, каковы бы они ни были», но говорит просто: «Простит и вам». Учил Он молитве ежедневной и вел речь с учениками всячески оправданными. Что же значат эти «согрешения», если не такие грехи, которых (как бы так говорил Господь) не будете чужды даже и вы, оправданные и священ­ные? Таким образом, в словах, в которых, по мнению ищущих благодаря этой молитве случая для ежедневного совершения злодейств, Господь разумел и великие грехи, ибо Он-де не сказал: «Отпустит вам грехи малые», мы, обращая внимание на то, какими людьми эта молитва про­износилась и слыша «согрешения», должны разуметь не что иное, как грехи малые, так как грехи таких людей явно не были великими.

Впрочем, даже и великие грехи, от которых мы должны совершен­но освобождаться исправлением к лучшему, отпускают­ся нам в том только случае, если мы исполня­ем дальнейшие слова: «Как и мы прощаем должникам нашим». Ибо если и малые грехи, от которых не свободна жизнь даже и праведников, иначе не отпускают­ся, то обременен­ные многими и великими преступлениями, хотя бы уже и перестали их совершать, тем более не могут получить снисхождения, если остают­ся неумолимы к прощению другим того, чем те против них провинились, несмотря на слова Господа: «Если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6,15). В этом отношении имеет силу и изречение апостола Иакова, что суд будет тому без милости, кто не оказал милости. При этом надобно припомнить и того раба, которому господин его простил было десять тысяч талантов долга, но затем приказал возвратить этот долг за то, что тот оказал­ся беспощадным к своему товарищу, быв­шему ему должным сто динариев (Мф. 18,23). Отсюда, по отношению к тем, которые суть сыны обетования и сосуды мило­сердия, значение имеет то, что тот же апостол говорит непосред­с­т­вен­но вслед за приведен­ными словами: «Милость превозносит­ся над судом» (Иак. 2,13). Ибо и те праведники, которые провели жизнь так свято, что принимают других в вечные обители, сделав­шись их друзьями от мамоны неправды (Лк. 16,9), и они, чтобы быть праведниками, получают сами свободу по мило­сердию Того, Кто оправдывает нечестивого, награждая по благодати, а не по долгу. К числу таких принадлежит, конечно, и апостол, который говорит: «Получил от Господа милость быть Ему верным» (1 Кор. 7,25).

Само собою понятно, что те, которых праведники принимают в вечные обители, не бывают настолько добродетель­ны, что сама их жизнь могла заслужи­вать помилования без ходатайства святых, и потому на них тем очевиднее милость превозносит­ся над судом. Однако на этом основании не следует думать, чтобы в вечные обители принимал­ся человек самый преступный, нисколько и никогда не изменив­ший своего образа жизни на лучший или более терпимый, благодаря тому, что снискал благоволение святых мамоною неправды, т. е. деньгами или богатством, приобретен­ным дурно, а если даже и хорошо, то во всяком случае богатством не истинным, а таким, какое считает богатством греховность, не зная, что такое истинное богатство, которым обладают принима­ю­щие других в вечные обители.

Существует некоторый образ жизни, с одной стороны, не настолько дурной, чтобы для тех, которые живут так, в деле получения небесного царства не было никакой пользы от подаяния милостыни, которая служит поддержкой для праведников в их скудости и снискивает в лице их друзей, принима­ю­щих в вечные обители, но с другой – и не настолько добрый, чтобы для получения ими блажен­ства достаточно было одной милостыни, если только милостыня эта не споспешествует­ся заслугами тех, которых она делает друзьями. (Я часто удивляюсь, что и у Вергилия встречает­ся мысль, выражаемая словами Господа: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лк. 16,9), – мысль, которую весьма напоминает и следу­ю­щее изречение: «Кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника» (Мф. 10,41). Так поэт, описывая Елисейские поля, в которых, как тогда думали, живут души блажен­ных, помещает в них не только тех, которые могли достигнуть тамошних обителей соб­с­т­вен­ными заслугами, но и тех,

Кто услугой другим их заставил себя вспоминать18);

т. е. тех, которые делали услуги другим и этими услугами оставили у них о себе воспоминание. И тогда как будто то же самое говорили, что часто слышит­ся из уст христианина, когда он с покорностью вверяет­ся каждому святому и говорит: «Вспоминай обо мне», и чтобы это могло быть так, старает­ся оказы­вать услуги.) Но какой имен­но этот образ жизни и какие это грехи, которые служат препятствием к достижению царства Божия, но по заслугам святых друзей встречают снисхождение, указать весьма трудно и крайне опасно. По крайней мере, как я ни старал­ся, до настоящего времени определить их не смог. Возможно, что предмет этот для того и сокрыт, чтобы нас не оставляла забота остерегаться всяческих грехов. Ибо если бы было известно, за какие имен­но грехи оста­ю­щиеся в них и не оказыва­ю­щие пре­успеяния в лучшей жизни должны искать и ожидать заступничества праведников, то человеческая лень беспечно оставалась бы в них и, погружен­ная в такое множе­с­т­во забот, нисколько бы не помышляла о пре­успеянии в добродетели, а только старалась бы получить помилование ради заслуг других, ко­их она делала бы себе друзьями благодаря богатству неправедному путем раздачи милостыни. Между тем, в настоящее время, не зная рода прости­тель­ной греховности, она и с большею тщатель­ностью заботит­ся о пре­успеянии в добре путем неослабной молитвы, и не прене­брегает старанием сделать себе святых друзьями от мамоны неправды.

Тем не менее, однако же, помилование, которое достигает­ся соб­с­т­вен­ными ли то молитвами каждого, или же ходатайством святых, состо­ит в том, что не всякий будет отослан в вечный огонь, а не в том, что отосланный уже в этот огонь будет освобожден от него по истечении того или иного времени. Ведь и те, по мнению которых слова Писания, что добрая земля приносит обильный плод – одна в тридцать, другая в шестьдесят, а иная во сто крат (Мф. 13,8), должны пониматься в том смысле, что святые, смотря по различию сво­их заслуг, одни милуют тридцать, другие шестьдесят, а иные и сто человек, – обыкновен­но предполагают, что это будет в день суда, а не после. Говорят, некто, встретив людей, обеща­ю­щих себе безнаказан­ность на том основании, что в таком смысле помилованию могут, по-видимому, подлежать все, ответил им следу­ю­щим превосходным образом, что-де надобно, напротив, жить добродетель­но, дабы каждый оказал­ся в числе тех, которые будут ходатайство­вать за других, иначе таковых может оказаться так мало, что после того, как каждый из них дойдет до своего числа тридцать, шестьдесят или сто, останет­ся много таких, которые уже не могут быть освобождены от мучений по их ходатайству, и в числе их окажут­ся люди, по тщетному неразумию рассчитыва­ю­щие на чужие плоды. Ограничусь этим ответом тем, которые авторитета священ­ных Писаний, общих всем нам, не отвергают, но, неправильно понимая эти Писания, полагают, что будет не то, о чем говорят Писания, а то, чего желают они сами. Дав этот ответ, закончим, как и обещали, настоящую книгу.

1) Æneid. VI. v. 733.

2) Plinius, lib. 31, cap. 7.

3) Plin., lib. 5. c. 5.

4) Plin., lib. 2. c. 103.

5) Греч. ἄσβεστος неугасимый

6) Plin., lib. 37, c. 10.

7) Plin., lib. 13, c. 7.

8) Josephus, lib. 4 de Bello jud., c. 8; Solinus, c. 35; Tacitus, I. 5, Hist, cap. 5.

9) Греч. πῦρ, огонь.

10) Plin., lib. 36, c. 19, et lib. 37, c. 11.

11) Plin., lib. 37, c. 10.

12) Solinus, cap. 15; Plin., lib. 8, c. 42.

13) Plin., lib. 12, c. 11.

14) Энеид., кн. 4, ст. 487–491

15) Amphitr., act. I, scen. 1, vers. 119.

16) Tacit Hist. V, 7.

17) Энеид., кн. 6. ст. 733–742.

18) Энеид., кн. 6. ст. 664