Кураев А. диакон. Раннее христианство и переселение душ

Глава 6. В ЧЕМ ОРИГЕН РАЗОШЕЛСЯ С ЦЕРКОВЬЮ?

Все предшествующие мои доводы теософы надеются опровергнуть с помощью одного аргумента: ведь у великого Оригена, величайшего церковного писателя древности была идея переселения душ! А, значит, эта вера все же была присуща древнему христианству. Тем не менее, я не смогу принять этот аргумент.

Во-первых, как мы увидим чуть позже, у Оригена отсутствует то представление, которое теософы обозначают словом "переселение душ". Если его гипотезу, изложенную в книге "О началах" можно рассматривать как один из вариантов реинкарнационной философии, то во всяком случае это не тот вариант метемпсихоза, что проповедуют теософы.

Во-вторых, даже если оригеновскую философию оценить как реинкарнационную, из этой оценки никак не воспоследует тот вывод, что нужен теософам. Последнее, впрочем, очевидно даже самим теософам. Ведь теософские проповедники любят подчеркивать, что Ориген был гоним своими “невежественными коллегами”⁵⁰² . Странно, что теософы не замечают, что этот тезис работает против них самих. Ведь если духовенство III века преследовало проповедника реинкарнации — значит, задолго до Пятого Собора идея переселения душ отвергалась христианами. Так что умозаключать от приверженности Оригена идее метемпсихоза к утверждению о том, что именно эта идея и составляла суть древнехристианского мировоззрения, весьма нелогично.

Далее – если и в самом деле у Оригена была идея реинкарнации, то надо бы поинтересоваться, откуда он ее взял и зачем? Можно ли считать, что именно апостольское предание, несущее через века учение Христа, сказалось в этой гипотезе Оригена?

Теософы полагают, что дело обстоит именно так. Однако, эта позиция теософов лишь в одном случае была бы хоть сколь-нибудь сильной: если бы они, исходя из текстов Оригена, могли бы показать, что а) у Оригена была идея метемпсихоза; б) сам Ориген в этой гипотезе никогда не сомневался; в) он ее высказывал как исконное церковно-христианское убеждение; г) христианские источники до-оригенова времени (то есть II века) содержат идею метемпсихоза.

В таком случае можно было бы сказать, что Ориген к третьему веку оказался единственным носителем той древнехристианской традиции, которая была характерна для Церкви I-II веков, но к III веку стала уже непонятна для тех христиан, которые были менее духовны и образованны, чем Ориген и его церковные учителя.

Пункт б) уже не подлежит защите. Если в книге "О началах" еще можно вычитать реинкарнационные фрагменты, то в последующих своих произведениях Ориген резко выступает против допущения реинкарнации. Напомню, что "О началах" датируется 230 годом. Толкование на Послание к Римлянам пишется около 243 года. Толкования на Евангелие от Матфея - в 249 г. Книга "Против Цельса" - также в 249 г. В этих, более поздних книгах, идея реинкарнации резко оспаривается.

По пункту г) также теософам не удастся найти никакой поддержки своим построениям в реальной истории. В предыдущей главе мы видели отрицательные суждения о реинкарнации у христианских писателей II века: Иустина Философа, Татиана, Иринея Лионского, Климента Александрийского.

Пункт в) теософам также ни в малейшей степени защитить не удастся - ибо для этого придется вступить в полемику с самим Оригеном и со всеми свидетельствами о нем, что дошли до нас из III века. Но прежде, чем приступить к обсуждению этого вопроса, надо осознать - о ком же мы ведем речь. По верному суждению известнейшего патролога архиеп. Филарета (Гумилевского), "чтобы судить об Оригене, надобно видеть и рассмотреть самого Оригена"⁵⁰³ .

а) МИССИОНЕРСКАЯ ЭЗОТЕРИКА ОРИГЕНА

На долю Оригена выпало одно из самых страшных душевных страданий, которые может пережить человек. Он был вынужден учить людей тому, что, как он знал, сам он не сможет исполнить. Он звал людей к той труднейшей вершине, на которую ему самому никогда не суждено было взобраться. Проповедника, чья жизнь расходится с его призывами, обычно обвиняют в лицемерии и фарисействе. Это обычно: человек часто учит тому, чего сам не исполняет. Это настолько обычно, что уже в Евангелии есть совет о том, как относиться к таким пастырям: "все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают" (Мф. 23,3). И для такого учителя это совсем не больно. Но Ориген - не фарисей и не лицемер. Он действительно всеми силами своей души хотел бы принять на себя высший подвиг, доступный для христианина его времени - но не мог. Он звал к этому подвигу других. Видел, как его ученики проходили этим, горним путем. А сам оставался рядом, в стороне.

Мы говорим о пути мученичества. То самый римский император Септимий Север, которому в 198 году Тертуллиан адресовал свою «Апологию», в 202 году издает закон, которым христианство объявляется по сути разрешенной религией - но лишь для тех, кто родился в христианских семьях. Переход же из более традиционных религий в христианство карается смертью⁵⁰⁴ . Смысл закона в том, что в качестве традиции (пусть маленькой, локальной, чисто семейной традиции) христианство терпимо. В качестве новизны - нет. Это голос "последнего византийца" Константина Леонтьева, прозвучавший еще до наступления византийской эпохи: то что есть, пусть и будет, пусть сохранится, но не надо ничего нового...

Ориген же родился в египетской семье¹⁴³ , уже принявшей христианство. Его отец - Леонид - принял мученическую смерть. 16-летний Ориген хотел бежать к месту казни отца, чтобы умереть вместе с ним, но мать спрятала всю одежду, которая была в доме, стыдливость взяла верх, и Ориген остался жив (Евсевий. Церковная история. VI,2,5). Несмотря на то, что весьма скоро всему городу стало известно, что Ориген - христианин, причем христианин ревностный и проповедующий свою веру, он остался жив. Рожденный в семье христианина (вдобавок в семье римского гражданина: то, что Леонид был казнен мечом, означает, что он имел римское гражданство) не подлежал казни...

Но Ориген проповедует свою веру людям из языческих семей. И для них согласие с Евангелием, которое им возвестил Ориген, означает смерть. Проповедущий Евангелие рассылает приглашения на казнь. Это время, когда более всего мучеников было не среди духовенства и опытных христиан, а среди новокрещеных или оглашаемых. В Карфагене в это же время пострадали мученицы Перпетуя и Фелицитата, принявшие крещение всего за несколько дней до ареста. В Александрии же не менее семи учеников Оригена приняли казнь за исповедание Евангелия (Евсевий. Церковная история. VI,5,1), двое из которых были сожжены заживо, причем Ираида даже не успела креститься…¹⁴⁴ Ориген знает, что грозит его слушателям. И знает, что сам он находится в безопасности. Как, не будучи подлецом, вынести такую муку?

Ориген убежден, что нельзя кланяться идолам. Он убежден, что обилие имен божеств в языческих культах - это отнюдь не "маски божества". “Многоимянность” Бога им не приемлется: “Многие держатся еще того мнения, что имена предметам усвоены произвольно и не имеют с существом их внутренней связи. Оттого многие полагают, что безразлично так ли говорить: “Я почитаю высшего Бога” или же “Юпитера” или “Зевса”, или же так: “Почитаю и прославляю солнце или Аполлона, луну или Артемиду, жизненную силу земли или Деметру, или другое что-либо, о чем говорят греческие мудрецы”. Против таких возражаем... Нечего тому удивляться, что демоны свои имена переносят на высшего Бога; это они делают для того, чтобы воздавали им почитание как бы высшему Богу. Такое употребление имен языческих идолов для поименования истинного Бога у нашего “служителя” (Моисея), и у пророков, и у Христа и у апостолов не обычно” (Увещание к мученичеству, 46). “Лучше муки претерпеть и умереть, чем дозволить себе это” (Против Цельса, IV,48; I,25).

Это теософам все равно — впадать в экстаз перед изображением Будды или Христа, в созерцании демонической Богини Кали или теософской Матери Мира⁵⁰⁵ . Но христианин предпочтет мученичество такой “широте”. Ориген объяснял необходимость мученичества, сам готов был его принять, но он был лишен возможности пойти этим путем из-за закона Септимия Севера.

Лишь в конце жизни он был арестован. Это была уже иная эпоха. Начались тотальные гонения на Церковь императора Декия¹⁴⁵ . И в 250 г. на долю Оригена пришлись "оковы, телесные муки, истязания железом, тюремное подземелье, многодневное сидение с растянутыми до четвертой дыры ногами, угроза сожжения" (Евсевий. Церковная история. VI,39,5). Но мученический путь Оригену все же не пришлось пройти до конца: "Судья всей своей властью воспротивился его казни" (там же). Со смертью Декия летом 251 г., Ориген был выпущен на свободу и скончался вне тюрьмы.

Итак, для Оригена тема противостояния христианства и язычества - не просто тема для философских размышлений. Это тема его жизни и смерти. Это внутренний крест, пронесенный им через всю жизнь.

Кроме того, не только обычное язычество вызывало отторжение у Оригена, но и то язычество, что притворялось христианством. Ориген с детства гнушался гностическим оккультистом. После гибели отца "он нашел приют у очень богатой женщины, опекавшей одного прославленного еретика. Она приняла его к себе как приемного сына и всячески его опекала. Оригену поневоле пришлось жить вместе, и тут впервые со всей ясностью обнаружилось его правоверие; хотя Павел (так звался этот человек) собирал вокруг себя многое множество людей, не только еретиков, но и наших, однако Оригена нельзя было уговорить стать вместе на молитву; с детства хранил он церковное правило, и по его собственным словам, его тошнило от еретических учений" (Евсевий. Церковная история. VI,2)¹⁴⁶ .

И в зрелом возрасте Ориген сторонится гностиков и их литературной продукции. Да, Ориген использует те апокрифы, которые весьма близки к церковной традиции (например, “Деяния Павла” — см. Толкование на Иоанн. 20,12 и О началах. I,2,3). Но у Оригена нет цитат из апокрифов гностического производства. Специфически гностические апокрифы, то есть тот круг текстов, который милее всего сердцу современных оккультистов, он ясно отвергает. О так называемом “Евангелии Петра”, составленном гностиками-маркионитами, он, например, писал: “Мы, братья, принимаем Петра и других апостолов, как Христа, но, люди опытные, мы отвергаем книги, которые ходят под их именем, зная, что учили нас всех не так” (Евсевий. Церковная история. VI,12). По его убеждению, те книги, которые Церковь включила в свой круг чтения, не стоит “дополнять” подделками¹⁴⁷ . И именно при обсуждении вопроса о том, каким свидетельствам надо доверять, а каким “евангелиям” верить не стоит, Ориген вспоминает библейское изречение: “Не передвигай межи давней, которую провели отцы твои” (Притч. 22,28; у Оригена — Послание Африкану, 4).

Итак, Ориген - не тот человек, который согласится пред людьми притворяться христианином, а втайне исповедовать языческие догматы.

И все же он, некогда повернувшись к язычеству спиной и убежав от него (как мы помним, он готов был бежать даже на плаху - лишь бы подальше от языческих идолов), затем поворачивается к нему лицом. Точнее - он повернулся спиной к языческим верованиям, но лицом - к язычникам-людям. Именно людям он хотел рассказать о Евангелии. Как миссионер Ориген возвращается в мир языческой культуры. И, чтобы его проповедь была доходчивее, он садится за изучение эллинских книг. Не по собственному влечению Ориген занялся изучением греческой философии, а для того, чтобы найти общий язык со своими образованными слушателями. "Под предлогом преподавания светской литературы наставлял их в вере Христовой" (Иероним. О знаменитых мужах, 54). Сам Ориген так говорил о своем поступке: "Когда я стал прилежно изучать Слово и пошла молва о моих занятиях, тогда ко мне стали приходить то еретики, то эллинские уечные, преимущественно философы, и я решил тогда основательно рассмотреть учения об истине и еретические, и философские. Это я и сделал, подражая Пантену, чьи уроки еще до меня многим принесли пользу, так как он был очень осведомлен в этих вопросах, как и Иракл, который ныне председательствует в Александрии в совете священников и которого я нашел у учителя философских дисциплин" (Евсевий. Церковная история. VI,19,12-13).

Защищая христианство, Ориген ищет общее между библейской мудростью и общепризнанной эллинской философией. Он желает изложить христианство так, чтобы оно было легче усвояемо умом, воспитанным в традициях греческой культуры. Как мог, он отцеживает в ней то, что согласно с Евангелием, от того, что ему противоречит, а также и от того, что просто говорит о другом и потому для христианина в некоторой степени безразлично.

И здесь важно поставить вопрос: что именно Ориген использует в качестве критерия при сопряжении эллинской мудрости и Евангелия. Он судит Евангелие по меркам языческой философии, или философию он оценивает по мере ее схожести с Евангелием? Или, скажем иначе: Ориген в христианстве ищет несколько оригинальных тезисов, которые он желал бы прибавить к традиционно-греческой философии, или же он ощущает себя соглядатаем, который из церковного стана заслан в мир языческой мудрости, чтобы оттуда принести в Церковь нечто, совместимое с церковной традицией и способное придать ей сугубую понятность. Желает ли Ориген недавно появившийся христианский дичок привить к мощному древу языческой философско-мистериальной традиции, или он желает несколькими языческими игрушками украсить христианское Древо Жизни?

Если бы Ориген был языческим "посвященным", то мы должны были бы избрать первый вариант. Но сам Ориген предлагает второй: "твое дарование может сделать тебя совершенным римским юристом и эллинским философом тех школ, которые считаются знаменитыми. Но я желал бы, чтобы ты воспользовался всею силою своего прирожденного дарования в последней цели для христианства; ради этого я хотел бы, чтобы ты по возможности взял и из философии эллинов то, что может служить для христианства как бы общеобразовательными науками или пропедевтикой... Может быть, на нечто в таком роде намекает написанное в книге Исход от лица Божия, что повелено было сынам Израилевым просить у соседей и у живущих с ними сосуды серебряные и золотые и одежды, чтобы, обобравши египтян, они получили материал для изготовления взятого на служение Богу... Однако, Писание знает, что для некоторых служит во зло проживание с египтянами, то есть с науками мира сего... Я же, наученный опытом, мог бы сказать тебе, что мало таких, которые взяли из Египта полезное; напротив, много братьев идумянина Адера¹⁴⁸ . Это те, которые, вследствие известной эллинской изобретательности, вызвали к жизни еретические мысли и, так сказать, соорудили золотых телиц в Вефиле"⁵⁰⁶ . Итак, Ориген служит Церкви. А изучение язычества есть для него лишь форма церковного служения.

Ориген сознательно встал между Церковью и миром, чтобы послужить мостком из мира в Церковь - "Он собирал все, что у каждого философа было полезного и истинного, и предлагал мне, а что было ложно, выделял как другое", особенно отделяя то, что было противно христианскому благочестию, - говорит о своих уроках у Оригена св. Григорий Чудотворец (Благодарственная речь Оригену, 14)⁵⁰⁷ .

И все же, идя навстречу миру, Ориген слишком далеко отошел от Церкви. Ориген маскировался под язычника - и, пожалуй, слишком удачно это делал.

Слово "маскировался", только что употребленное, требует пояснений. Ведь маскировка предполагает лукавство. Это заведомое представление своей позиции в неподлинном виде. Можем ли мы допустить сознательное лукавство в проповеди Оригена? К сожалению, да.

В шестой книге "Стромат" Ориген цитирует Платона: "Если мы правильно недавно сказали, что богам ложь по существу бесполезна, людям же она полезна в виде лечебного средства, ясно, что такое средство надо представить врачам, а несведущие люди не должны к нему прикасаться. Правителям государства надлежит применять ложь как против неприятеля, так и ради своих граждан - для пользы своего государства" (Государство 3, 389bc). Ориген комментирует: "Человек, которому настоит необходимость прибегать ко лжи, должен тщательно наблюдать, чтобы пользоваться ложью как приправой или лекарством, чтобы соблюдать меру, не преступать пределов, в каких воспользовались ложью Иудифь против Олоферна, победившая его благоразумным обманом на словах... Если мы будем лгать не с целью достигнуть какого-либо великого блага, то должны подлежать суду Того, Который говорит "Я есмь Истина" (Ин.14)" (Иероним. Апология против Руфина. 1,18). Итак "Ориген учит, что учителям лгать можно, а ученики не должны лгать".

Теософов не слишком должна удивлять такая позиция. Согласно Агни Йоге, “самая большая ошибка может быть оправдана, если источник ее чист. Но измерить эту чистоту можно лишь просвещенным сознанием” (Община, 79). Такое прикрытие называется “внешними щитами”⁵⁰⁸ или “гримировкой” (Община, 204)¹⁴⁹ .

Но вот вопрос: с кем лукавит Ориген? Со своими или с язычниками? С казнимыми своими ученикам или с их палачам?

То, что теософам кажется “эзотеричным” в беседах Оригена, логичнее было бы расценить как нечто предельно “экзотеричное”. Проповедник зачастую даже против своей воли подлаживается под настроение и вкусы своей аудитории. Сегодня, например, модна идея свободы и прав человека — и потому нередко церковные катехизаторы (если они обращаются к интеллигенции) всячески подчеркивают, что идея свободы укоренена в Евангелии. Но во времена, когда люди искали не внешней “независимости”, а истины, когда общество прислушивалось к монахам, церковная литература, напротив, подчеркивала идею послушания — и находила ее в том же Евангелии.

Так и Ориген (подражая своему гипотетическому учителю Клименту), живя в эпоху, которая любила тайны и мистерии, решил сказать, что и у христиан можно научиться "тайным знаниям". Хотите “тайн”? Эллины ищут мудрости и секретов? Что ж, эллины как дети. А с детьми надо говорить по-детски. Заходите, у нас есть немножко отборного гнозиса лично для Вас и Вашей супруги. Слушайте: Давным-давно “Петр, Иаков и Иоанн, хотя и были особо Спасителем почтены, однако после Вознесения Спасителя не оспаривали друг у друга эту честь, но избрали епископом Иерусалима Иакова Праведного... Иакову Праведному, Иоанну и Петру Господь после Воскресения передал знание, они же передали его остальным апостолам, остальные же апостолы семидесяти, одним из которых был Варнава” (Климент Александрийский. Очерки. 6,7; Цит. по: Евсевий Церковная история. II,1,3-4). А когда заинтригованные слушатели возьмут в руки Послание этого самого Варнавы — они увидят там проповедь Христа Распятого. Но не найдут там на грамма “герметизма”...¹⁵⁰

Ориген, как и Климент, просто не отказывается порассуждать со своими вполне еще языческими слушателями на темы, которые для них привычно-интересны, и на жаргоне, им знакомом. Ему кажется, что проблемы космологии, почти не затронутые Библией, можно решать вполне свободно. Если же воспитанные на античной литературе слушатели привыкли к некоторой космологии, которая прямо не отвергается в Писании — зачем же ставить между Христом и людьми еще один барьер? Не лучше ли уверить их, что о мире Писание и эллинская философия мыслят вполне сходно?

Да, Ориген любит укутаться в туман таинственности (это модная одежда в философских кругах III столетия). Но иногда удается заглянуть под его “эзотерический” покров и рассмотреть, что же именно он считал глубинами христианства, не всегда доступными “толпе”. И тогда обнаруживается, что под глубинами знания Ориген подразумевает никакой не оккультизм, а вполне нормальное отрефлектированное православное богословие. Вот пример противопоставления простонародной веры и христианского знания у Оригена:

Простолюдины, — замечает он, — иногда действительно думают, что Бог слышит тех, которые громче всего просят о помощи. Будучи не в состоянии устоять перед их воплями, Бог посылает им свою благодать. “Напротив, по нашему учению, люди, которые сурово осуждают себя за свои грехи, считают себя как бы потерянными из-за грехов, а потому плачут и стонут и представляют достаточные доказательства действительного и настоящего обращения — таких людей Бог принимает ввиду их покаянного сокрушения о том, что они до своего обращения проводили порочную жизнь” (Против Цельса. III,71). Итак, не внешняя молитва, не настойчивость словесных просьб врачуют человеческую душу, а покаянное изменение глубины своего сердца. Так ведь церковные предания из века в век распространяют свидетельства о том, чем кончается неискренняя исповедь. Когда священник говорит “прощаю и разрешаю”, открывается присутствие Христа, изрекающего: “А Я не разрешаю”...

А если бы Ориген был оккультистом, он не замедлил бы в этом случае повторить какую-нибудь антихристианскую пошлость вроде заверений Клизовского в том, что Закон Кармы нельзя умолить...

По правде сказать, и я порой использую такой способ проповеди: православие иногда я излагаю в полемике с православием же. Расхожие представления, которые люди, не имеющие богословского образования, считают неотъемлемой частью православного предания, иногда приходится оспаривать - в тех случаях, когда и людьми нецерковными они начинают восприниматься как нечто, присущее православию, но для них неприемлемое. И тогда приходится говорить: "Вы думаете, что православие на этот вопрос смотрит вот так? И именно это мешает Вам соединиться с Церковью? Так знайте, что в церковной предании есть совершенно иные подходы к нему. Смотрите, вот здесь Писание говорит вот так, а вот совсем уж неожиданное суждение такого-то святого Отца... Как видите, православие глубже, чем Вам казалось. Вы поспешили отождествить мнение вашей соседки с учением Церкви"¹⁵¹ . Так что, если проповедник говорит о том, что есть более глубокое толкование духовных истин, нежели то, что доводится слышать от прихожан, то не стоит предполагать, будто вслед за этим последует посвящение слушателей в "тайную доктрину" каббалистики и язычества.

И потому то несомненное обстоятельство, что Ориген порой проводит различие между своей позицией и тем, во что веруют люди, склонные к буквальному прочтению Писания, еще не может служить основанием для причисления его к кружку гностиков и оккультистов. Платонизм Оригена — это не более чем философский “обряд”: он об-ряжает христианство в привычные светско-философские одежды, чтобы легче было пройти в Академию к язычникам, гордым своей ученостью. “Эзотерика” теософов под покровом христианских слов и символов скрывает язычество. “Эзотерика” Оригена ровно противоположная — под флером языческих штампов он говорит о Евангелии.

Да, Оригену не удалось провести безупречное разделение в многообразии эллинских философских идей. Некоторые из тех мыслей, что казались ему непротиворечащими христианству, при ближайшем рассмотрении оказались все-таки чужими. По выводу Владимира Соловьева, для Оригена характерно сочетание самого решительного желания принять новое христианское откровение с внутренней неспособностью понять его особую, специфическую сущность⁵⁰⁹ . Впрочем, каждый человек опыт своего воспитания, жизни в миру, образования проносит с собою в Церковь и в богословие. Необычность пути Оригена в том, что он как бы вышел из Церкви (не мистически, а, скажем так, из мира церковных книг и преданий), вышел в мир языческой культуры, уже будучи христианином¹⁵² . Но в мир греческой философии Ориген вошел, чтобы ее преобразить в орудие для проповеди Евангелия.

В полемике с “внешней философией” использует наличный интеллектуальный материал, обращая против языческой философии языческие же аргументы: “Мы одалживаем иногда выражения у язычников, чтобы привести их к вере” (Беседы на пророка Иеремию, 19,5; см. также Там же 4,1-4 и Толк. на Мф. 17,31). За подобного рода стиль ведения дискуссии один язычник назвал Дионисия Ареопагита “отцеубийцей”…¹⁵³

И свои гипотетические конструкции Ориген строил ради того, чтобы люди, воспитанные в языческой культуре, могли узнать нечто похожее на уже знакомые им философские гипотезы. По замыслу Оригена они сначала увидели бы в христианской проповеди нечто им уже знакомое и потому для них приемлимое, а затем постепенно обвыклись бы в мире Библии и постепенно вошли бы в мир Церкви. Для начала им надо было понять, что христианство не так страшно и невежественно, как им казалось. Потом они обнаружили бы, что на самом деле страшно оставаться вне Евангелия, оставаться в мире язычества. Именно там настолько страшно - что лучше умереть, но не возвращаться в мир своей языческой юности.

Нет спору: в той системе, которую Ориген строит в книге "О началах", много почерпнуто из греческой философии, много роднящего ее с язычеством. Спор с теософами у нас о другом: Понимал ли Ориген сам двуприродность этой своей системы? И если понимал, то чем сам Ориген дорожил в этом сплаве больше: языческими мотивами или христианскими? Прятал ли Ориген язычество под флером христианских цитат, или он утаивал христианство под покровом привычных философских допущений? То, что было сказано выше о личности Оригена, заставляет сказать, что теософское предположение о нем оскорбляет его память. Теософское видение Оригена превращает его в холодного лицемера, который посылает своих учеников на смерть, будучи в душе согласным с теми язычниками, что убивали его духовных детей.

Христианское видение Оригена другое: Ориген - миссионер, который изложение церковного богословия предварял свободным философским умозрением ради того, чтобы сначала показать язычникам, что Библия не противоречит их уму, а затем приучить их ум не противоречить Библии.

Пусть читатель сам выберет, кто же на деле хулит память Оригена.

Но у теософов может быть сильный аргумент: Апологет Оригена Памфил спустя полвека после кончины Оригена сказал, что тот написал книгу «О началах», то есть ту самую книгу, в которой и встречается допущение реинкарнации, - per spatium et quietem in secreto (Апология Оригена. Введение // PG 21, 548). Что означает секретность этой книги? Что Ориген в ней что-то прячет от Церкви?

Эта книга занимает совершенно исключительное место в наследии Оригена. «Сами обличители Оригена сознаются, что не будь «О началах», неправомысслие Оригена очень трудно было бы доказать по другим его сочинениям… Если бы не имели «О началах», кто знает, в таком ли самом виде представилось бы нам мировоззрение Оригена, в каком оно представляется нам в этом сочинении. По крайней мере то факт исторический, что даже такие люди, как Иероним и Августин, прочитавши и переведши многие комментарии Оригена, превозносили похвалами знаменитого толковника как одного из первейших учителей церкви, вовсе и не подозревая тех странных мнений, которые они потом с ужасом встретили в «О началах»»⁵¹⁰ . И в самом деле - о различии теорий, книг Оригена есть очень интересное свидетельство Иеронима: "Я перевел на латинский семьдесят книг его, и из-за труда моего никогда не было спора, никогда не волновался Рим" (Иероним. Апология против Руфина. 1,8). Итак, пока Иероним переводил другие, более поздние книги Оригена, Рим не волновался, и православие Оригена было вне подозрений. Споры возникли только после перевода "О началах". Значит, между "О началах" и другими книгами Оригена была ощутимая разница. И, значит, нельзя об Оригене судить только на основании книги "О началах".

А ведь именно в этой книге выражены все те суждения, которые сделали имя Оригена пререкаемым в Церкви и превозносимом у современных оккультистов.

Эта книга действительно резко отличается от всех остальных его трудов. Означает ли это, что именно в ней Ориген изложил свое собственное учение, в то время как в остальных от пытался приспособиться к верованиям своих церковных слушателей? Именно так понимают Оригена свящ. Николай Петров⁵¹¹ и свящ. Григорий Малеванский: Ориген прячет свой образ мысли от церковного народа, приоткрывая себя лишь в эзотерической книге «О началах»: ибо, если философия мыслит иначе, чем народ – как в таком случае говорить? «Ответ следует сам собою. Новое воззрение есть плод, добытый логикой философа, и как таковой, как его личный домысел подлежит критике, могущей его принять или отвергнуть. Значит, и открытие этого воззрения имеет место только там, где может быть к нему чисто рациональное, критическое свободное отношение, но там, где все принимается на веру, философу, чтобы не оскорбить общего религиозного чувства, или, что еще хуже, чтобы не внести разлада в область религиозных понятий, необходимо приходится говорить языком тех же понятий, и если и высказывать свои воззрения, то только со сторон, совпадающих с общими верованиями и притом слегка и прикровенно»⁵¹² .

Точно так же понимают Оригена и теософы.

Мне же кажется, что все было наоборот.

Чтобы понять «О началах», стоит обратить внимание на место и время написания этой книги. Место – Александрия. Время – когда Ориген еще не был священником. Это означает, что место Оригена в александрийской Церкви во время составления «О началах» было весьма своеобразным. Своеобразие состояло том, что Ориген был лишен возможности проповедовать среди… христиан. Александрийская церковная традиция запрещала мирянам проповедовать в церкви. Отсюда – радикальная перемена в жизньт Оригена: до своего изгнания из Александрии он мог обращаться только к язычникам и полухристианам («оглашаемым»). После же конфликта с Александрийской церковью у него появилась возможность обращаться именно к церкви и в церкви. И с этого момента из его книг и бесед исчезают те философские гипотезы, которые столь свойственны александрийской книге «О началах». Случайно ли такое совпадение?

Со сменой аудитории решительно меняется стиль проповеди Оригена, образ его мысли. А если такие перемены есть, то естественно поставить вопрос – где “мимикрия” Оригена под аудиторию, а где сердце самого Оригена.

Да, “О началах” написано для узкого круга друзей. Но кто были друзья Оригена в александрийский период его жизни, кто были его собеседнии, читатели, оппоненты и ученики? Для целостной натуры Оригена, всецело отдающейся своему служению, нет оснований предполагать, что круг его личных симпатий был радикально отличен от круга тех лиц, с которыми он должен был общаться в силу своего миссионерски-церковного послушания. Те, кому он пытался донести Евангелие, и были его друзьями. Те, кого он обращал из язычества или гностицизма к Церкви, и были его “искренними”. Именно о своих слушателях, учениках он мог сказать – “Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал 4.19).

Как миссионер, вдобавок, обращающийся к очень узкой и специфической группе – к александрийской философствующей интеллигенции – Ориген оказался в очень необычной ситуации. Те, о ком у него болело сердце, те, кого он считал своими, кому он считал себя нравственно обязанным, были … язычники и полуязычники. Те, кто были “внешними” для Церкви, составляли ближайший, постоянный, внутренний кружок полемического общения Оригена.

Если смотреть на Оригена как на философа, то, конечно, придется сказать, что в философском труде “О началах” есть подлинный Ориген, а все, что противоречит “О началам” в других книгах Оригена, есть просто попытка прикрыть свои взгляды церковными догматами… Но философ ли Ориген? Философия ли важнее всего для Оригена? Все, что мы знаем об Оригене, понуждает сказать, что важнее всего для Оригена – Христос, верой в Которого и пониманием Евангелия Которого он жаждал поделиться со всеми. Философию Ориген начал изучать ради миссионерского служения, и потому философия для него всегда – служанка миссионерства.

Поэтому, чтобы понять Оригена, надо посмотреть на него глазами миссионера и как на миссионера.

Миссионер от имени Церкви проповедует вне храма, вне собственно церковных собраний. Он не священник, но у него своя паства (“с иного двора”). Он не окормляет уже уверовавших воцерковленных людей, не участвует в решении внутрицерковных проблем. Миссионер бывает удален от ежедневного, постоянного общения с церковными людьми и при этом глубоко погружен в общение с теми, кто далек от Церкви.

Поэтому в случае с Оригеном теряют свое обычное значение слова “эзотерический” и “экзотерический”. Кто, с точки зрения Оригена был “посвященным” – человек, участвующий в церковных таинствах, или же языческий философ? Несомненно, “посвященным” был христианин. Значит, именно собрания христиан были “эзотерическими” кружками, а беседы Оригена, произнесенные в храмах в послеалександрийский период его жизни – это и есть “эзотерика”, это и есть речи, обращенные к “своим”, к “посвященным” в общую веру. Вообще по смыслу самого слова “посвященных” должно быть меньше, чем “непосвященных”. Так оно и было с точки зрения макросоциологии. Во времена Оригена язычников в Римской империи в Александрии было много больше, чем христиан.

Но среди тех людей, с которыми общался и тем более дружил Ориген в Александрии, все было наоборот. В мире общения Оригена христиан было больше, чем язычников, “посвященных” было больше, чем “профанов”. Инаиболее близкое общение у Оригена установилось с теми, кто был в пути от язычества к Церкви. Этот кружок язычников, с которыми Ориген общался тесно и постоянно, был невелик – это был круг александрийских философов, которых он постепенно приучал к церковному миропониманию (одного из тех, проделал путь от языческого философского кружка к христианскому философскому кружку Оригена и через него к Церкви мы знаем по имени – это был Иракл). Но именно ради этого небольшого круга людей и жил Ориген. Ориген не занимался обучением всех оглашенных, то есть ищущих церковного крещения. «Речь вовсе не идет о катехизации, церковном установлении, но о частной школе, подобной той, которая была у Иустина в Риме»⁵¹³ . Этот кружок не был тайным, не был замкнутым. Но просто в нем оставались только те, кому был интересен такой круг тем и уровень разговора… И люди не покидали его после крещения – в отличие от обычных курсов катехезы. Это был весьма ограниченный проект по своим масштабам, но очень значимый по своим последствиям.

Ориген как миссионер, а не просто как философ, должен был искать пути к умам своей малой, специфической аудитории. В Александрии он не проповедовал публично, в храме, не окормлял собственно церковный люд. С эти и связана своеобразная “эзотеричность” александрийской книги “О началах”. Это книга, предназначенная для тех, кто еще не в Церкви.

Это люди образованные, не лишенные духовных интересов. Они уже что-то знают о христианстве. Судя по тому, что это знание не привело из в Церковь, то, что они слышали о христианстве и от от самих христиан, показалось им малоубедительным и непривлекательным… Это уже не язычники второго столетия, которые о христианах слышали какие-то смутные слухи, но с ними самими не встречались. Христианство достаточно известно – но не в философском своем содержании. Известно даже то, что христиане несогласны между собой, что у них есть свои секты… Ситуация, похожая на начало 90-х годов ХХ века. Умный внучок, окончивший университет в советские годы, вдруг замечает, что теперь о христианстве начали говорить как о чем-то серьезном, и решает провести “полевое социологическое исследование”, узнать о православии из первоисточников. Посему он едет к своей верующей бабушке. Та ему рассказывает, как она понимает православие… После чего внук окончательно решает уж если чем религиозным и интересоваться – так только буддизмом…

Что в этом случае делать Оригену, который с болью видит, что большинство его единоверцев не могут свидетельствовать о Христе, и своими словами чаще отталкивают людей, чем приводят к церковному порогу? – Честно признать, что в христианской среде есть свои споры. Что не все то, что говорят о своей вере случайно встреченные христиане, есть на самом деле норма христианской веры. Что православие глубже, чем показалось философам при первом знакомстве… Да, и еще - а вы уверены, что встреченный Вами и в самом деле был христианином? Просто имейте ввиду, что есть те, кто называют себя христианами, отнюдь не будучи таковыми Что есть псевдохристиане, которые свои личные гностические измышления выдают за христианскую веру… И вот “О началах” начинается так: “Так как многие их тех, которые признают себя верующими во Христа, разногласят не только в малом и самом незначительном, но и в великом и в величайшем, т.е. вопросах о Боге, или о Господе Иисусе Христе, или о Св. Духе, и не только об этих существах, но и о тварях, то по этой причине, кажется, необходимо сначала установить точную границу и определенное правило о каждом из этих предметов, а потом уже спрашивать и о прочем” (О началах. 1 Введение,2).

Ориген - странный человек, который «эзотерическую систему» строит на самой границе. На границе с теми, с кем он сам решительно не согласен и кто заведомо не согласен с ним. Не церковных людей он научает своей «эзотерике», а язычников ею завлекает в Церковь: «Давайте поговорим, давайте предположим, давайте допустим, обсудим… Но давайте эти дискуссии вести при церковном, а не ином пороге». Именно поэтому Ориген против распространения своей книги в собственно церковной среде и возмущается, что его друг Амвросий (тоже из полуязычников-гностиков приведенный им в Церковь) в порыве благодарности начал распространять «О началах» вне узкого философского кружка неофитов и оглашаемых (см. Иероним. Письмо 77. К Паммахию и Океану).

Ориген понимал, что «О началах» - книга для очень конкретного читателя, лекарство, полезное для людей, больных именно александрийской философской болезнью (ее симптомы: а) синкретизм и всеядность¹⁵⁴ ; б) желание систематичности и в) при этом глубочайшее недоверие собственно разуму и диалектике и желание опереть систему на религиозный источник, откровение). И зачем же этим лекарство лечить всех других, которые именно этой болезни не подвержены?

Не для особо здоровых назначалась эта книга, а для особо больных. Так бывает у миссионеров. Например, для Церкви нет проблемы в том, чтобы принять Моисеев рассказ о творении мира в шесть дней буквально. Но если людей науки это смущает, миссионер готов сказать: “Подождите, не будем об этом спорить. Общецерковного догмата о том, чтобы понимать эти дни буквально как сутки у нас нет. Давайте просто скажем, что мера измерения времени в Шестодневе для нас - тайна, что это могут быть целые эпохи, что “дни вечности кто измерит”. Вот как у вас, физиков, считается, что законы, константы и свойства материи в первые мгновения после “Большого взрыва” могли быть совсем иными, чем те, что знакомы нам, вот также и мы можем предположить, что дни космогенеза совсем не обязаны быть идентичными с днями наших календарей… А теперь я вам о Христе расскажу…”. Но в храмовой проповеди так говорить было бы неуместно. А провозглашать в качестве общецерковного догмата, что мол, читая в первой главе книги Бытия слово “день” – понимай “эпоха”, - было бы вовсе неумно.

Технологию работы миссионера на границах Церкви иногда и в самом деле лучше не демонстрировать широко. Уже у “апостола языков” были недоразумения с иерусалимской апостольской общиной. А христианский миссионер в Китае неизбежно будет употреблять даосские, конфуцианские и буддистские термины и символы в своей проповеди – “В начале было Дао. Им были созданы десять тысяч вещей, и в нем была жизнь”⁵¹⁴ . Уже на первых этапах, в “Каноне о достижении основ изначального” (717 г.) Бог-Отец назван “Императором Пустоты”, а проповедь божественной истины сводится к “достижению отсутствия”, “пути отсутствия и “отсутствию связи”⁵¹⁵ . Весть о том, что «достигло до вас царство Небесное» переводится как «Подобно тому как горый не ищут зверей и птиц, корые сами там собираются, а океан не ищет рыб, которые сами там ижвут, покой и радость тоже приходят сами»⁵¹⁶ . Может, иначе и нельзя было хоть что-то донести до китайских собеседников. Но станем ли мы утверждать, что вот именно это и есть изначальное учение Христа, это и есть его изначальные слова и притчи, искаженные невежественными христианами? И уж понятно, что миссонер, вернувшийся домой, не будет таким языком разговаривать и там, да, пожалуй, еще и воздержится от того, чтобы слишком широко демонстрировать арсенал своих миссионерских методик… Вот и Ориген нашел своих “китайцев”…

Итак, в “О началах” Ориген подыгрывает философской, языческой аудитории. Но этого определения мало. Ведь Ориген написал две книги, имеющие в виду образованных язычников – “О началах” и “Против Цельса”. Но между их стилями огромная разница: в “Против Цельса” Ориген уже не позволяет никаких компромиссов, но жестко громит язычество, отважившееся на критику христианства. Ориген готов строить мосты с теми, кто неагрессивен по отношению к христианству. Но тот, кто поднял руку на его святыню, получает жесткий отпор. Значит, “О началах” рассчитана на читателя, хоть и язычески образованного, но все же готового серьезно отнестись к христианству и готового слушать христианскую проповедь.

Когда же Ориген порвал связи с этими александрийскими философскими кругами и когда он получил возможность проповедовать среди самих христиан – нужда в этих заигрываниях у него отпала, а та грандиозная модель, которую он построил в “О началах”, была просто поставлена на полку. Не берусь утверждать, что он от нее отрекся (от него, собственно, никто этого не требовал, и из церковных людей по этим вопросам, как кажется, никто с ним в дискуссии по этим вопросам не вступал). Но создается ощущение, что, порой (ностальгически) вспоминая о ней в своих церковных беседах, он ее все же не проповедует. Ибо Ориген всегда отдавал себе отчет в том, что светская культура нужна не для познания Божественных вещей и смысла Писания, а для проповеди Евангелия светским же людям (Беседы на Левит. 5,8).

Книга Оригена "О началах" адресована именно светским интеллектуалам, в кругах которых идея душепереселения хорошо известна, освящена авторитетом уважаемых имен и представляет хорошо знакомый предмет для интеллектуальных игр. Зато идею воскресения во плоти люди, воспитанные в традициях греческой философии, слушать не хотели. Уже ап. Павлу пришлось столкнуться с этой реакцией в афинском ареопаге (Деян. 17,32). Мы видим, что Ориген заигрывает с идеей метемпсихоза в книге "О началах", адресованной светским людям, и яростно опровергает ее, когда пишет для христиан (толкования на Писание) и когда речь доходит до прямой и открытой конфронтации с язычеством ("Против Цельса"). И Евсевий, и Иероним говорят, что Ориген затрагивает тему реинкарнации в миссионерских целях: чтобы язычникам не показалось, что христиане не способны к рассмотрению тех вопросов, что более всего волновали интеллектуальные круги тогдашней Александрии.

Во многих местах его более поздних книг видно, что он не придерживается тех тезисов, которые прежде изложил в "О началах". Например, в Толкованиях на Послание к Римлянам (5,9) Ориген говорит. что в крещении даруется прощение первородного греха. Но он не говорит, что в крещении оставляются грехи "прежних жизней". В этой же книге (9,41; PG XIV, 1244 cd) Ориген утверждает, что тот, "кто достиг рая, тот не может быть низвергнутым в геенну". И это уже прямое отрицание того места "О началах" (II,1,3), где утверждалось, будто деградация будет и в грядущем мире. Помимо тех ясных отвержений идеи реинкарнации, которые были уже ранее приведены из книги "Против Цельса", в ней есть еще одно место, показывающее, насколько глубокий пересмотр произвел Ориген своим ранним взглядам: “Что же касается нас, то мы знаем, что все разумные души единой природы, и мы учим, что ни одна из них не была злой, когда она вышла из рук Творца всех вещей, но что многие души через воспитание, через примеры, через дурные речи сделались дурными” (Против Цельса. III,69). Как видим, космогоническое объяснение разницы между людьми здесь сменяется вполне земным, социальным.

Сменилась аудитория проповедей Оригена – сменился и его инструментарий. Оказавшись среди единоверных ему церковных людей, Ориген, наконец, смог выразить свое истинное отношение к языческой философии: ««Идти по следам стад» – означает последовать учению тех, кто сам остался грешником и не смог найти снадобья для излечения грешников. Кто пойдет за этими «козлищами», означающими грешников, тот будет бродить «у кущей пастырских», т.е. будет стремиться ко все новым философским школам. Вдумайся поглубже, сколь ужасно то, что скрывается за этим образом» (Толкование на Песнь песней, 2). «Не прикасайся к обманчивым яствам философов, которые отвратят тебя от истины» (Беседы на Левит. 10,2).

И в этом смысле – «Ориген далек от того, чтобы разделять оптимизм Климента Александрийского, который уподоблял философов пророкам и признавал в них вдохновение Слова»⁵¹⁷ .

Обратим внимание на еще одно поразительное различие между двумя апологиями, написанными Оригеном. «Против Цельса» пестрит цитатами из языческих авторов (причем цитирование бывает не только критическое, но и согласное). Но в «О началах» нет ни одной ссылки на языческого философа. Все цитаты берутся Оригеном только из Писания.

Что это? Знак того, что «О началах» рассчитано на людей, которые уже переболели увлечением светской философией и воцерковились? В таком случае “О началах” есть книга для церковных читателей, книга, написанная Оригеном для уже крщеной части его собственной “школы” и ни для кого более. Тогда это книга не миссионерская.

Но может быть и иная мотивация оригенова воздержания от упоминания языческих авторитетов. Миссионер должен нащупать грань между близостью и конфликтностью. Если христианство представлять как веру, ничего общего не имеющую с той культурой, в которой работает миссионер – то оно и будет отторгнуто как нечто совершенно чуждое. Но если христианство изложить как набор суждений, вполне совместимых с основными привычками этой культуры – то христианство рискует показаться просто излишним дубликатом. Апологеты II века сделали акцент на поиске ниточек, роднящих христианство с греческими философами. Таков был метод Иустина Философа и Климента Александрийского. Но Ориген-то живет уже в третьем веке – веке Тертуллиана («Что Афины – Иерусалиму? Что Академия - Церкви?” (Тертуллиан. О прескрипции против еретиков, 7). Церковные писатели этого столетия, похоже, заметили некий диссонанс в трудах прежних ее апологетов: если христианство столь близко к Платону – то зачем же за него умирать?!

Так что отсутствие ссылок на греческих философов в «О началах» может быть объяснимо именно миссионерской предосторожностью: в тексте, который призван показать философам наличие в христианстве собственной внутренней логики и философской глубины, надо дать понять, что эта глубина свойственна христианству как таковому, что она не является заимствованием из внешних источников. И потому философские гипотезы «О началах» обосновываются только библейскими цитатами, без импортных подсобных материалов. Если учесть, что в содержательном отношении некоторые гипотезы Оригена оказываются весьма схожими с традиционными философскими моделями – то такая мера предосторожности представляется совсем не лишней: смотрите, даже то, что у нас есть общего, заимствовано нами не от вас, а почерпнуто из нашего Писания.

Так что вновь напомню суждение об Оригене архиеп. Филарета: "чтобы судить об Оригене, надобно видеть и рассмотреть самого Оригена, то есть не только изложить его мнения, но и понимать, в каком виде он предлагал их"⁵¹⁸ …

Итак, «О началах» - книга миссионерская. Это попытка «по-хорошему» поговорить с язычниками. Оттого в ней так размыта грань платонизма и христианства. Позднейшая книга «Против Цельса» будет уже чисто полемической, конфликтной. Здесь язычникам не уступается уже ни пяди. Ориген умел быть разным. Поэтому при знакомстве с Оригеном лучше избежать той ошибки, на которую указал Г. Дориваль: "вина Оригена лишь в том, что он слишком красиво представил тезис душепереселения, которую его противники поторопились запомнить, не заметив осуждение этой доктрины нашим автором"⁵¹⁹ .

б) "ОРИГЕН-КЕНТАВР"

Пока Ориген жил в Александрии – он работал по-александрийски. В Александрии были модны всеохватные системы, своего рода философские супермаркеты, в которых можно найти ответ на любой вопрос. Раз философы желают мыслить «глобально» – и Оригену приходится заняться системостроительством. Но, по справедливому замечанию свящ. Григория Малеванского, «Писание не есть логически развитая система философского миросозерцания, и кто хочет во что бы то ни стало найти в нем такое миросозерцание, тот подвергает себя неминуемой опасности навязать ему смысл и идеи совершенно чуждые ему и сделать его игралищем личных взглядов»⁵²⁰ . Писание не энциклопедия. Она отвечает на свои вопросы, а не на все. И поэтому тот, кто хочет построить всеохватную систему, поневоле вынужден восполнять данные Писания сведениями и мнениями, почерпнутыми из иных источников и тем самым составлять пеструю мозаику. Система Оригена «как наука о вере по необходимости заходила дальше, чем сама вера»⁵²¹ . Системостроитель, увлеченный общим замыслом, может не заметить, что между отдельными частями его мозаики возникали отношения несовместимости и противоречия: ему кажется, что общий контур выходит очень даже прилично…

Это и произошло с Оригеном. Точнее – почти произошло. Почти – потому что у него хватило трезвости не замазывать границы между теми фрагментами мозаики, которые он взял в Церкви, и теми, которые он создал сам. Он не скрывает, где норма церковной веры, а где – его личные предположения.

Но именно этой разницы, настойчиво подчеркиваемой самим Оригеном, упорно не желают замечать теософы. И понятно, почему не желают.

Вопрос тут довольно прост: система, предложенная Оригеном в книге "О началах", может быть либо новой, самостоятельной, либо традиционной, развивающей интуиции, присущие некоторой школе мысли. Если система Оригена является новой и самостоятельной, то именно в этом случае для теософов она не будет представлять интереса. Им ведь важен не сам Ориген (тем более, что его система все равно отличается от их собственной). Ориген важен для них как свидетель того, что та традиция, к которой он принадлежал - традиция христианская - признавала множественные реинкарнации.

Странно, что теософы сами не понимают - чего же именно они хотят от Оригена. Желают ли они, чтобы Ориген был истинным голосом древнецерковного предания, или они желают видеть в нем голос пифагорейской "масонии"?

Блаватская хоть была честнее – об Оригене она вспоминает только как о платонике («Ориген, который принадлежал к александрийской школе последователей Платона»⁵²² . Блаватская даже однажды признает, что в церковном учении третьего века не было никаких кармических идей. Она пишет, что Климент Александрийский (предшественник Оригена в александрийской богословской школе) обратился в христианство, “зная, что догма его новой религии” потребует от него “отступничества от нео-платоников”¹⁵⁵ ).

Но для Рерихов Ориген важен как христианин и как голос именно христианской традиции – «Ориген, зная заветы Иисуса, болел, видя непонимание толпы» (Озарение 1,10,7). «Ориген, этот столп истинный христианства и мученик невежества своих современников. Да, большой грех лежит на Церкви за держание мышления доверенных ей масс в невежестве и тьме средневековья»⁵²³ . Кстати - а “в чем заключается самый тяжкий грех церкви? Именно в том, что церковь, на протяжении веков, внедряла в сознание своей паствы чувство безответственности”⁵²⁴ . “Да, именно в этом внедрении в сознание с детских лет, что у человека есть мощная заступница-церковь, которая за пролитую слезу и некоторую мзду проведет его к вратам рая, и заключается тяжкое преступление церкви. Церковь дискредитировала великое понятие Божественной Справедливости”⁵²⁵ . И вот именно «После учеников Оригена начала ложная вера духовенства расти» (Зов. 29 мая 1922).

Но сделаем то, чего не делают теософы – раскроем книги Оригена. И прочитаем: «Мирянин не может отпустить себе свой грех; для этого ему нужен священник или даже некто более высокий: он имеет нужду в епископе чтобы получит отпущение грехов» (Бесды на Числа. 10.1),

Но все же, не зная ни христианства, ни Оригена, рериховка Л. Дмитриева заверяет, что "Ориген был посвящен в Сокровенную Науку Шамбалы и писал в своем выступлении “Ориген против Цельсия”: “в том, что принимает внешний вид истории и содержит в себе нечто буквально верное, содержится против того и более глубокое значение” Ориген учил законам Кармы и Перевоплощения. За что и запрещен Русской Православной Церковью, образованной спустя целых 600 лет (!!!) после смерти Оригена»⁵²⁶ .

Придираться к мелочам этого дивного заявления неинтересно: низкий уровень эрудиции теософов и поразительно вольный способ их обращения с фактами уже общеизвестны (на всякий случай лишь напомню: Русская Православная Церковь никогда соборно и официально обсуждением и осуждением Оригена не занималась¹⁵⁶ ; его книги ее Академии переводили и издавали; Русская Церковь возникла не 600, а 730 лет спустя после кончины Оригена; никакого выступления "Ориген против Цельсия" истории не известно, а есть книга Оригена "Против Цельса"; впрочем, у Блаватской фигурирует еще более странная книга Оригена – «Из всех его трудов для Теософов наиболее интересна "Доктрина о предсуществовании Душ"”⁵²⁷ ).

Но надо обладать изрядным отсутствием логики, чтобы не заметить: если и в самом деле "Ориген был посвящен в Сокровенную Науку Шамбалы", то при чем же здесь тогда христианство?! В этом случае по книге Оригена можно судить о "науке Шамбалы", но не о верованиях христиан. Нужный ей результат из этого своего фантастического заявления Л. Дмитриева сможет получить лишь в том случае, если она сможет доказательно отождествить "науку Шамбалы" с "официальным христианством". Ведь, по уверению ее наставницы Е. Рерих, именно "официальное христианство" вместе с Оригеном признавало перевоплощения душ¹⁵⁷ .

Кроме того, никаких "посвящений" не требовалось для того, чтобы написать те тезисы, что так симпатичны теософам в книге Оригена. Любой образованный человек эпохи поздней античности знал пифагорейские и платонические космогонические представления; о переселении душ писали стихи и рассказывали анекдоты. Не нужно было встречаться ни с какими тайными посланцами Шамбалы; достаточно было лишь в самой обычной школе почитать Вергилия или походить на общедоступные философские семинары. Что Ориген, как известно, и делал. И чего никогда сам ни от кого не скрывал.

Итак – вопрос об Оригене в контексте интересующей нас темы есть прежде вопрос о том, чьим голосом был Ориген. Что сказалось через его страницы?

Теософам желательно, чтобы Ориген во всем был не более чем рупором внутренней (“эзотерической”) христианской традиции.

Да, Ориген – христианин, прежде всего христианин. Но - не только. Когда выше я говорил, что Ориген прежде всего миссионер, а не философ, из этого тезиса никак не следует, что Ориген вообще не философ. Он и философ тоже. Философ по миссионерским мотивам. А, значит, человек, который не просто свидетельствует о чьей-то вере, а еще и самостояльно мыслит. Вот то право, в котором теософы отказывают Оригену – право быть автором своих суждений, а не просто копиистом.

Человек может просто думать, а не «свидетельствовать» о мнениях традиции. Человек может сам искать, предполагать, аргументировать. Можно ли Бердяева назвать свидетелем православной традиции? Да, многие его тезисы церковны. Но «многие» не значит «все». Так и Ориген – это Бердяев III века. Как и Бердяев, Ориген – почти мученик. Как и Бердяев, Ориген на дух не переносит никакие церковные расколы и всю жизнь хранит верность Церкви. Как и Бердяев, Ориген терпеть не может гностиков и теософов. Как и Бердяев, Ориген строит свои гипотезы рядом с церковными догматами. Как и Бердяев, Ориген не очень дорожит этими своими «мнениями».

Итак, во-первых, у Ориген есть право на личное творчество. Он и сам постоянно говорит, что именно сам предполагает те или иные тезисы. Но никогда он не говорит, что некое «тайное учение апостолов» гласит о том, что душа может входить во многие тела…

Во-вторых, конечно, у Оригена находит свое отражение и церковная традиция.

Но: исчерпывается ли круг влияния на Оригена только миром церковной традиции? Можем ли мы, кроме личного творчества и кроме церковной традиции указать на другие источники оригеновых мнений?

И как распределить между эти тремя источниками (Ориген, Церковь, иное) именно те мнения Оригена, которые более всего симпатичны теософам? Сам ли Ориген придумал идею множественности миров и рождений, или был научен ей? Если научен, то где – в Церкви или в светских философских школах?

Сам Ориген среди источников, из которых происходит теория метемпсихоза, перечисляет: Платона (Против Цельса I,13; IV,17; VII,32), Пифагора (Против Цельса V,49; VIII,30) и гностика Василида (Толкования на Послание к Римлянам, 5,1; PG XIV 1015а). Так, упоминая учение о переселениях душ, Ориген прямо указывает источник этого предположения: “в этом случае я говорю, следуя Пифагору, Платону и Эмпедоклу” (Против Цельса. I,32)¹⁵⁸ . Психогония (учение о происхождении душ в результате падения) заимствована Оригеном у Платона (ср. Федр. 246а: космос вращается вокруг себя и по его периферии следуют блаженные огненные существа, боги и герои, питающиеся центральным светом. Однако они не выдерживают этого шествия и падают вниз). Цитирует Ориген и иудея Филона (Против Цельса 4,51; 6,21; На Мф. 15,2; 17,18; На Исход 13,3). А об идее воплощения ангелов в людей прямо говорит, что нашел ее в иудейской апокалиптике (Толкование на Иоанна. 2,31).

Другой источник, также названный Оригеном, из которого им взята идея предсуществования душ, равно как и идея множественности миров - это иудейская апокалиптика (Толкование на Ин. 2,31)¹⁵⁹ , правда Ориген признается – «я не знаю, почему у евреев есть эта традиция» (Толкование на Ин. 6,83). В самом деле, литература Мидрашей прямо гласит: "прежде чем создать наш мир, Бог создавал другие миры и их разрушал"⁵²⁸ .

Но никогда Ориген не говорит, что идея множественности рождения души в разных телах преподается в Церкви и церковными людьми.

Предельно ясно о системе Оригена сказал св. Мефодий Олимпийский: Ориген - "кентавр" (Фотий. Библиотека, 118 и св. Мефодий Патарский. О сотворенном, 2)⁵²⁹ . В его системе сопрягаются как верования, присущие библейской традиции, так и учения, традиционные для греческой философии¹⁶⁰ . И поэтому не все то, что встречается на оригеновых страницах, следует воспринимать как перешедшее на них из мира апостольских преданий. Впрочем, св. Мефодий, хоть и был учеником Оригеновой школы, но критически относился к некоторым сторонам наследия Оригена.

Но вот голос уже не "церковника", а язычника. Неоплатоник Порфирий так пишет об Оригене: "Ориген был учеником Аммония; Аммоний ввел его в науку и многое ему дал, но в выборе жизненного пути Ориген свернул на дорогу, противоположную дороге учителя, прошел совсем по иному пути. Аммоний был христианином и воспитан был родителями христианами, но, войдя разум и познакомившись с философией, он перешел к образу жизни, согласному с законами. Ориген - эллин, воспитанный на эллинской науке, споткнулся об это варварское безрассудство, разменял на мелочи и себя и свои способности к науке. Жил он по христиански, нарушая законы. О мире материальном и о Боге думал как эллин, но эллинскую философию внес в басни, ей чуждые. Он жил с Платоном, читал писателей, известных в пифагорейских кругах" (Евсевий. Церковная история VI,19)¹⁶¹ .

Еще один оппонент Оригена - на этот раз не из мира церковного и не из мира языческого, но из круга ересей - монархианин Маркел Анкирский пишет об Оригене то же самое: "Если нужно сказать истину об Оригене, тогда необходимо сказать следующее: он решил приступить к Божиим Словесам, прежде чем он точно уразумел Писание, но только завершив философское обучение, и из-за обширного и ревностного внешнего образования начал писать хуже, чем это было нужно, пошел вслед за философскими учениями и из-за этого нечто написал не хорошо. Это видно из того, что памятуя еще о Платоновых учениях и его понимании различия между началами, он написал книгу "О началах". И это наилучшее доказательство ,что не из какого другого места он взял начала своих учений и название своей книги, но из платонова учения, из "Горгия"" (Евсевий. Против Маркела, 1,4).

Не видит христианских истоков в оспариваемой доктрине Оригена и св. Епифаний Кипрский: "Эти в тебе семена первоначально брошены баснословным языческим учением эллинов, и после разрослись в тебе помыслом неверия в воскресение, когда эллины привели тебя к этому и научили" (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,65).

Блаженный Иероним менял свое отношение к Оригену от восторга до полного отторжения. Но во все периоды своей жизни он отдавал себе отчет в том ,что в оригеновой системе многое заимствовано из нецерковной традиции: "Пифагор у греков открыл первый, что "души бессмертны и из одних тел переходят в другие". Он говорил, что был Эвфорбом, Каллидом, Гермотимом, Пирром, наконец, Пифагором... В перенесении всего этого под измененным названием в свои книги "О началах" и обвиняют Оригена" (Иероним. Апология против Руфина. 3,39-40). "Говоря это, не следует ли он очевиднейшим образом заблуждениям язычников, и не вносит ли в христианскую простоту бредни философов?" (Письмо 100. К Авиту)⁵³⁰ . Пересказывая оригенову книгу "О началах", Иероним пишет: “чтобы не быть обвиненным в учении Пифагора, который доказывает μετεψυχωσιν, — после столь гнусного учения, которым ранил душу читателя, он говорит: это, по нашему мнению, не догматы, а только изыскания и догадки, и изыскано нами с тою целью, чтобы кому-нибудь не показалось, что все это совершенно не затронуто нами” (там же)⁵³¹ . Странно, впрочем, что в полемическом пылу Иероним тут же и приписывает самому Оригену защиту того самого мнения, от которого по его же собственной цитации Ориген на самом деле дистанциировался: "Говоря это, он очевидно защищает переселение душ (μετεψυχωσιν) Пифагора и Платона" (там же)⁵³² . Но для нас важно, что и друзья, и оппоненты Оригена (как церковные, так и нецерковные) видели в его реинкарнационных гипотезах влияние греческой философии, а не обнаружение апостольского предания.

В общем – «Ориген возложил на себя нелегкое бремя служения двум, не всегда и не везде согласным между собой господам»⁵³³ . Более же всего его представления о судьбе душ сходны с верованиями Максима Тирского⁵³⁴ .

Ориген пытается Платона совместить с христианством, но разве это довод в пользу того, что в самом дооригеновском христианстве были идеи метемпсихоза? И если очевидно, что система Оригена складывается из двух источников — христианского и языческо-философского, — на каком же основании надо утверждать, что именно языческую идею переселения душ Ориген заимствовал из христианства? И если сам Ориген говорит о том, что доктрина реинкарнации заимствована из языческого источника — на каком же основании можно утверждать, что Ориген заимствовал ее из христианского предания?

Чтобы понять Оригена, сравним его со святителем Лукой, архиепископом Крымским. Св. Лука не просто епископ; еще он – лауреат Сталинской премии, хирург, один из создатель гнойной хирургии в СССР. Это человек, живший одновременно в двух мирах: в церковном и научном. Теперь представим, что мы берем его книгу «Поздние резекции инфицированных огнестрельных ранений суставов». Корректно ли будет сказать, что раз автор это книги – святой архихиепископ, то поэтому все, что в ней сказано, есть учение Православной Церкви и все, что в ней написано, почерпнуто из сокровищница церковных преданий? Можно ли приводить любые выписки из этой книги, предваряя их вводной фразой: Православная церковь учит, что “Если есть затек в скарповский треугольник, то его надо вскрыть отдельным разрезом по медиальному краю m. sartorii»¹⁶² .? А можно ли совершить обратный ход – и любую фразу из церковных проповедей лауреата Сталинской премии предлагать в качестве научного тезиса: Мол, наука учит, что “сатана, враг рода человеческого, приложил все усилия к тому, чтобы разрушить в людях веру в Господа Иисуса как Богочеловека”⁵³⁵ ?

Вот таким же человеком был и Ориген. Он жил в двух мирах: церковном и светски-философском. Трудился и для одного и для другого, и черпал и из одного, и из другого. И как нельзя размышления вл. Луки о гнойной хирургии считать частью церковного предания, так нельзя и космогоническе гипотезы Оригена считать выражением церковной веры.

Не из церковного предания, но из языческой философии Ориген неосторожно пронес в свою апологию христианства нехристианскую идею реинкарнации. Высказывая ее, он не выдал “эзотерическую тайну” христианства. Напротив, публично, экзотерически вывесив ее на вратах церковной школы, он хотел привлечь язычников знакомой им философской идеей. Вина Оригена лишь в том, что он слишком поспешно переодел в христианские одежды привычные для его слушателей сюжеты платонической мысли, как раз не выразив тем самым церковного Предания, а исказив его.

в) ОРИГЕН И ЦЕРКОВНОЕ ПРЕДАНИЕ

Казалось бы странно, что Ориген заимствует из языческих источников мнения, очевидно несовместимые с церковным преданием. Если бы он был диссидентом, протестантом – то это было бы понятно. Но Ориген совершенно сознательный церковный традиционалист: “Мы должны хранить церковное учение, преданное от апостолов чрез порядок преемства. Только той истине должно веровать, которая ни в чем не отступает от церковного и апостольского предания» (О началах. 1, Введение, 2).

Слова Оригена о “порядке апостольского преемства” — не просто повторение общего места церковного богословия. Линия преемства действительно весьма четко прослеживается от апостолов до Оригена. Как известно, Ориген был преемником Климента Александрийского по церковной школе. О последнем же св. патриарх Фотий, один из образованнейших византийцев, сообщает, будто “говорят, что Климент был учеником Пантена и что Пантен был учеником тех, кто видел апостолов и даже, что он сам видел некоторых апостолов лично” (Фотий. Библиотека, 118). Сам Климент среди наставников Пантена называет Петра, Иакова, Иоанна и Павла (Строматы. I,11,3). Климент был противником идеи реинкарнации. Один из его текстов, противопоставляющих христианство пифагорейству, Ориген воспроизводит в своих трудах¹⁶³ .

Кроме того, в 212 г., во время своего пребывания в Риме Ориген слушал проповедь св. Ипполита Римского (Иероним. О знаменитых мужах, 61; Евсевий. Церковная история VI,14,10-11) Патриарх Фотий (Библиотека, 121) даже говорит, что Ориген в одном своем письме именует Ипполита своим возбудителем на труд, который предоставлил Оригену переписчиков… Ипполит же, как мы помним, был явным противником идей метемпсихоза.Ориген точно знает, что церковное предание отвергает идею душепереселения: "Цельс, нередко обнаруживающий склонность мыслить по-платоновски, старается показать, что все души одинаковы, и что, следовательно, души людей ничем не отличаются от душ муравьев и пчел; он в данном случае говорит как человек, по мнению которого душа из небесной тверди спускается не в одно человеческое тело, но и во все прочие тела. Такому взгляду христиане не придают никакого вероятия; ведь они знают, что душа человеческая создана по образу Божию, а потому понимают, что существо, созданное по образу Божию, не в состоянии утратить свои характерные свойства и принять другие, присущие неразумным животным" (Против Цельса IV,83). О том, что вера в переселение душ противоречит церковному преданию, Ориген говорит и в Толкованиях на Евангелие от Матфея (PG XIII, 469; 1088 и XVII, 612).

В тексте «Против Цельса» (1,16) есть упоминание о труде Татиана «Увещание к эллинам», в котором Татиан довольно ехидно отзывается о вере в переселение душ («смеюсь над бабьими сказками Ферекида, Пифагора, принявшего его мнение, и Платона, который был в этом его подражателем” ).

Итак, по тем вопросам христианского понимания мира, Бога и человека, которые были ясно проповеданы апостолами, у Оригена была возможность учиться у прямых наследников апостолов, которые, по слову Климента, “хранили святое учение, в точности переданное им”. У Оригена просто не было необходимости обращаться к новоявленным гностическим лидерам для уяснения Евангелия.

При этом Ориген весьма резко отличал христианское учение от оккультных откровений. Поясняя слова апостола о том, что христианам открыта “премудрость не князей века сего, которую никто из князей века сего не уразумел” (1 Кор. 2,6-8), Ориген говорит: “Я считаю необходимым сказать, что такое мудрость мира сего и что такое премудрость князей мира сего”. К первому относятся риторика, грамматика, геометрия, музыка, медицина. “Под премудростию же князей мира сего мы разумеем, например, египетскую так называемую тайную и сокровенную философию, астрологию халдеев и индийцев, обещающих высшее знание, а также многоразличные и разнообразные мнения греков о Божестве. Когда эти духовные силы увидели Господа и Спасителя, обещающего и проповедующего, что Он пришел в этот мир разрушить все догматы, ложно носившие имя знания (“гнозиса” — А.К.), то, не зная, кто скрывался в Нем, они тотчас начали строить ему козни: “предсташа царие земстии и князи собрашася вкупе на Господа и на Христа Его” (Пс. 2,2). Понимая эти замыслы их против Сына Божия, апостол говорит: премудрость глаголем не князей века сего” (О началах. III,3,1-2). Примечательно, что Ориген весьма далек от египетского патриотизма. Он считает, что у каждого народа есть свои добрые и злые ангелы, и вот – «Ангел управлявший Египтом, извлек огромную пользу из сошествия Христа с небес – чтобы обратить египтян к христианству. Ибо до пришествия Христа благие ангелы мало что могли сделать для блага тех, кто им был вверен. Когда египтянам помогали только ангелы египтян, то с трудом хоть один прозелит уверовал в Бога» (Беседы на Евангелие от Луки,13; см. также Толкование на Иоанна 12,50). Как видим, дохристианский Египет представлется Оригену довольно мрачным местом, в котором не было истинного знания о Боге…

Ориген знает церковное предание, неоднократно приводит церковный символ веры. И настаивает на том, что его необходимо признавать. Во всех тех вопросах, которые к его времени были уже ясно определены в церковном вероучении, он принимает веру Церкви. По дружному выводу исследователей – «Ориген никогда ни в один момент жизни своей не высказывал желания явно противоречить церковному учению»⁵³⁶ ; «В области, в которой предание Церкви было уже определено, Ориген был его простым эхо»⁵³⁷ .

Лишь в “археологии” и в “эсхатологии”, в представлении о начале и конце мира он высказывает собственные мнения, оправдывая свое дерзновение тем, что «церковное предание учит, что душа по выходе из этого мира получит воздаяние по заслугам..., но в церковном предании не указано ясно относительно души, происходит ли она из семени, или же она имеет другое начало, или, может быть, душа вселяется в тело извне… В церковном предании содержится еще то, что этот мир сотворен. Но что было прежде этого мира или что будет после него, это для многих остается неизвестным, потому что в церковном учении не говорится об этом ясно… В церковном учении содержится то, что существуют ангелы Божии; но когда они сотворены – это не обозначается с достаточной ясностью» (О началах. 1. Введение, 5-6 и 10).

Надо сказать,что и поныне эти темы относятся к числу наименее разработанных в церковной мысли. При творении мира нас не было. А то, что будет — “не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его” (1 Кор. 2,9). Церковный разум не догматизирует подробности космогонии или археологии, но он может отстранить от себя те представления о судьбах мира, которые не созвучны Евангелию. Мы можем не знать карты океанических течений, но при этом сможем отличить пресную воду от морской. Так и православная Церковь: не расширяя круг позитивных догматов о начале и конце мироздания, она не приняла догадок Оригена.Судьба Оригена, наверно, и не могла быть другой. Он – первый, кто пытается создать систему христианского мышления, защищая и объясняя каждый шаг своей постройки. Слишком мало он имел предшественников, которые пробовали бы ставить такие же вопросы, а тем более – отвечать на них с той мерой требовательности, обоснованности, убедительности даже для «внешних», которую определил для себя сам Ориген. Да, Церковь верует в воскресение тел. Это Ориген знал и признавал. Но какие подробности этого учения могла предложить ему предшествовавшая богословская традиция? У Оригена были основания считать, что именно по этому вопросу апостольской общеобязательной традиции нет – ибо среди его предшественников встречались мнения и разные и ошибочные: “Афинагор доказывал возможность воскресения тем, что частицы тела не могут быть ассимилируемы другими телами, а Ориген буквально тем самым доказывал невозможность воскресения… Кроме того, Афинагор, как известно, утверждал, что без тела и душа немыслима; между тем как, по смыслу системы Оригена, ничего нельзя и сказать неразумнее этого. Еще меньше мог быть авторитетен для Оригена Татиан, который учил, что душа умирает так же как и тело, вместе с которым и воскрешена будет, потому что ничто более не противно основным понятиям системы Оригена, как это учение. Тертуллиан также не мог быть авторитетом как по причине своего общего положительно натуралистического мировоззрения, прямо почти противоположного идеализму и спиритуализму Оригена, так и потому, что он даже не остался верен ни своему мировоззрению, ни церкви, перешедши в монтанизм. Наконец в вопросе о воскресени не могли быть для Оригена авторитетом ни св. Иустин, ни Ириней, так как тот и другой держались хилиазма, который также нелегко примирить с христианским учением о воскресении. Вот почему Ориген в числе догматов точно определенных церковью и не поставил, вопросов, касающихся последней судьбы мира (см. О началах 1 Введение 6)»⁵³⁸ .

Итак, говоря об отношениях между Оригеном и церковным преданием, надо помнить, что само церковное предание развивается: то, что не было ясно выражено, осознано и засвидетельствовано в более ранние времена, со временем попадает в фокус церковного внимания, полемики, осмысления. Поэтому мнения, которые в сегодняшних церковных школах были бы однозначно и основательно оценены как противоречащие церковному учению, в более ранние времена далеко не сразу могли бы быть расценены таким же образом и с такою же быстротой и решительностью.

Можно ли из сказанного сделать вывод, что раз Ориген был во всем согласен с тем, что устоялось в церковном предании, и тем не менее допускает реинкарнацию, то из этого следует, что именно отношение к реинкарнации еще не устоялось в Церкви III столетия? Если это так, то в таком случае затруднительно говорить о христианском отношении к идее переселения душ, а можно говорить лишь об отношении тех или иных христианских писателей. Ведь если окажется, что в течение первых двух веков церковной истории отношение к душепереселению было разным, то получится, что от Христа и апостолов никакого определенного учения по этому вопросу Церкви завещано не было, и, значит, последующие церковные писатели просто по своему вкусу выстраивали негативное отношение к вере в переселение душ.

На это возражение нельзя ответить, не ознакомившись с системой Оригена. Поэтому к нему мы вернемся в следующей главке.

Пока же у нас речь о самом Оригене. Так вот - как бы ни была богата библиотека Оригена, но на многие вопросы в ней еще просто не содержалось церковных ответов. Зная это, Ориген с осторожностью выходит в те пространства, на которых еще не стоит ясных церковных знаков. Отправляясь туда на разведку, Ориген постоянно предупреждает: это мой опыт, это мой личный шаг, это мой взгляд….

О своих построениях он неизменно говорит как о догадках, которые приемлемы лишь в той мере, в какой они помогают принятию и раскрытию апостольской и церковной веры. Ориген начинает книгу "О началах" с изложения этой веры (I, Введение, 2-10). И кончает тем, что адресует читателя к ней: "о том же, что мы сказали, или о прочем, что из того следует, должно мыслить согласно с тем образцом, какой мы изложили выше" (О началах IV,37).

Очевидно, что сам Ориген отличал апостольское Предание от своих довольно произвольных толкований его и не выдавал свои догадки за общецерковное убеждение: "впрочем, сам читатель пусть тщательно обсудит и исследует то, что сказали мы относительно обращения ума в душу и прочее, что, по-видимому, относится к этому вопросу; а мы, со своей стороны, высказали это не в качестве догматов, но в виде рассуждения и изысканий" (О началах II,8,4). "Мы скорее предложили читателю мысли для обсуждения, нежели дали положительное и определенное учение" (О началах II,8,5). "Мы говорим об этих предметах с большим страхом и осторожностью, и более исследуем и рассуждаем, чем утверждаем что-нибудь наверное и определенно. Выше мы указали уже, о чем нужно давать ясные определения (dogmate manifesto), это, думаю, мы и выполнили, говоря о Троице. Теперь же, по мере возможности, мы будем упражняться скорее в рассуждении, чем в определении" (О началах I,6,1). Памфил в 9 книге “Апологии Оригена” так передает мысль Оригена о реинкарнации: “что касается нас, то это — не догматы; сказано же ради рассуждения, и нами отвергается: сказано это только затем, чтобы кому-нибудь не показалось, что возбужденный вопрос не подвергнут обсуждению”⁵³⁹ .

Мы видели также, что и Руфин, и Евсевий, и Иероним, по разному оценивая Оригена, согласны в том, что Ориген никогда не настаивал на идее метемпсихоза.

Собственно, такое построение текста было вполне в традициях как античных, так и средневековых философских диспутов: даже в Средние Века разрешалось аргументированно защищать любую, даже антицерковную позицию –если это делалось в порядке обсуждения и «виртуальность» это позиции была оговорена. На это естественное право каждого философа – право обсуждения гипотез - указывал Памфил в «Апологии Оригена»…

И в этой подчеркнутой нерешительности самого Оригена и была причина, отчего так долго – три столетия - колебалась Церковь в определении своего отношения к Оригену. Ибо - «Разграничивши те истины, которые точно определены в церковном учении от тех, которые не получили ясного и полного определения, первые из них он утверждает со всей силой на свидетельствах Писания, о последних же трактует более испытывая и доискиваясь, чем утверждая, хотя впрочем везде им руководит та основная мысль, что ничто не должно быть принимаемо за истину, если прямо противоречит апостольскому и церковному учению. Часто вы видите, как он излагает свое мнение со страхом пред Богом и смирением пред людьми до того, что просит извинения, если кому покажется что странным в его суждениях. Изложивши какое-либо мнение, он часто имеет обыкыновение прибавлять, что вовсе не выдает его за решительное и несомненное, что он в этом случае по мере сил своих только доискивается истины, но не осмеливается утверждать, что действительно нашел ее вполне, и затем выдавать достигнутое решение вопроса за догмат, что он старается проникнуть в смысл св. Писания, но не осмеливается уверять других, что он действительно овладел им. Часто он колеблется и запинается, поднимая различные вопросы, решение которых предоставляя другим, сам не стыдится искренно сознаться, что у него нет на них ясного и твердого ответа, или же, если и решает их, то право авторитета предоставляет тому, кто рассудит и скажет об этом лучше. Иногда же он сразу предлагает несколько решений одного и того же вопроса и предоставляет избрать, кому какое представится разумнее и основательнее, и это особенно в вопросах, не получивших в церкви ясного и всестороннего решения» (Евсевий Памфил. Апология Оригена. Введение). «Таким образом, как везде, так и особенно в эсхатологии заблуждения Оригена совершенно не то, что заблуждения еретические, которые обыкновенно выдаются и упорно отстаиваются еретиками как несомненные догматы, равные догматам утвержденным авторитетом церкви; это опять не более чем простые предположения, гадания, помыслы, летучие думы философа, от которых он готов даже отказаться всякий раз, когда бы доказано было ему, что эти думы противны смыслу церковного учения, и вместо их указаны были точно определенные догматы церкви»⁵⁴⁰ .

Итак, мы видели, что Оригену было известно, что церковная традиция не признает идеи реинкарнации.

Мы видели, что Ориген настолько боялся допустить смешение христианства с язычеством, что призывал людей к мученической смерти, и сам готов был ее принять. Мы видели, что Ориген предлагал свои миссионерские построения в качестве частных гипотез. Мы видели, что Ориген ясно указывал, что материал для этих гипотез он черпает во внехристианской среде.

Поскольку же и Платон и Мидраши, откуда Ориген взял свои основные космогонические и психогонические представления, являются источниками отнюдь не христианскими, постольку естественно, что, сверяя учение Оригена о предсуществовании душ и о множественности миров с апостольским преданием, церковные богословы век за веком вступали в полемику с Оригеном.

Но именно потому, что Ориген резко противостоял оккультистам и гностикам, а свои идеи, ставящие его самого на границу “лжеименного гнозиса”, высказывал как свои частные предположения, но не как веру апостолов и всей Церкви, при жизни Ориген никогда официально не обвинялся в ереси¹⁶⁴ .

Тайна же у Оригена есть только одна. Есть один тезис, который, как полагает Ориген, не стоит сообщать простым верующим: эта тайна о том, что Бог есть любовь… О том, что Бог всех желает спасти, не стоит говорить слишком рано и слишком громко. Что все разумные существа очистятся и однажды спасутся – это эзотерическое учение; простому же человеку достаточно знать, что грешник карается… Как мы по настоящему не гневаемся на двухлетних детей, хотя и говорим с ними строго, так, по мнению Оригена, и библейские угрозы вечными муками, не стоит понимать слишком буквально (см. Беседы на Иеремию 18,6). «Мы являем детям грозные гримасы не потому, что мы действительно испытываем такие чувства к ним, но потому, что понимаем разумность такого поведения. Так и Бог говорит, что Он гневается, чтобы обратить тебя, но на самом деле Он не в гневе» (Там же). «Мы обманываем детей, пугая их, чтобы они стали послушными. Мы пугаем их обманными словами, приспособленными к детскому возрасту... Мы все дети для Бога, нам потребно детское воспитание. Вот почему Бог из жалости к нам обманывает нас» (Там же, 18,15)¹⁶⁵ .

Это тайное учение Оригена можно не принимать. Но, как оказалось, то, что Ориген прятал от своих прихожан, совсем не «оккультно». Он прятал не свою тайную плененность буддизмом или герметизмом, а то, что евангельское возвещение о том, что Бог есть любовь, для Ориген означало, что Бог есть только любовь (см. Беседы на Иезекииля 1,2; Беседы на Числа 16,3). У теософов же обратная тайна: их божество никого в сути своей не любит, ибо является всего лишь неумолимо-автоматическим законом кармы…

В) КНИГА "О НАЧАЛАХ"

Ориген - писатель, старающийся строить систему. Каждый свой шаг он просчитывает намного вперед. Его главная цель ясна: защитить Церковь и ее Библию. Но свои оборонительные рубежи он предпочитает строить еще на дальних подступах к своей святыне, то есть - на территории противника, на территории язычества. Он склонен брать некоторые суждения языческой философии и разворачивать их так, чтобы они стали его передовыми оборонительными рубежами. Борется же таким путем Ориген прежде всего с тем оппонентом, который пристальнее всего приглядывался к Церкви, активнее всего ей противодействовал. Имя этому передовому отряду язычества в его противостоянии христианству - гностицизм. И мы помним, что Ориген от юности своея относился к гностицизму без малейшей приязни.

Фундаментальное убеждение гностиков состояло в том, что Бог, открывшийся в Ветхом Завете, Бог-Творец, есть Бог зла, невежества и несправедливости. Перед христианином Оригеном, соответственно, стояла задача теодицеи. Надо было оправдать в глазах оккультирующих интеллигентов благость Творца и тем самым отстоять духовный авторитет всей Библии.

Гностикам казалось, что быть Творцом такого мира, как наш, постыдно. Поэтому они попробовали создать модель такого Божества, которое не было бы причастно вообще к нашему миру. Бог-творец, открывшийся в Библии, есть низшее божество, но над ним возвышается многоступенчатая иерархия более высоких духов, от имени одного из которых и пришел Христос. Библейское богословие здесь старательно и последовательно перевернуто. Если для пророков и апостолов признаком ложных богов является именно то, что не они создали мир человека¹⁶⁶ , то для гностиков именно эта визитная карточка Ягве и служит дурной рекомендацией: истинный Бог не унизил бы себя созданием материальной вселенной... Для Оригена это — кощунство: “Можно ли размышлять о Боге, не помышляя о Нем как о Творце? Благочестие, в глазах Оригена, позволяет дать только отрицательный ответ”⁵⁴¹ . Если думать о Боге не как о Творце — то слишком легко уйти в гностический миф о Боге-нетворце, о Боге, который не имеет никакого отношения к нашему миру.

Ориген встает на защиту апостольского благовестия: во Христе открылся “Тот, из Которого все и к Которому все”. Сын всегда с Отцом, и в общем творческом акте Они создали наш мир. Более того, творчество настолько присуще Богу, настолько не-чуждо Ему, что, сколько бы ни было миров — все они имеют своей причиной библейского Отца и евангельского Сына.

Евангельский тезис о Троице, “из Которой вс¨” Ориген желает защитить философски. Некоторые гностические школы готовы были признать Христа Господом данного мира. Но у иных миров — иные Владыки... Мысль о том, что Абсолютный Источник всякого бытия, Тот, из Кого началось все, может придти к людям и может пожертвовать Собой “нас ради человек и нашего ради спасения”, казалась им абсурдной. Оригену надо доказать, что сколько бы миров ни предполагала философская мысль, Вифлеемская звезда указала на Творца их всех.

Итак, Ориген начинает полемику с гностиками. Естественно, что он пользуется тем набором богословских аргументов, которые наличествовали в христианской мысли его эпохи. Но дело в том, что церковная мысль времен Оригена еще не научилась ставить вопрос о том, каковы вечные отношения в Троице. Еще слишком велика была привычка видеть в Лицах Божества лишь различные проявления, функции Единого Бога. Поэтому Логос мыслился не столько как вечная Мысль и Любовь Отца, сколько как инструмент, с помощью которого Отец творит мир. Христианская мысль была занята не столько уяснением тайны внутритроичных отношений, сколько выяснением того, какое отношение Логос имеет к небожественному миру. Еще предстояло — в ходе арианских дискуссий — найти ответ на вопрос о том, в каком отношении находится творческое воление Бога к бытию самого Бога. Но уже было прочно усвоено, что “все чрез Него начало быть, и без Него ничего не начало быть, что начало быть” (Ин. 1,3) — через Слово, которое было в начале.

Мир не мог возникнуть без Логоса. Логос нужен для создания мира. Вот два тезиса, из которых исходит мысль Оригена. И к ним полемическая необходимость добавляет третий: Сын есть вечный, безначальный Бог. Но как можно доказать совечность Логоса вечному Божеству, если Логос — лишь инструмент для создания нашего мира? Бог вечен, но вечен ли мир? — О мире Ориген отвечает православно: наш мир невечен, он возник в истории. Но если невечен мир, то невечна и Причина его бытия, то есть невечен оказывается Логос? Ведь если мир невечен, то не всегда Сын был Логосом мира. А, значит, без мира бытие Сына не имеет объяснения и оправдания. Бог не совершает ненужных действий. Если мира не было и Сын есть условие бытия мира, значит, логично заключит, что и Сын не является Вечным. В таком слуаче между Богом Отцом и Сыном кладется непроходимая пропасть: Сын возникает во времени и подвластен времени, Сын всего лишь тварь, но не Бог. Тогда правы гностики: не Бог пришел к людям, а некий космический дух… Этот вывод Оригена не устраивает. Но как объяснить обратное? Если Бог не совершает ненужных действий и если Логос нужен лишь для творения мира, но при этом Логос все же совечен Отцу — значит, у Отца всегда была необходимость в миротворении. Если Логос был всегда — значит, Бог всегда был Творцом.

Итак, Оригену невозможно представить Бога вне творения - ибо “Бог должен был оставаться тогда праздным” (О началах. II,1,4). Но если Бог по сути Своей есть Творец, то Он не может быть без мира. Не потому, что Он и мир - одно, а потому, что сущностным свойством Бога является быть Творцом и Вседержителем. Но чтобы быть Творцом и Вседержителем - перед лицом Бога всегда должно быть то пространство, к которому могла бы быть направлена Его творческая и правящая мощь. А если Бог всегда был Творцом, а наш мир был не всегда — значит, прежде создания нашего мира тот же Логос создавал иные миры, а после конца нашей вселенной Он должен будет вновь и вновь творить новые мироздания. "Обыкновенно нам возражают и говорят: если мир начал существовать с известного времени, то что делал Бог до начала мира? Ведь нечестиво и вместе с тем нелепо называть природу Божию праздной или неподвижной... Мы же скажем, что Бог впервые начал действовать не тогда, когда сотворил этот мир, но мы верим, что как после разрушения этого мира будет иной мир, так и прежде существования этого мира были иные миры" (О началах. III,5,3).

Именно из идеи Бога как Творца Ориген заключает к бесконечной последовательности миров. Ориген живо ощущает Бога как Творца и Промыслителя, Божественная любовь открывается ему как любовь к миру - и он полагает, что этой творческой мощи и любви нельзя ставить пределов.

Ответ Оригена явно поспешен: из верного тезиса о том, что Логос необходим для творения мира, он заключает, что только для этого Он и необходим Отцу. Ошибка Оригена в том, что его суждение противоречит евангельскому возвещению о том, что Бог есть Любовь. Любовь же не может видеть в том, кого любит, лишь инструмент. Родители не рождают детей лишь как средство для получения пособия или в качестве средства для обеспечения спокойной старости. Мы не знаем тайны Божией Любви. Но полагать, будто личностное Бытие Отца дало Свою божественную природу еще двум Личностям — Сыну и Духу — лишь из чисто инженерных соображений (чтобы было, на ком строить мир) — значит недостойно думать о Боге и о любви. Более апофатическое богословие приходит к мысли, что Бог не существенным образом есть Творец, что Он есть любовь в самой Троичности. Ему есть, Кого любить вне времени и вне творения. Любовь Отца, Сына и Духа самодостаточна. И потому нет оснований считать, будто именно потребность в любви подвигла Бога создать мир. Равно как и нет оснований считать, что единичность нашего мира ограничивает Любовь Бога.

Для более последовательного философского мышления открывается, что у Бога все же нет и не может быть необходимой связи с миром. Бог не обязан творить относительный мир. Он ничем не понуждается к акту творчества. Нет такой необходимости, которая тяготела бы над Абсолютом и диктовала бы ему те или иные действия. Поэтому для cв. Василия один из смыслов библейского повествования о том, что небо и землю Бог сотворил “в начале”, состоит в указании на то, что лишь в незначительной степени Бог есть Творец, лишь не-существенным (для Него) образом: “в показание, что сотворенное есть самая малая часть Зиждителева могущества” (Беседы на Шестоднев, 1). Бог остался бы Богом, если бы не стал Творцом. Предположение Оригена о том, что Богу для того, чтобы быть Богом, то есть Владыкой и Творцом, надо всегда иметь тварь под Своей творящей и правящей десницей, оказывается нарушением основ мистико-апофатического богословия, поскольку оно является попыткой конкретно-положительного определения Божества.

Так что я никак не могу понять, в чем видит глубокую логичность оригеновской системы известный советский философ М. Б. Туровский, который зачем-то начал писать о патристике. По его мнению, "Ориген-диалектик мыслил последовательно. Он не остановился перед признанием того, что если Бог создает миры из ничего, такое творение есть непрерывность. Другими словами, творение Богом мира извечно, а миров бесконечное множество. Церковь затем отвергла этот логичный тезис Оригена"⁵⁴² . Ни малейшей логики здесь как раз нет. Если творение мира Богом из ничего есть чудо, есть акт чистейшего волюнтаризма, есть ничем не обусловленное действие воли, то из этого следует, что эта воля совсем не обязана проявлять себя в создании бесконечной вереницы миров. У Бога и мира нет никаких необходимы-обязательных отношений. Мир держится в бытии чудом Божественного решения. И это решение совсем не необходимо вытекает из природы Божества. То, что мир создан из ничто, означает и то, что он создан не из нужды Бога в нем. Может быть, Марку Борисовичу кажется, что учение Оригена "логично" потому, что доктрина о непрерывном творении вереницы миров есть в средневековой иудейской традиции. Но логика христианской мысли никак не требует того, чтобы чудо миротворения было тиражируемым¹⁶⁷ .

Впрочем, из ложной посылки Ориген приходит к верному выводу: Сын совечен с Отцом. Так подтверждается логический закон, гласящий, что “из лжи следует все что угодно” (то есть из ложных посылок может быть получен не только ложный, но и верный результат). Но кроме истинного богословского вывода Ориген из своих посылок получает попутно еще и ряд вполне недоброкачественных заключений.

Из его предположения о том, что Бог обязан творить всегда, проросли все те особые мнения Оригена, которые и опорочили его имя в церковной памяти. У христианского мыслителя появляются "эпикуровы чередующиеся миры" (Иероним. Апология против Руфина. 1,6).

Далее на этот тезис Оригена налагается один предрассудок, унаследованный им от античной философской традиции. Античному мышлению глубоко чужда идея безграничного мира. Космос тем и хорош, что он ограничен. Ведь космос упорядочен, оформлен. А навести сколь-нибудь сносный порядок можно только в небольшом полисе. Значит, чтобы быть управляемым, предсказуемым, гармоничным, мир должен быть ограничен. Ориген наследует традиционное убеждение античной философии в непостижимости бесконечного бытия. Но ограниченность космоса для него оказывается знаком ограниченности тех разумных начал, которые им управляют и защищают его от Хаоса. Никакое сознание не может охватить бесконечность — поэтому, если мы хотим жить в мире, который послушен воле богов, мы должны признать конечными и божественный разум, и мир, который им управляется.

Должны пройти еще несколько поколений, прежде чем христианство, мощно поддержавшее проявившееся уже в платонизме стремление видеть в Божестве Безграничное, переучит школьную средиземноморскую мысль и научит людей восхищаться Бесконечностью и без боязни вверять себя Беспредельному и Непознаваемому Богу. Ориген же исходит из античной предпосылки: Если мир бесконечен, значит, Бог не может знать мира: Бог не может руководить судьбами мира, уходящими в бесконечные дали времен: «Где нет конца, там нет и никакого познания… Бог не мог бы содержать сотворенное или управлять им, потому что бесконечное по природе – непознаваемо» (О началах. 2,10,1).

Ориген, всегда боровшийся с антропоморфизмом, здесь сам в него и впал. Ибо за этим его аргументом стоит обычный антропоморфизм: мышление Бога уподобляется мышлению человеческому. И, соответственно, вопреки предупреждению Писания – «Мои Мысли - не ваши мысли, ни ваши пути -- Пути Мои, говорит Господь, о как Небо - выше Земли, так Пути Мои - выше путей ваших, и Мысли Мои - выше мыслей ваших» (Ис. 55,8-9) - недостатки нашего мышления Ориген перенес на Абсолютный разум…

Далее Ориген логичен: Бог не может не знать тот мир, который Он Сам создал и которым Он управляет. Значит, Бог знает весь мир, и следовательно, мир конечен (см. О началах. 5,3,2).

Итак, каждый мир ограничен. И, соответственно число существ, живущих в этом мире, тоже конечно. Но если есть много следующих друг за другом миров — логично предположить, что в историю каждого из них Бог вселяет одних и тех же персонажей. Зачем создавать новые души, если прежние еще не вполне исполнили свой долг?

Здесь действительно появляются предпосылки для теории реинкарнаций (хотя, как мы помним, в более поздних своих Толкованиях на Евангелие от Матфея, Ориген именно, отталкиваясь от тезиса о конечности мира, будет строить свое уже отрицание перевоплощений души: если мир конечен, значит не может быть бесконечного странствия душ (Толкование на Матфея. 13,1)).

И все же запомним, что на этот путь Ориген вступает не под влиянием гностиков, но в полемике с ними. Как остроумно подметил П. Милославский, "мысль о душепереселении у Оригена является в его рассуждении таким результатом, которого он, по-видимому, не ожидал и сам, а был принужден допускать его только по требованию логической последовательности своей системы"⁵⁴³ .

Следующее гностическое убеждение, оспариваемое Оригеном - это представление о том, что Бог-Демиург (невежественный бог-неудачник) создавал некоторые существа изначально злыми. Между людьми потому и проходит расовая граница: есть люди чисто плотские, есть душевные, а есть духовные (они же есть подлинные гностики). Не человек сам выбирает свое будущее. Каким он создан - таким и будет.

Но Ориген убежден в радикальной свободе человека. Более того, он остаивает и традиционно церковное убеждение в том, что свобода присуща не только человеку, но и ангелам - в том числе сатане. Не своей природой человек увлекается ко злу. Не своей природой сатана склонился к богоборчеству. И там, и там был акт свободы, акт насилия над благой природой. В гностической системе Валентина диавол считался носителем изначально злой природы. Он не свободно склонился ко злу, и потому не имеет свободы отказаться от зла. Ориген же настаивает, что природа диавола благая, а падение его связано со свободной волей. Но, полемически увлекаясь, он приходит к выводу, что свобода падшего ангела столь велика и столь неумалена даже его падением, что сатана сможет некогда покаяться и спастись (см. Иероним. Апология против Руфина. 2,19)¹⁶⁸ . Слова ап. Павла о том, что некогда "последний же враг истребится - смерть" (1 Кор. 15,26) Ориген понимает так, что речь идет об истреблении диавола. При этом, по его мысли, "истребление последнего врага, конечно, нужно понимать не в том смысле, что погибнет его субстанция, созданная Богом, но в том, что погибнет расположение и враждебная воля, происшедшая не от Бога, но от него самого. Значит, он будет истреблен не в том смысле, что уже перестанет существовать, а в том, что не будет врагом и смертью, потому что нет ничего неисцелимого для Творца" (О началах III,6,5).

Этот вывод Оригена также потом вызовет нарекания в адрес Оригена со стороны Церкви... Но сделан-то он был в желании как раз защищать церковное предание от ереси.

Оспаривая гностическое (валентинианское) учение, о Боге, определяющем земные судьбы, как о злобном и несправедливом духе, Ориген настаивает: не Бог виноват в человеческих неудачах. Люди сами выбрали свои пути. Бог создал все души свободными (О началах II,3,5). Бог создал все духи равными (О началах II,9,6), а затем от их выбора зависела разница их путей (О началах IV). То, что пути людей различаются с самого начала, объясняется не несправедливостью Бога и не несовершенством мироздания. Просто души по разному воспользовались своей свободой еще в ту пору, когда они жили в мире духовном, в мире, далеком от наших земных сфер. Оригену кажется, что сам греческий язык стоит на стороне его гипотезы: душа по гречески - yuch, а yucoj означает холод. Бестелесные духи, сначала пламеневшие любовью ко Творцу, затем пресытились созерцанием Божества, и, отвернувшись от Бога к холоду небытия, по мере насыщения им, сами холодели, теряли духовность, приобретали плотяность, и вместо духов стали всего лишь душами - началами, животворящими мертвенную и мертвящую материю…

Здесь опять очевидно несогласие Оригена с гностиками. Согласно Валентину, космогония началась с того, что между Самоотцом и остальными его излияниями была поставлена граница — Горос (т. е. Предел) или Крест, которая ограждала плирому от кеномы – бездну бытия от бездны пустоты. Эта граница предохраняла «эоны» от гибельной попытки заглянуть в бездну бытия Праотца. Но вот «София» (т.е. Мудрость), низший дух, женский эон последней пары двенадцатерицы эонов, мучимый страстью познать и обнять Отца, разорвала союз с своим супругом (Фелитос Вожделенный) и бросилась к Праотцу. «Предел» встал ей поперек дороги и отбросил ее назад, но дело было сделано: мучимая своим страстным стремлением София не могла ни вернуться к супругу, ни освободиться от своей страсти, которая продолжала расти в ней, как живое, но уродливое существо, ненормально зачатое ею одной без супруга. Равновесие в плироме было нарушено, всем эонам грозило сомнение, тревога, желание невозможного. В духовном мире все реально, мысли и чувства духовного существа сами суть субстанции; поэтому и аффекты Софии суть субстанции, и будучи объектированы, становятся материалом творения видимой нами вселенной, образуют „безобразную материю" или хаос…

Итак, у гностиков горячность Софии породила космос. Ориген же говорит, что не любовь, а как раз охлаждение в любви стало первым грехом…

Духи, падая и превращаясь в души, сами создавали себе свои тела в зависимости от меры собственной плененности небытием и отпадения от Творца.

“Скажем кое-что и о тех, которые утверждают, что духовные существа различны по природе — дабы и нам не впасть в нелепые и нечестивые басни этих людей, выдумывающих, как между небесными существами, так и между человеческими душами различные духовные природы, созданные будто бы разными творцами... Причина различия и разнообразия во всех тварях заключается не в несправедливости Распорядителя, но в более или менее ревностных или ленивых движениях самих тварей” (О началах. I,8,2). "Тела не от начала существуют, а возникают впоследствии времени и по причине различных переворотов в разумных тварях, так что облекаются телами те, которые должны облечься ими, и снова когда от унижения и падений они исправятся к лучшему, то тела превращаются в ничто и таким образом изменяются в постоянном превращении", - излагает мысль Оригена блаж Иероним (Письмо 100. К Авиту)⁵⁴⁴ . "Души всегда обладают свободным произволением, - все равно, находится ли она в теле или вне тела, - и свобода произволения всегда направляется к добру или ко злу. Эти-то движения, вероятно, и служат причинами заслуг даже прежде, чем души сделали что-нибудь в этом мире, и сообразно с этими-то заслугами или провинностями божественный промысл определяет души, от самого рождения, или лучше сказать, прежде рождения к перенесению или добра или зла" (Ориген. О началах II,3,5).

Как видим, по мысли Оригена все души созданы во-первых, равными, во-вторых, бестелесными. Но не все они одинаково устояли в правде Божией, и потому по мере своего отпадения от Бога они облекали себя в те или иные тела и жизненные обстоятельства. Это вполне знакомая мысль для языческой философии. Ориген отстраняет обвинение библейского Бога в несправедливости тем, что предлагает своим языческим читателям уже знакомый им вариант теодицеи. И именно потому, что это был ход мысли, довольно обычный для языческой философии, нет оснований полагать, будто Ориген здесь выдал некое тайное предание христианских апостолов. Нет никаких оснований полагать, что в этом рассуждении Оригена сказалась собственно христианская традиция. Христианский предшественник Оригена Климент Александрийский утверждал изначальное неравенство, исходную непохожесть Божиих творений: “Проистекши все из одной и той же мысли, существа сотворенные однако же были неодинаковы по почетности, а именно ранее происшедшие были ниже позднейших” (Строматы VI,16). Следовательно, Ориген говорил не от лица традиции даже своей школы.

Далее, нельзя не заметить, что этим рассуждением Ориген не христиан склоняет к гностицизму, но пробует защитить христианство от гностицизма.

Нетрудно также заметить, что по сравнению с валентиновской буйно-фантастической мифологией, Ориген чрезвычайно сдержан. «От настоящих гностиков его отделяет полное отсутствие фантазии и страсти к мифологизаторству и строгое ограничение откровения пределами, указанными церковью. Ориген и себя не считает орудием откровения, и никаких тайных преданий не признает. Но наука, к которой он привержен, для него такой же авторитет, как и Писание. Он не допускает мысли, что одну придется подчинить другому — а потому наука играет у него ту же роль, что у гностиков восточные религии. Система его оказалась в той же мере эллинизацией христианства, или точнее платонизацией его, в какой гностицизм был его ориентализией. А так как характерный для гностиков дуализм заметен и у Платона и еще более у новоплатоников, и египетский гносис строился в значительной мере на том же Платоне, то в нескольких важных пунктах Ориген разошелся с церковью и возобновил внутри нее гностицизм, хотя в очень ослабленном виде. Так материальный мир у Оригена, хотя и не зло, но и не самоцельное, прекрасное и предназначенное к еще более прекрасной вечности, Божие творение; он создан Богом вследствие падения духов и представляет собою — тюрьму не тюрьму, а так сказать благоустроенное исправительное заведение. Вечность видимого мира, вечность и воскресенье тел поэтому для Оригена трудно приемлемы; он не то, что совсем отрицает эти догматы, но видимо они ему неудобны, он стремится их аллегоризировать или обойти. Учение о зле как о недостатке или небытии, привело его к учению о том, что все духи должны покаяться и спастись рано или поздно (так как погибнуть, исчезнуть они по существу своему не могут) — что равносильно гностическому «кажущемуся» спасению, при котором ничто не исцеляется от внутренней порчи, ничто не возводится на высшую ступень бытия, а только дух избавляется от внешних уз овладевшей им материи и возвращается в мир, к которому вечно принадлежал»⁵⁴⁵ .

В числе отличий Оригена от гностиков стоит также заметить изменение статуса ангелов: у гностиков ангелы являются творцами материального мира; у Оригена Бог сам создает материю и тела, в которые облекает и самих ангелов; ангелам же достается только непосредственное управление теми частями мира, которые вверены их управлению. Причем судьба ангелов в следующем мире будет зависеть от того, насколько хорошо они справились со своей задачей в этой вселенной: «Каждый ангел будет судим в конце веков соотвественно тому, как он помогал и как он учил тех, которые были ему доверены» (Беседы на книгу Чисел 11,4)… Здесь опять же Ориген делает шаг от гностицизма в направлении к христианству с его идентичностью Бога, Творца, Судии и Промыслителя.

Если знать систему Оригена¹⁶⁹ , то станет понятно, почему в ней отсутствует представление о "множественности рождений" в земном мире, хотя вполне явно предполагается, что у души еще до ее воплощения в нашем мире было какое-то существование и даже, пожалуй, предистория. Они стали разными еще в прежнем мире, и потому в наш мир души приходят также различными.

Наконец, именно потому, что Ориген допускает множество сменяющих друг друга миров и именно потому, что он полагает души странствующими через них, его представления о путях души резко отличаются от теософских.

Дело в том, что оригеновы миры существуют не параллельно, не одновременно друг с другом. “Ориген утверждает, — пишет Иероним, — что эти весьма многие миры, вопреки Эпикуру, не существуют одновременно и не сходны между собою, но по окончании одного мира получает начало другой”⁵⁴⁶ . "Нет сомнения, что через некоторые промежутки времени материя вновь получает бытие, образуются тела, и устрояется разнообразие мира по причине различных расположений воли разумных тварей, которые после первоначального совершенного блаженства, до наступления конца всех вещей, мало-помалу ниспали на низшие ступени... Владыка же всего, Бог, в создании миров с каждым существом умеет поступать по достоинству... Таким образом, кто всех превзошел нечестием и совсем сравнялся с землею, тот в другом мире, который будет устроен впоследствии, будет дьяволом, началом противления Господу"⁵⁴⁷ .

Как видим, гипотеза Оригена не похожа на учение теософов. Роднит ее с ними лишь то, что и для Оригена "если одни души бывают в честь, другие не в честь, то это следствие предшествующих заслуг или преступлений их" (Иероним. Письмо 100. К Авиту)⁵⁴⁸ . Но все же Ориген различает переселение души и воплощение: "учение о вхождении душ в тело не обязано перевоплощению" (Против Цельса V,29¹⁷⁰ ; см. также Толкование на Евангелие от Иоанна VI,14). Душа не странствует от одного человеческого тела к другому, от Илии к Иоанну. Созданная однажды, она затем единожды воплощается в каждом из эонов: один раз в каждом из последующих миров, вновь и вновь создаваемых Логосом (у рериховцев новое воплощение может следовать немедленно за смертью предыдущего тела). Ориген не проповедует возможность возвращения на землю в новом теле. Да, каждая душа воплощается неоднократно — но в разных мирах¹⁷¹ . В каждом мире каждая душа может воплотиться лишь однажды. «Кто здесь, по причинам, предшествующим этой жизни, сделался сосудом низким, тот, исправившись, в новом творении может быть сосудом почетным, освященным и благопотребным Владыке, готовым на всякое доброе дело» (О началах 3,1,21). «В новом творении» – говорит руфинов перевод; иеронимов подтверждает: «сосуд, который в этом мире был назначен для почетного употребления – в другом веке…».

Иероним пишет, что при толковании Еф. 1,4 ("Он избрал нас прежде создания мира, чтобы мы были святы") Ориген предполагает, что это предъизбрание Бог сделал по результатам предшествующей жизни души (Иероним. Апология против Руфина. 1,22). Однако, обратим внимание на то, как звучит тот апостольский стих, по поводу которого Ориген высказывает мысль о предыдущих жизнях: "прежде создания мира". Это значит, что с точки зрения Оригена заслуги, за которые ныне человек получает награду, уготованную ему еще прежде создания мира, также предшествовали созданию мира. Значит, получающие эту награду души вознаграждаются не за то, что они пережили в рамках нынешнего космического цикла, не за предыдущие воплощения в нашем мире, но получают то, что заслужили в прежней вселенной. Мы вновь видим, что в системе Оригена душа может лишь однажды придти в мир - в каждый из миров, но не может предпринять по несколько попыток в каждой из чередующихся Вселенных¹⁷² .

Более того, из текстов Оригена не видно, что душа может дважды побывать человеком, даже пройдя всю цепь миров. "Ориген никогда не говорил, что души делаются из ангелов, - пишет Иероним. - Через многие периоды души делаются не из ангелов, а из тех названий, в какие превратились бывшие прежде ангелы. Представь, что кто-нибудь, лишенный за свой проступок трибунского достоинства, чрез все должности придворной военной службы низведен до звания рядового - неужели из трибуна он прямо делается рядовым? Нет, но сначала примицерием, потом сенатором, двусотником, сотником, биархом, цирцитором, всадником, наконец, рядовым, и хотя бывший некогда трибуном оказывается рядовым, однако из трибуна он сделался не рядовым, а примицерием. Ориген учит, что разумные твари по лестнице Иакова нисходят мало по малу до низшей ступени, то есть до плоти и крови, и что не может быть, чтобы кто-нибудь от ста вдруг ниспал к единице, как только чрез все числа, как чрез ступени лестницы, он пройдет до последнего, и столько переменит тел, сколько переменит жилищ от неба до земли"⁵⁴⁹ .

Упоминание о "перемене тел" не надо торопиться прочитывать на языке современного вульгарного оккультизма. Для Иеронима и для Оригена понятие "тела" уясняется через его отличение от слова "плоть"¹⁷³ . Тела (пусть тонкие, огненные, воздушные) есть и у ангелов ("Только природе Бога, то есть Отца и Сына и Святого Духа свойственно существовать без материальной субстанции и без всякой примеси телесности" - О началах I,6,4). Тело есть там, где есть протяженность, сложность и делимость. Но только у человека есть плоть. Так что множество тел, сменяемых душой на пути ее ниспадения или восхождения - это не множество человеческих тел, смененных ею на земле. Это приключения, пережитые душой до ее воплощения в человеческом теле, то есть в период ее "предсуществования". С точки зрения Оригена все мы, жители земли, находимся в некотором "карантине". Прежние грехи, совершенные вне плоти, до нашего рождения на земле: «Создатель определяет каждому существу различную должность служения на основании того, что каждый ум или разумный дух, сообразно с движениями ума и душевными чувствами, приобрел себе большую или меньшую заслугу» (О началах. 2,9,7). Заметьте своеобразие выражений: вместо того, чтобы сказать «по грехам в своих прежних воплощениях», Ориген просто говорит «ум» и «дух». В его концепции умы могут грешить вне плоти и до плоти, то есть не будучи инкарнированными (воплощенными) в человеческие тела.

Значит, если Ориген пишет, что душа получает тело по своим прежним грехам - это нельзя понимать так, что некая женщина была изнасилована, потому что ее душа раньше была в теле того, кто изнасиловал другую женщину¹⁷⁴ . Его теория желает объяснить лишь то, почему мы попали в эту юдоль печали. Они поясняет, откуда у наших душ взялось материальное тело. Но именно потому, что сама эта теория рождается в попытке обосновать свободу выбора человека и непредопределенность его судьбы, она не собирается входить в детализацию и объяснять, почему одни люди в этой жизни живут удачливее других. От "диагностики кармы" Ориген очень далек¹⁷⁵ : «я разумею только общий смысл, ибо искать частный смысл отдельных вещей свойственно неопытному, а указывать его свойственно безумному» (О началах. 2,9,4).

Иероним так резюмирует эту концепцию Оригена: "небо по сравнению с нынешним небом есть ад, и эта земля, на которой мы живем, по сравнению с небом может быть названа адом, и по сравнению с адом, который под нами, места, занимаемые нами, могут быть названы небом, так что то, что для одних ад, для других небо" (Письмо 100. К Авиту)⁵⁵⁰ . Так что люди наказуются дурным воплощением не за прегрешения в нашем мире, но в прежнем теле; души приходят в наш мир или потому, что жили добродетельно в аду прежнего космоса¹⁷⁶ , или потому, что в прежнем космосе жили дурно на небесах.

Вспомним, что с точки зрения теософов перевоплощения следуют одно за другим и именно в рамках земной истории. Е. Рерих уверяет, что Е. Блаватская уже в 90-х годах XIX века воплотилась в мальчика венгра⁵⁵¹ . Н. К. Рерих воплощался как Леонардо да Винчи⁵⁵² . Ориген был Апполонием Тианским⁵⁵³ . Перикл — Пифагором⁵⁵⁴ , преп. Сергий Радонежский — Кришной¹⁷⁷ . Со временем теософы прямо откроют тайну, на которую пока лишь намекают: Елена Ивановна была Жанной д’Арк⁵⁵⁵ . Эти воззрения рериховцев никак не дают им основания утверждать, будто их учение есть учение великого Оригена⁵⁵⁶ .

Но Ориген прямо противоречит теософским воззрениям, когда пишет, что “И в самом деле Илия, который был вознесен на небо, не вернулся под именем Иоанна после смены тела” (Толк. на Ин. VI, 11, 71 См. также Толк. на Иоанна, VI, 10, 64-66 и Толк. на Мф. XIII, 1). Это не насильственная правка, якобы вставленная христианскими редакторами в теософскую систему Оригена. Просто теология Оригена не есть теософия Блаватской. И в ней действительно вполне логично предположение, что человеческая душа не должна дважды быть "рядовым".

Ориген не пытается втиснуть в мир Библии очевидно ей чуждую и ненужную идею странствий человеческой души через множество человеческих тел. Но он считает для себя дозволительным выдвигать свои гипотезы о том, что могло быть до того момента, когда началась земная история человека, описываемая Библией.

Вот теперь мы можем дать ответ на то возражение, которое сформулировали в предыдущей главе: как совместить наш тезис о том, что церковная традиция всегда отрицала реинкарнацию, с тем, что Ориген, допускающий реинкарнацию, подчеркнуто верен церковной традиции.

Да, Ориген полностью принимает церковное учение о судьбе человека в мире: что душа создана Богом, что она не есть Бог по своей сущности; что она воплощается лишь один раз, что тело воскреснет и воссоединится с душой в конце мира. Здесь как раз все в церковном предании было ясно. Но Ориген вдруг выходит за пределы того, о чем вообще когда бы то ни было говорит Библия и церковное предание: он начинает говорить о «других мирах». Вот об этом действительно в предании нет ни слова – ибо эта гипотеза была совершенно несозвучна христианству, а потому даже не обсуждалась до Оригена. Ход мысли Оригена сродни утопизму. Мыслитель-утопист как бы говорит: да, я живу в своей стране, я принимаю все ее законы и традиции. Но вот если предположить, что где-то очень далеко была бы совсем другая страна, в ней законы могли бы быть такие… Такого рода мечтатель не становится диссидентом, не высказывает несогласие с текущей политикой властей. Он просто уходит в другой мир, переводит разговор в другую плоскость. Вот и Ориген соглашается со всем тем, что Церковь говорит о судьбе души в этом мире, но предполагает, что в иных мирах у тех же душ есть другие пути и души могут переходить из мира в мир…

Таким образом, Ориген и сам мог искренне не замечать какого бы то ни было конфликта между своей теорией и церковным преданием. В конце концов и столетие спустя после Оригена св. Григорий Богослов различал вопросы вероучения и философского поиска и полагал, что пофилософствовать на темы космологии неопасно: «Философствуй о мире или о мирах, о веществе, о душе, о разумных добрых и злых природах, о воскресении, суде, мздовоздаянии, Христовых страданиях. Касательно этого и успеть в своих исследованиях не бесполезно, и ошибиться¹⁷⁸ не опасно»⁵⁵⁷ . Вот и Ориген решил пофилософствовать «о мирах»…

А с точки зрения миссионерской это могло даже казаться замечательной находкой: если размышения о далеких мирах помогают привести человека в реальную земную Церковь и понудить его согласиться с ее учением о том, как надо жить в этом мире по заповедям Христа – то почему бы и не заплатить такую цену? Так возникает система Оригена, уникальность которой в том, что в ней “связаны самый осторожный библеизм и тщательное сохранение символа веры с самой смелой религиозной философией”⁵⁵⁸ .

Собственно, дальнейшее развитие церковной мысли продолжило путь самого Оригена. Как Ориген от фантаистически-мифологического языка гностиков перешел к более строгому языку философии, так и Церковь от философизирующих аллегорий Оригена перешла к более трезвому, выверенному, прозаическому языку догматического богословия. Христианство настолько долго было для европейцев единственной знакомой им формой религии, что они стали считать, будто христианская догматика есть буйство фантазии, миф, ничего общего не имеющий с логической и строгой мыслью… Но в первые века христианства именно Церковь была маскимально трезва. Те религии, с которыми христианство боролось, и которые отвергало, предлагали такие мифы и суеверия, на фоне которых церковная ортодоксия представлялась просто-таки позитивизмом. Ведь христианство не говорило о приключениях звезд или интригах олимпийских богов. Оно говорило об истории одного средиземноморского народа и о жизни одного Человека…

О том, что и это тоже не нравилось язычникам в христианстве, говорит история возврата Юлиана Отступника к язычеству: его философское обучение у язычников “состояло не из одной только метафизики; они имели притязание дать средство общения с божеством, приблизиться к небу или привлечь его к себе, услыхать его голос во сне или в оракуле и узнать от него самого его природу и намерения. Вот чего не находил Юлиан в той же мере в религии христиан. Ее догматизм казался холодным людям, которые не могли обойтись без чар и откровений и экстаза. Часто ошибаются относительно причины его обращения: на нее смотрят как на возмущение здравого смысла против чрезмерного суеверия; это глубокое заблуждение; несомненно, что в учении, которому он последовал, было более суеверий и суеверных обрядов, чем в том, которое он оставил, и если он переменил веру, то не из ненависти к сверхестественному, а, напротив, потому, что не находил достаточно сверхестественного в христианстве”⁵⁵⁹ .

Как ни странно – в системе Оригена слишком много суеверий, которые Церковь отторгла (и верование в реальность магии, и верование в одушевленность планет и звезд). И, главное – попытка присоединить к Библейской истории то, о чем та совершенно сознательно молчит: дочеловеческую историю. Ориген неверно посчитал, что молчание - знак согласия. Молчание Библии о пре-космической истории есть не недомыслие, не ограниченность кругозора, а сознательный выбор. Ориген же посчитал, что эту лакуну он вправе заполнить по своему вкусу: мол, раз Церковь об этом молчит, то ей все равно, что тут предположить. И ошибся: молчание было не формой равнодушия, а формой выражения радикального неприятия – на уровне отказа даже спорить… Так что не философию, а именно мифологию Церковь в конце концов и не приняла в наследии Оригена.

Но поначалу действительно было трудно заметить расхождение между тем, о чем Ориген говорил, а Церковь - молчала.

Кроме того, расхождение между Оригеном и Церковью не могло быть замеченным и потому, что произрастает оно из различия в решении одной очень как будто бы частной проблемы. Собственно, вся система Оригена строится вокруг одного вопроса – ангелологии. И даже более того: он обсуждает вопрос о том, какова мера свободы ангелов. Церковное предание и Библия, во-первых, об ангелах говорят мало: Бог и человек для них гораздо важнее. Во-вторых, в церковном предании ясно свидетельствуется свобода ангелов. Церковь же разошлась с Оригеном по вопросу о том, какова мера свободы ангелов: свобода всегда присуща их действиям, или же «единократно». Могут ли ангелы, подобно человеку, постоянно менять свою нравственную ориентацию, обращаясь то к добру, то ко злу? Тут действительно – Церковь разошлась с Оригеном, а не Ориген с Церковью. Ко времени Оригена этот вопрос просто еще не ставился и не решался в церковной письменности. Оригена поэтому ничто не обязывало в этом вопросе быть верным сформулированному церковному преданию – ибо такового просто еще не было. Но Ориген своей гипотезой заставил Церковь продумать этот вопрос – и Церковь в итоге отошла от оригеновой гипотезы…

Для Оригена свобода покаяния сохраняется и у демона в его в падшем состоянии, равно как и свобода согрешить сохраняется у тех ангелов, что устояли в добре при падении Люцифера… Отсюда – динамизм оригеновой вселенной: духи переходят из мира в мир, иногда становясь и душами людей. Поскольку же у Оригена нет границы между ангелологией и антропологией (точнее, антропология у него есть часть ангелологии), то понятно, что бесконечные авантюры ангелов вбирают в себя и человеческие души.

Граница между миром духов и душ оказалась прозрачна: по крайней мере дважды она пересекается личными духами - когда в своем отпадении от Бога они охладевают и создают себе тела, и, когда, будучи отогреты Любовью Христовой, они спасаются и - после воскресения, после суда - слагают с себя уже всякую телесность, вновь становясь просто духами...

В противоположность этой текучей пневматологии Оригена автор текстов, связываемых с именем Дионисия Ареопагита, "предупреждает возможность фантастических построений" и дает учение о Небесной Иерархии, каждая ступень которой необходима, ясна, оправданна, и стабильна. Тем самым он "дает как бы замену и вместе опровержение нецерковного гнозиса Оригена с его идеей трансформации духовных существ"⁵⁶⁰ . Кстати, сопоставление Ареопагитик с системой Оригена может быть использовано как один из доводов при датировке ареопагитического корпуса. Ведь если бы его автором и в самом деле был св. Дионисий, мученик I века, то Ориген вошел бы в вопиющее и сознательное противоречие с апостольским, церковным преданием. А с характером Оригена это все же не вяжется. Значит, Оригену эти тексты не были известны, а, значит логичнее предположить их появление в пятом веке, а не в первом...¹⁷⁹

Во всяком случае послеоригеновская традиция уже уяснила: «Бесам свойственно, падши, никогда не восставать»⁵⁶¹ . Были проведена и ясная грань между миром ангелов и миром людей: «Уподобление ангелам не есть превращение людей в ангелов, а есть совершенство бессмертия и славы»⁵⁶² .

Причем граница эта проведена именно по вопросу о свободе и творчестве: "Бог соделал человека участником в творчестве"⁵⁶³ - но "не ангельское дело творить"⁵⁶⁴ ; "Будучи творениями, ангелы не суть творцы"⁵⁶⁵ .

Лишь человек несет в себе образ Творца творцов. Способность же творить, менять мир и владычествовать над ним вменена человеку вместе с телесностью: природа ангелов проста и им нечем "руководить", но человек двусоставен, и душа должна владеть телом, а для этого как минимум она должна обладать способностью к властвованию. "Конечно, - поясняет св. Григорий Палама, - мыслительная и разумная природа ангелов также обладает умом, и она могла бы быть названа духом. Однако этот дух не является притом животворным, ибо он не получил от Бога созданное из земли тело, с которым он соединился бы так, чтобы обрести по отношению к нему и животворную и хранящую силу... Мыслительная и разумная природа души одна лишь и создана Богом в большей степени по образу Божию, чем бестелесные ангелы; и это оставалось бы неизменным..."⁵⁶⁶ .

Итак, "Ангел неспособен к раскаянию, потому что бестелесен"⁵⁶⁷ . Поскольку способность к творчеству связана с телесностью, а раскаяние есть величайшее творчество - то вне тела раскаяние невозможно. Именно поэтому падший ангел не может покаяться. Именно поэтому его отпадение невозвратимо и вечно. Именно поэтому и для человека нет покаяния после выхода души из тела. Именно поэтому Христос говорит: "В чем застану - в том и сужу".

В результате оказалось, что именно телесность - причина того, что человек поставлен выше ангелов. "Мы одни из всех тварей, кроме умной и логической сущности, имеем еще и чувственное. Чувственное же, соединенное с логосом, создает многообразие наук и искусств и постижений, создает умение возделывать (культивировать) поля, строить дома и вообще создавть из несуществующего (хотя и не из полного ничего - ибо это может лишь Бог). И это все дано людям. Ничего подобного никогда не бывает у ангелов" - настаивает св. Григорий Палама⁵⁶⁸ . И в самом деле "ангел" - это ведь вестник. От почтальона не ждут, чтобы он творчески переиначивал порученную ему телеграмму.

С. С. Хоружий замечает в этой связи: "человек, по учению Паламы, не столько "выше" или "ниже" ангелов, сколько "существенней" их: ему, а не им принадлежит активная, ключевая роль в исполнении всею тварью своего духовного назначения. Ибо не человек обожается через ангелов, но вся тварь обожается через человека⁵⁶⁹ .

Но пока это еще не было уяснено церковной традицией – Ориген считал себя вправе полагать, что люди – это падшие ангелы¹⁸⁰ , а добрые ангелы -это бывшие хорошие люди¹⁸¹ .

Кстати сказать, и еще одна странность есть в Оригеновой ангелологии. Удивительно, что у Оригена падение всеобщее: никто из духов не устоял, кроме одной души Христа¹⁸² . Ориген тем самым постулирует какую-то странную привлекательную неотразимость греха: даже из ангелов никто не может ему противостать… С другой стороны, непонятна в системе Оригена сама идея того, что пребывание в Боге и добре может наскучить: “Непрочность зла понятна. Но почему же должно непременно быть также непрочным и добру и блаженству?”⁵⁷⁰ . По Оригену получается, что добро слишком хрупко и неустойчиво, зато магнит зла непреодолим..

Но все же не будем забывать, что этот миф Ориген создал не для того, чтобы противопоставить его «скучному» церковному катехизису, а для того, чтобы противопоставить его еще более пышной мифологии – гностической.

г) ИСТОРИЯ ОРИГЕНОВЫХ КНИГ

Ориген использовал авторитетные имена и авторитетные идеи для того, чтобы сделать христианство более приемлемым для язычников. Но постепенно сам Ориген стал слишком заметной и авторитетной фигурой. И его авторитетом начали поддерживать свои умозрения разные течения религиозной мысли. Поскольку же "кентавр" по имени Ориген действительно выходил в междуполье, в пространство между христианством и язычеством, то свой интерес в его книгах искали и те, и другие. Поскольку же в те времена литераторы еще не знали понятия "авторские права", то каждая из партий считала себя вправе редактировать книги авторитетного автора в свою пользу.

То, что церковные переводчики книг Оригена (с греческого на латынь) меняли тексты Оригена, общеизвестно (и не скрывалось самими переводчикаами). Руфин, ученик Оригена и переводчик его трудов на латынь, совершавший свой труд в разгар споров об оригеновом наследии в начале V столетия, так писал о своих переводческих принципах: "считаю необходимым предупредить, что как мы сделали в предыдущих книгах, так наблюдали в этих, не переводить того, что оказывалось противоречащим другим его мнениям и нашей вере, такие места, как вставленные другими испорченные, я пропускал" (Предисловие Руфина к Третьей книге "О началах"). То же говорил о своих переводах Иероним: "я перевел его хорошее, а дурное или обрезал, или исправил, или опустил... латиняне, благодаря мне, имеют его доброе и не знают дурного" (Письмо 57. К Вигилянцию)⁵⁷¹ .

Однако, неавторская правка книг Оригена началась еще при его жизни. С одной стороны, как верно позднее заметит Иероним, "так как большие книги, трактующие о предметах таинственных, с трудом могут выдержать сокращения знаками, особенно когда такие книги диктуются урывками и поспешно, то и в этих книгах все перемешано, так что во многих нет ни порядка, ни смысла" (Письмо 100. К Авиту)⁵⁷² . Ориген действительно не писал, а диктовал свои книги. Нельзя забывать, что то, что мы называем книгами Оригена - это всего лишь конспекты его лекций. Однако, помимо непреднамеренной, была и идеологическая правка его книг. Все люди, имевшие отношение к этим текстам, свидетельствуют, что они полны искажений и вставок. О них говорит и сам Ориген.

Так, в Письме к александрийским друзьям Ориген писал: "Если кто верит мне, который говорит пред лицом Самого Бога, тот пусть верит и в том, что говорю я о вымыслах и вставках, внесенных в письмо мое; а кто не верит, но хочет говорить о мне худо, тот будет лжесвидетелем пред Богом"⁵⁷³ . Руфин подтверждает наличие этого письма: "Что сам он, еще живя во плоти, потерпел как от порчи своих книг и бесед, так и от подлога изданий, это ясно видно из его собственного письма, которое он пишет к некоторым из своих друзей в Александрию" (цит: Иероним. Апология против Руфина. 2,19). Текст письма, передаваемый Руфином, гласит: «Когда в Азии покончен был благоуспешно длинный спор с еретиками, который велся публично и был записываем писцами, один еретик, овлаевеши одним из экземпляров этой записи, внес в него, что хотел, выбросил из него, что знал, и изменил, что казалось ему нужным, а затем, носясь с ним везде, показывал его всем и выдавал все написанное в нем за мои подлинные слова. Когда уведомили меня об этом мои палестинские друзья, я послал им подлинный экземпляр прения, который лежал у меня с самого дня спора, забытый, не перечитанный и нигде неисправленный, который и убедил всех в чистоте моего учения. Когда я спросил того еретика, зачем он поступил так, он отвечал: для того, чтобы в одних местах украсить, а в других очистить речь твою; действительно хорошее очищение, ничуть по крайней мере не лучше того, каким Маркион и Апеллес очищали Евангелия!"⁵⁷⁴ .

В том варианте, в котором это письмо знакомо Иерониму, есть высказывание Оригена о его критиках: "они говорят, что отец злобы и погибели тех, которые будут извергнуты из царства Божия, может спастись, чего даже умалишенный не может сказать" (Иероним. Апология против Руфина. 2,19). Ориген же поясняет, что он лишь хотел сказать, что природа диавола блага и потому он пал не по принуждению своей природы, но по собственной свободной воле, а значит, если бы диавол покаялся – и он мог бы быть спасен. Ориген защищает вполне православную позицию – противопоставляя ее гностической вере в предопределение (эта вера была присуща валентинианам) и в непреодолимость границ, которые налагает разница природ на каждое разумное существо (с точки зрения гнстиков «духовные» («пневматики») будут спасены независимо от своих дел, равно как «плотяные» («илики») погибнут также независимо от своих заслуг). Ориген же, апологет свободы воли, поясняет, что не природа предопределяет исход, а выбор¹⁸³ . Впрочем, нажим, который Ориген делает на этом предположении, все же слишком силен. Так, толкуя Ин. 4,46, в «царедворце», просящем Христа об исцелении своего сына, Ориген готов предположить… «князя мира сего». «Надо рассмотреть, не является ли царедворец образом сил, правящих веком сим, а сын его не есть ли образ тех, кто покорен этим силам… Если люди могут покаяться и перейти от неверия к вере, отважимся ли мы сказать то же самое о силах?» (Толкование на Иоанна 13,59)…

Иероним во время своего пребывания в Кесарии знакомился с библиотекой и архивом Оригена и лично видел подборку оригеновых писем – а потому мог убедиться в подлоге.

Об искажениях своих проповедей Ориген писал около 241 г. в письме римскому папе Фабиану. Наличие в его книгах суждений, с которыми сам Ориген не согласен, здесь он объясняет тем, что его меценат Амвросий обнародовал часть его черновиков, которые сам Ориген еще не доработал и не предназначал для опубликования¹⁸⁴ . Об этом письме Оригена Фабиану упоминает и Евсевий ("Писал Ориген письма и Фабиану, епископу римскому и многим другим епископам о своей православности" - Церковная история VI,36,4).

Проблема искажения оригеновой проповеди была настолько серьезна, что не только в частных письмах, но и в публичных проповедях Оригену пришлось предупреждать о ней: "И любовь опасна, если преступает предел. Тот, кто любит, должен рассматривать природные расположения любимого. Если преступит он меру любви, и любимый, и любящий будут в грехе... Это и мне довелось испытать в церкви. Многие, потому что любят меня более, чем заслуживаю, и на словах, и на деле превозносят слова и учение мое, чего, однако, не одобряет моя совесть. А другие поносят мои трактаты и обвиняют меня в таких мыслях, о которых и не знаю. Но и те, которые слишком любят, и те, которые ненавидят, не на пути правды; одни ошибаются по любви, другие - по ненависти" (Беседа 25 на Евангелие от Луки)⁵⁷⁵ .

При рассмотрении текстов Оригена все же нельзя не придавать значения тому, что мнение о порче его книг еретиками встречается во многих источниках. Египетские монахи-оригенисты говорили своему гонителю еп. Феофилу: "Не принимая на себя ложного в книгах Оригена, говорили, что это внесено еретиками и потому за то, что по справедливости достойно нарекания, не следует осуждать прочего; вера читающего легко различит то и другое" (Сульпиций Север. Диалог, 1,1)⁵⁷⁶ . "Вот папа Феофил обличает Оригена в ереси; они и не защищают обличаемого места, но выдумывают, будто оно изменено еретиками и говорят, что подобным образом искажены книги многих" (Иероним. Письмо 81. К Паммахию и Маркелле)⁵⁷⁷ .

Еще одно обстоятельство, которое затрудняет чтение и понимание текстов Оригена. Еще Памфил обращал внимание на диалогичность книг Оригена: в них чередуется изложение мнений церковных и языческих (или еретических); противники же Оригена, не поняв, где он излагает собственную мысль, а где пересказывает чужую, приписывали Оригену мнения, которых он не разделял: "Обвинители Оригена не поняли, ни того, как он трактовал этот вопрос (о переселении душ), ни того, что его метод рассуждения по сути своей таков, что не всегда речь идет от одного и того же лица, но что время от времени обсуждается то, что может быть сказано противоположным способом, и не замечая, что в этом и состоит искусство дискуссии, они обвиняют его в этом учении, уверяя, что он сказал от себя самого то, что он излагал от имени своего противника" (Апология Оригена // PG XVII, 607c-608d).

Заметим, что если современные оккультисты полагают, что христиане испортили тексты Оригена, убрав оттуда реинкарнационные рассуждения, то по мнению древних защитников Оригена, отголоски язычества внесены в тексты Оригена позднейшими еретиками.

Наконец, мысли и тексты Оригена искажались и его недругами из числа православных полемистов. Как пример подобного искажения мысли Оригена возьмем вопрос о том, учил ли Ориген переселению человеческих душ в животных. В дошедшем до нас руфиновском тексте “О началах” этой идеи, присущей классическому пифагорейско-платоновскому мифу, нет. Однако, блаж. Иероним — христианский автор V столетия, прошедший путь от всецелого восхищения Оригеном до резкого дистанцирования от него — именно ее обнаруживает у Оригена и так пересказывает предположения последнего: “В конце первой книги он очень пространно рассуждает о том, что ангел или душа или демон, — которые, по его мнению, имеют одну природу, но различную волю, — за великое нерадение и неразумие, могут сделаться скотами и вместо перенесения мук пламени огненного, могут скорее пожелать сделаться неразумными животными, жить в водах и морях и принять тело того или другого скота, следовательно, мы должны опасаться тел не только четвероногих, но и рыб” (Письмо 100. К Авиту)⁵⁷⁸ . Император Юстиниан в Послании к патриарху Мине приводит такой текст Оригена: “Вследствие своего неразумия душа избирает даже, так сказать, водяную жизнь, и может быть, за слишком большое ниспадение во зло облекается в водяное тело какого-нибудь неразумного животного”⁵⁷⁹ .

Во-первых, стоит отметить, что это — пересказы оригенова учения, а не его собственные тексты. Текст "О началах", переведенный на латынь учеником Оригена Руфином, содержит прямое отрицание именно этих доктрин: “Думаем, ни в коем случае нельзя принять того, что утверждают некоторые в своей излишней пытливости, будто души доходят до такого упадка, что, забывши о своей разумной природе и достоинстве, низвергаются даже в состояние неразумных животных или зверей, или скотов... Мы же эти мнения, противные нашей вере, отвергаем и отметаем” (О началах. I,8,4). "Мы ни в коем случае не допускаем идею метемпсихозы, ни падения человека чрез прехождение в тело некоего бессловесного животного, и если иногда мы остерегаемся вкушать мясо, конечно мы это делаем не по тому мотиву, по которому это делал Пифагор" (Против Цельса VIII,30).

Во-вторых, сама логика оригеновой системы не допускает перевоплощения человеческой души в тела животных. Душа не может войти в животного потому, что у них нет разума и свободы, а оттого они исключены из сферы нравственного мира. Войдя в животное, душа лишалась бы всякой надежды. А это не вяжется с общим оптимистическим настроем оригеновой системы.

Спорный фрагмент трактата "О началах" написан не с целью рассказать о судьбах человеческих душ, Ориген обсуждает совсем иной вопрос: можно ли вывести существование животных из того, что души людей и ангелов грешат? Можно ли считать, что существа, обладающие разумом, могут превратиться в несмысленных животных?

Ориген вступает в спор с "некоторыми", - теми, кто, основываясь на Писании, уравнивает души человека и животных. "Так, указывают на то, что скот, с которым против природы палась женщина, признается преступным одинаково с женщиной; что бодливый бык по закону тоже должен быть побит камнями; что валаамова ослица заговорила, когда Бог открыл ей уста. Мы же не только не принимаем всех этих доказательств, но и самые эти мнения, противные нашей вере, отвергаем и отметаем" (О началах 1,8,4)¹⁸⁵ .

Почему Ориген не принимает этих апелляций к Писанию? Дело в том, что сам Ориген четко проводит различие между миром духов и людей, с одной стороны, и миром животных - с другой: животные "вторичны", они не принадлежат к числу первичных Божиих созданий (О началах 2,9,3). Животные созданы Богом уже после падения душ – ради того, чтобы помочь падшим выжить в условиях появившейся плотяности. А потому между умными духами и животными - онтологическая пропасть, которая не может быть переступаема. Да, сторонники реинкарнации души человека в тела животных исходят из идентичности душ животных и человеческих (таковы "некоторые" из О началах 1,8,4; поэтому они и цитируют те места Писания, где как будто проводится это уравнение). Мысль же Оригена более тонка. У Оригена разница между душой животных и душой человека - не по степени, а именно по сути, по природе.

Нигде не видно, чтобы Ориген писал, будто душа человека может перейти в животное тело. Единственный возможный контакт мира духов и животных по Оригену – это предполагаемое "приселение" духа к животному - став по своим грехам демоном, такая падшая демоническая душа через животных может вредить человеку, но не воплощаясь в тела животных, а лишь пользуясь ими (как диавол пользовался змием в Эдеме или как Бог - ослицей для вразумления Валаама)⁵⁸⁰ .

Предположению, будто Ориген допускал переселение душ в животных могло послужить буквалистское прочтение тех библейских аллегорий, которые охотно вспоминает Ориген. Поскольку диавол именуется и драконом (Откр. 12,3) и Левиафаном (Иов 3,8) и отождествляется с водным хаосом, Ориген предполагал, что падший дух и в самом деле может принять облик чудовищ бездны. Но из этого совсем не следует, что обычные животные, встречающиеся в лесах, полях, морях и реках, суть тоже вместилища падших душ. Ориген просто не может до конца решить: библейские тексты, говорящие о змее, драконе, бегемоте как о воплощении диавола – это всего лишь аллегории или их можно понять буквально… Зато оппоненты Оригена его позицию поняли вполне буквально. И в итоге возникла парадоксальная ситуация: противиники Оригена возмущаются его аллегорическим истолкованием Писания, даже запрещают прибегать к аллегории при истолковании книги Бытия; но именно Оригенова попытка максимально буквально понять одну из библейских аллегорий – наделяющую сатану животными ликами - вызвала их наибольшее возмущение.

Так что совершенно справедлив окончательный вывод Дориваля: "Итак, приходится признать, что Руфин в целом верен мысли Оригена, несмотря на то, что он упрощает и модифицирует его доводы"⁵⁸¹ .

В-третьих, пересказы “О началах”, стилизующие Оригена под пифагорейца, отстоят первый на два столетия, а второй — на три от времени Оригена.

В-четвертых, Юстиниан дает ошибочное указание: обвинение в душепереселении в животных он цитирует как выписку из второй книги (logoj) оригенова сочинения "О началах", в то время как все остальные относят это место к концу первой книги. Неточность, сама по себе, может, и незначительная, но все же заставляющая задуматься над тем - насколько внимательно Юстиниан (или его референты) читал книгу Оригена и о том, насколько адекватна была та рукописная копия оригеновской книги, с которой он работал.

В-пятых, совершенно непонятно, зачем Оригену требовалось бы утверждать, будто человеческая душа может переселиться в скота. Даже гностики в большинстве своем гнушались этой идеей¹⁸⁶ . Более того - во времена Оригена учение о переселении душ в тела животных не пользовалось благосклонностью и в философских кругах: «идея перехода душ в тела животных уже не была ценима в эпоху Оригена»⁵⁸² . Порфирий, Прокл, Ямвлих резко критиковали этот миф. Платоники во времена Оригена четко различали душу челевеческую - "душу разумную" от "души неразумной", животной, и не допускали переселения души человека в животных. Можно сказать, что Ориген разделял то негативное отношение к этой идее, которое было характерно для современной ему инттелектуальной среды. "Странно не то, что Ориген отвергал ту идею, которая не была авторитетна даже для светских философов его времени. Странно, что через 50 лет после смерти Оригена ему вменили проповедь отвергаемой им доктрины"⁵⁸³ . Что ж, таков жанр античной полемики с неизбежными примитивизациями позиции оппонента и подменами. Получилось же, что «Иероним приписывает Оригену и заблуждения, вовсе ему не принадлежащие. Так он приписывает ему учение о метемпсихозе в ее безусловно виде, т. е. в смысле пифагорейского переселения душ во всякие тела, не исключая и животных»⁵⁸⁴ .

Никогда Ориген не солидаризировался с идеей переселения душ людей в тела животных . Эволюцию в отношении Оригена к этой идее Ж. Дориваль отмечает только в одном: в книге "О началах" Ориген отвергает эту идею, находя ее присущей все же некоторым еретичествующим христианам (те "некоторые", что ссылаются на библейские книги). В более поздних книгах он прямо пишет о том, что эта идея языческая и нецерковная. "Но в том, что касается трансмиграции, не было никакой эволюции во взглядах, ни даже изменения в глубинных мотивах, по которым трансмиграция была им отвергаема; единственное заметное изменение - это изменение конкретной ситуации Оригена: в Александрии учение о трансмиграции в тела животных проникло в некоторые христианские круги; в Кесарии палестинской она была доктриной философской или еретической - не имея никаких отношений с христианами"⁵⁸⁵ .

И, значит, Иероним и Юстиниан не только цитируют Оригена, но и сами правят его тексты.

Следовательно, тексты Оригена проходили тройную правку: со стороны тех православных, которые любили его и хотели защитить от критики; со стороны еретиков, которые или хотели сделать Оригена своим единомышленником или хотели окарикатурить его позицию, и со стороны откровенных недругов Оригена, которые акцентировали в его текстах суждения, противопоставлявшие его Церкви. Друзья Оригена утверждали, что в проповеди Оригена не было нецерковных идей, его враги утвердали, что были. Так, Иероним в пору своей ссоры с Руфином и озлобления на Оригена, пишет: "Ты исправил то, что, как думал ты, привнесено еретиками. Я изложил то, что, как гласит вся Греция, написал он сам" (Иероним. Апология против Руфина. 1,11).

Вопрос к теософам: кому они склонны больше верить? Тому, что говорили об Оригене его друзья и ученики, или же тому, что о нем и его книгах говорили его недруги? Не сомневаюсь, что теософы скажут, что верить надо именно друзьям Оригена. И тут же обнаружится, что на самом-то деле они сами верят именно недругам.

По справедливому, хотя и несколько огорчительному выводу филолога Дориваля, "восстановить греческий оригинальный текст О началах 1,8,4 не представляется возможным ни буквально, ни даже в его общем течении. В самом деле, совместить фрагмент Иеронима, который является резюме, с фрагментом Юстиниана, который представляет из себя краткую цитату, оторванную от контекста, в единый текст - значит воспарить туда, где заключаются "пари""⁵⁸⁶ .

Но, поскольку тексты Оригена действительно дошли до нас в весьма несовершенной сохранности, то стоит прислушаться к истории их понимания. Когда оригеновы книги еще были в гораздо большем количестве, чем сейчас – часто ли ли их читатели находили в них проповедь переселения душ?

Исследование этого вопроса требует обратиться к источнику, который не назовешь вполне беспристрастным, но именно его пристрастность нам и важна. Это - свидетельства об Оригене тех, кто его судил, кто не прощал, кто каждое лыко ставил в строку обвинения. Присмотримся к пятивековому процессу под названием "Церковь против Оригена", и посмотрим, в чем же именно его обвиняли. И сколь многочисленны были те критики Оригена, что вычитывали у него проповедь переселения душ?

д) КТО И ЗА ЧТО ПРЕСЛЕДОВАЛ ОРИГЕНА?

Ориген – действительно мученик. И у Оригена действительно был конфликт с церковной иерархией. И его взгляды действительно отличались от верований Церкви. Из этих трех общеизвестных тезисов очень легко сделать вывод, что, мол церковные ортодоксы и замучили философа.

Это скоропалительный вывод и предлагает своим доверчивым читателям Николай Рерих: “Вместо того, чтобы стать Архиепископом, Ориген оказался узником. Может быть, в одной темнице с преступниками. Собор вменяет ему следующее: “Ориген, чудо своего века, по необычайности своего ума и глубине своего образования был обвинен на двух Александрийских Соборах при жизни и после смерти — на Константинопольском Соборе. Ориген неправильно мыслил о многих Истинах Христианской Церкви, распространяя языческие учения о предсуществовании души; он неправильно отражал Учение Христа, полагая, что определенное число духовных существ, равнодостойных, были созданы, из которых одно устремилось с такой пылающей любовью, что объединилось с Высшим Словом и стало носителем Его на Земле. Придерживаясь верования в воплощение Бога Слова и в творение Мира, Ориген неправильно понимал крестную смерть Христа. Представляя ее как имеющую духовное соответствие в духовном мире, он слишком много уделял воздействиям Сил Природы, которыми одарено наше естество...”. С точки зрения современности невозможно понять, как могли эти обвинения довести до темницы! Но враги Оригена прибегли к обычному своему средству — преследованию. Позабыв еще недавнюю Голгофу, они решили, именно во имя великого Мученика Голгофы сделать мученика и из Оригена”⁵⁸⁷ .

Николай Константинович говорит неправду. Ни один Собор не говорил таких слов об Оригене. На самом деле это сокращенное переложение издательского комментария к Житию св. Епифания Кипрского⁵⁸⁸ . При этом Н. Рерих выпустил из цитаты то место, в котором формулировалась главная ошибка Оригена: соединение одной из сотворенных душ с Божественным Словом в системе Оригена обосновывается тем, что "непосредственное воплощение Божества по его ошибочному мнению немыслимо". Как видим, речь идет о самой сути христианства: возможно или нет прямое общение с Наивысшим. Обречены ли мы на то, чтобы по-армейски подавать наши рапорты строго "по команде", или же вселенная наш Отчий дом, в котором и самый младший из сыновей имеет право прямо подойти к Домохозяину и сказать ему: "Отче!"? Если Христос не есть воплощение Наивысшего, Божественного начала на земле - то в таком случае Он стал не таким Посредником, который соединяет человека с Богом (1 Тим. 2,5), но таким, который заслоняет собою Бога от людей. И тогда Христос оказывается посредником не в смысле соединителя, а в смысле - разделителя, изолятора.

Ориген еще не представлял себе последствия такого рода развития его тезиса. Следующие из него логические выводы он сам не принял бы. Да эти последствия в его эпоху были еще не очевидны. Опасность такого рода "иерархизма" была вполне осознана церковным разумом уже после кончины Оригена, в VI веке¹⁸⁷ . Однако, эти дискуссии никак не могли довести Оригена до темницы, ибо велись они столетия спустя после кончины Оригена.

Но главная ложь не в этом. Главное, что арест Оригена язычниками (во время гонения на христиан при императоре Декии) преподносится как репрессия Оригена христианами. Есть одно очевидное обстоятельство, которого не мог не знать Николай Рерих: в третьем веке христианская Церковь сама гонима. У нее нет ни малейших возможностей для физического преследования своих оппонентов.

Но Рерих, похоже, был слишком пленен мифом Блаватской. Для последней вся история христианства сводится к истории инквизиции. По ее просвещенному мнению, например, православие было “насильно введено Иринеем, Тертуллианом и другими”⁵⁸⁹ .

Св. Ириней Лионский был казнен в 202 г. Насильно навязать свою веру другим он даже если бы и хотел — не мог. Перед Блаватской же он провинился тем, что активно выступал в защиту апостольского христианства против гностиков.

Делать же религиозного насильника из Тертуллиана, чья "Апология" - гимн свободе совести, значит просто издеваться и над ним, и над здравым смыслом. Приведу лишь две цитаты из этого христианского писателя III века: "Посмотрите, не виновны ли в безбожии те, кто отнимает свободу веры и запрещает свободный ее выбор?" (Апология, 24,6). "Относительно других существ, которых вы именуете богами, мы знаем, что они не что иное, как демоны. Однако ж право естественное и общественное требует, чтобы каждый покланялся тому, кому хочет. Религия одного человека ни вредна, ни полезна для другого. Но не свойственно одной религии делать насилие другой"⁵⁹⁰ .

Еще более поразительно заявление Блаватской о том, что “Афанасий — убийца Ария”⁵⁹¹ . Еретик Арий скончался в Константинополе в 336 г. В это время св. Афанасий (который действительно был его главным оппонентом) был в очередной ссылке (в Трире, Галлия с 335 по 337 г.). При императорском дворе в это время сильно было влияние сторонников Ария (почему Афанасий и был сослан). Более того, смерть Ария приходится на день его торжества. Арию удалось добиться благосклонности императора Константина, и он уже шел в церковь на службу — однако по дороге в храм у него начинаются боли в животе, он удаляется в общественный туалет и там умирает (см. Св. Афанасий Великий. Послание к Серапиону. 4; Феодорит Кирский. Церковная история. 1, 14).

На эти сознательно клеветнические утверждения Е. Блаватской и Н. Рериха стоит обратить особое внимание: ведь о себе они декларативно заявляли как о христианах, причем верных православию. Но разве будет христианин так лгать на историю своей Церкви, на ее святых и защитников? Очень важно понять, что я полемизирую не с христианами, которые по некоторым вопросам мыслят чуть-чуть иначе, чем ортодоксальная Церковь, а с людьми, которые устойчиво, но чаще всего втайне ненавидят Церковь¹⁸⁸ .

Не любовью же к ней и не терпимо-объективным исследованием исторического материала порождено такое, например, высказывание современного рериховца: "В годы жизни Оригена самое мракобесное мировоззрение утверждалось на Земле, агрессивное, невежественное, вовлекая человечество в неисчислимые страдания"⁵⁹² . На такие выпады меня давно научил реагировать Честертон: "Когда христианство приравнивают к самым диким мифам, я не смеюсь, и не ругаюсь, и не выхожу из себя, я вежливо замечаю, что тождество нельзя считать полным"⁵⁹³ . Что касается агрессивности - то именно г-н Горчаков буквально набросился на меня с кулаками при нашей личной встрече. А на чьей стороне невежество - достаточно свидетельствует тот факт, что ни одной цитаты из Оригена в пользу учения о реинкарнации г-н Горчаков в главе об Оригене не приводит¹⁸⁹ . Более того, он путается даже в названиях книг Оригена, объединяя два его труда в один: "О молитве или Увещание к мученичеству"⁵⁹⁴ . Совсем, наконец, изумительно звучит приписываемое Горчаковым Н. К. Рериху уверение в том, будто Ориген был перевоплощением Христа⁵⁹⁵ . И это - вопреки радикальному отмежеванию самого Оригена от любого пантеизма и человекобожия: "Каждому человеку безопаснее всего на основании своего собственного разумения никого не считать богом, кроме одного только Иисуса Христа” (Против Цельса. III,37). По убеждению Оригена именно язычники, “презирают истину и противоборствуют ей, вообще впадают в заблуждение и так далеко заходят в нем, что желают самих себя считать богами, ангелами Божиими, демонами добрыми или героями, каковыми они, будто бы, делаются через превращение их человеческой души, преисполненной добродетельной жизни” (Против Цельса. III,37). О рериховской системе Ориген сказал бы, что ее сторонники “призрачными доводами влекутся к самообоготворению” (Против Цельса. III,37)¹⁹⁰ .

Не меньшая невежественность (если не предположить здесь прямой и сознательной лжи) стоит и за словами современной рериховки Л. Дмитриевой. По ее версии, "ни учение о Карме, ни учение о перевоплощении не устраивали церковную элиту уже во времена Оригена. В 203 г. Ориген с одобрения епископа Александрийского Деметриуса стал главой христианской школы и учил Началам, то есть причинно-следственной связи (карме) и предсуществованию души (перевоплощению) во многих церквах Малой Азии. Молодой, образованный священник завоевал искреннее уважение людей и такую известность, что епископы областей на Соборе присвоили начинающему проповеднику высокий титул “пресбитер”, то есть учитель, выступающий в церкви... Прошло несколько лет и другие епископы созвали новый Собор и отобрали у Оригена данное ему звание пресвитера. Тогда 45-летний Ориген переехал в Палестину - колыбель христианства"⁵⁹⁶ .

Именно тот самый Димитрий, который поставил Оригена во главе школы, созвал Собор, лишивший Оригена священнического сана. Можно ли назвать 45-летнего человека "молодым священником" - это, конечно, вопрос, допускающий разные трактовки¹⁹¹ . "Пресвитер" (presbuteroj) по гречески означает просто "старец", "старейшина", а в церковной традиции - священник. Между посвящением Оригена в пресвитерский сан в Паслтине и лишением его в Египте не прошло никаких «нескольких лет», но всего лишь несколько недель. Наконец, если учить причинно-следственным связям значит "учить карме", то выйдет, что именно этим занимается вообще любой ученый - и атеист, и христианин. А поскольку наличия причинности в мире не отрицаю и я, то, выходит, что и я проповедую "карму"... Так что теософам в очередной раз приходится советовать быть поосмотрительней в своих заявлениях¹⁹² .

Так что же на самом деле произошло между Оригеном и его епископом? Общеизвестно, что Ориген был вынужден не по своей воле оставить преподавание в александрийском христианском училище и уехать из родного города. Но - почему?

Есть три версии конфликта. В версии, излагаемой оппонентами Оригена, к уходу из родного города Ориген понуждается не собором епископов, но собором мучеников (церковное право II-III веков предоставляло выжившим мученикам решать, можно ли вернуть в церковное общение человека, недостойно поведшего себя во время испытаний). У Епифания Кипрского эта история выглядит так: “Говорят, он много пострадал за святое учение веры и за имя Христово; в городе много раз его оскорбляли, поносили и подвергали жестоким истязаниям. Однажды, как говорят, эллины обстригли его, посадили при входе в так называемый Серапиум, т.е. в капище их идола и велели ему раздавать пальмовые ветви приходившим для нечестивого служения и поклонения идолу. Взяв ветви, Ориген, без всякой робости и колебания, воскликнул громким голосом и дерзновенно: “Идите, приимите не идольскую ветвь, а ветвь Христову”... Но награда за подвиг не осталась с ним до конца; то, что он превосходил других своей образованностью и ученостью, особенно раздражало в то время правительственную власть... Делатели зла придумали нанести срам сему мужу и определили ему такое наказание — отдали его эфиопу на осквернение его тела. Не в силах будучи стерпеть такого измышленного диаволом действия, Ориген закричал, что из двух предложенных ему дел он скорее готов принести жертву. Хотя он и недобровольно совершил это, но так как сам он вполне признался, что это сделал, именно что язычники, положив ему на руку ладан, сбросили его с руки на очаг жертвенника, то, по суду исповедников и мучеников, он лишен был тогда славы мученичества и извержен из Церкви. Подвергшись сему в Александрии и не имея сил выносить насмешки ругателей, он удалился отсюда и избрал своим местопребыванием Палестину. Когда он прибыл в Иерусалим, священноначальствующие убеждали его, как известного и ученого толкователя, проповедовать в Церкви, ибо говорят, что прежде принесения жертвы он удостоен был и пресвитерства. Он встал и произнес только одно изречение псалма сорок девятого: “грешнику же говорит Бог: что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои”, затем, согнув книгу, отдал ее и сел с плачем и слезами; вместе с ним плакали и все” (Панарий. 64,1-2).

Здесь многозначительно первое слово этого сообщения Епифания – «говорят»… «Епифаний рассказывает об эфиопе просто на основании одной народной молвы, как он и сам выражается - ut vulgo dicitor”⁵⁹⁷ .

У Немезия также есть упоминание об этом эпизоде: “Так, Ориген, принесший жертву богам для того, чтобы не подвергнуться позору со стороны эфиопов, отпал от самого главного”⁵⁹⁸ . Ту же сплетню повторяет и император Юстиниан: «Ориген отрекся от Христа во время мученичества и воздал поклонение вводимому им еллинскому многобожию»⁵⁹⁹ .

Вторая версия конфликта, основанная на более древних источниках, является принятой в церковно-исторической науке.

Трения между Оригеном и его епископом начались в 215 г. и были связан с поездкой Оригена в Палестину. Местные епископы предложили Оригену вести беседы не в школе, а прямо в храме. Александрийский епископ Димитрий в специальном письме, отправленном им на Восток, назвал это поведение Оригена “дерзким” и потребовал возвращения проповедника домой. Этот инцидент произошел из различия церковных традиций Палестины и Египта. В Палестине христиане, очевидно, восприняли иудейскую традицию, согласно которой любой совершеннолетний иудей (как член “народа священников”) имел право проповедовать в синаноге¹⁹³ . Египетская традиция была гораздо более иерархична как в пору своей языческой древности, так и в христианскую эпоху (в египетской Церкви даже другие епископы не считались равночестными с Александрийским папой). Палестинские епископы действовали в соответствии со своей традицией, александрийский — со своей. Ориген же вполне разумно (“в чужой монастырь со своим уставом не лезут”) проявил послушание тому епископу, на территории которого он находился в тот момент.

В этом инциденте стоит обратить внимание на то, что раздражение египетского епископа вызвало не содержание проповедей Оригена, а форма (точнее — место) их проведения¹⁹⁴ . В соответствии с «Апостольским преданием», учитель оглашаемых может быть и мирянином («клирик ли тот, кто учил, или мирянин…» – Апостольское предание, 19⁶⁰⁰ ). Но в храме мирянину по египетским представлениям не разрешалось проповедовать для собственно церковного народа.

Ориген вернулся в Александрию и еще 10 лет спокойно занимался преподавательской и богословской работой ("Димитрий отправил за ним диаконов с письмом, торопя его вернуться в Александрию. Вернувшись, Ориген занялся обычной работой" - Евсевий. Церковная история. VI,19,19).

Но в 230 году разразился новый конфликт. И вновь — на том же месте и с участием тех же самых лиц. Димитрий дал Оригену некое новое поручение, с которым тот должен был съездить в Афины (Евсевий. Церковная история 6,23,4). Кстати, это означает, что у Димитрия не было претензий ко взглядам Оригена… По дороге в Афины он вновь остановился у своих друзей — палестинских епископов, сделав ради этого крюк в своем путешествии. И те его рукоположили в священнический сан – желая придать его миссии в Греции более весомый характер, а также, вероятно, для того, чтобы его проповеди в храмах не вызывали более критики на родине Оригена. «Узнав о важной цели путешествия Оригена Феоктист, вероятно, вспомнил прошлое дело, с которым в прямом противоречии стоял настоящий факт отправления Оригена – опять же простого мирянина – на публичное церковное дело, несравненно еще более важное, чем дело проповедания в присутствии епископа, и решился вместе с иерусалимским епископом Александром, на основании формального документа - рекомендательной грамоты самого Димитрия - рукоположил Оригена во пресвитера»⁶⁰¹ .

Но услуга оказалась “медвежьей”. Избавив Оригена от одного обвинения, его подставили под гораздо более серьезное...

Когда о происшедшем (не о содержании проповедей Оригена, а о его посвященнии в сан) стало известно в Египте, Димитрий сразу же созвал Собор, и решением Собора Ориген был лишен этого сана. Были ли действия епископа Димитрия вызваны личной неприязнью к Оригену, завистью к его славе? Прежде, чем подозревать его в банальной зависти, вспомним, что было ему тогда... 105 лет, а епископом он был уже 43 года... Помимо того, что эта цифра указывает на возраст, не очень склонный к страстям, она говорит и о том, что родился Димитрий не позже 126 г. “Понятно, — пишет А. Гарнак, — что такой христианин из столь древней генерации не легко мог переносить Оригена, даже если он и не был завистлив и честолюбив”⁶⁰² . Простоты первого христианского века, слишком памятной Димитрию, у Оригена действительно уже не было.

Кроме того, епископ Димитрий никак не подходит под шаблон мрачного и замкнутого корыстолюбца, который заботится лишь о себе и терпеть не может миссионерства. Он посылал миссионеров в "пещеры и дебри Индостана": "Пантен, философ стоической школы, как славившийся особенной образованностью, был послан Димитрием, епископом Александрийским, в Индию проповедовать Христа у браминов и философов этой страны" (Иероним. Письмо 65)⁶⁰³ . И именно при епископстве Димитрия проходило в Александрии проповедническое служение Климента Александрийского.

Димитрию происшедшее с Оригеном показалось нарушением апостольских преданий. Но все же гнев епископа вызвало то, что с Оригеном сделали другие епископы, а не то, что Ориген делал сам. Не проповеди и книги Оригена стали причиной конфликта. Александрийским Собором Ориген был наказан не за свою славу и не за проповеди, а за неканонические поступки.

Один из них состоял в том, что, будучи руководителем церковной школы в Александрии, он принял священство в другой епархии (в Палестине) без ведома александрийского епископа, что и сегодня не допускается церковными правилами и практикой. Но это нарушение церковных канонов не было бы столь решительно поставлено в вину Оригену, если бы ему не предшествовало еще одно нарушение норм церковной жизни.

Как пишет защитник Оригена Евсевий, епископ Димитрий, “не зная, в чем бы его обвинить, придрался к его давнему детскому проступку” (Церковная история. VI,8). Прежде, чем сказать, в чем именно состоял этот юношеский грех Оригена, еще раз обратим внимание на то, что из этого свидетельства Евсевия следует, что никаких вероучительных обвинений против Оригена выдвигаемо не было.

Грех же, воспомянутый Оригену, состоял в том, что в 18 лет он сам оскопил себя. Обычно столь склонный к аллегорическому толкованию Евангелия, он слишком буквально понял слова Христа о “скопцах ради Царствия Божия”: "Ориген так бегал похотей, что по Божественной ревности обрезал железным орудием родотворные члены"⁶⁰⁴ . Церковные хроники так резюмируют конфликт Оригена с Димитрием: первоначально собор, созванный Димитрием, "сделал постановление, что Ориген должен быть изгнан из Александрии, и ему не позволялось в ней проживать и ли учить; однако священного сана он отнюдь не лишался" (Фотий. Библиотека. 118)⁶⁰⁵ . Это решение не устроило александрийского епископа: “Итак, Димитрий весьма тяжко обвинял и Оригена за то, что он еще в юношестве совершил преступление, оскопив себя; этим самым Димитрий склонил весь собор к единодушному решению, чтобы он осудил Оригена и лишил бы его священства, причем под этим определением подписались даже и те, которые раньше голосовали за Оригена”⁶⁰⁶ . Оппонент Оригена Епифаний также знаком с этой версией, хотя и не доверяет ей: "Говорят, что он умыслил нечто против своего тел. Одни говорят, что он оскопил себя, чтобы не волноваться сладострастием; иные же говорят не так, а что он придумал прикладывть к известным членам какое-то лекарство и иссушать их... Мы не совсем верим необыкновенным рассказам об нем, однако не опустили передать эти рассказы" (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,3).

В церковно-исторической науке принято все же относиться к сообщению Евсевия с большим доверием, чем это сделал Епифаний. Оно позволяет понять единомыслие Собора. Дело в том, что Александрия была одним из центров, где впервые началась работа по кодификации церковно-канонического предания (по сообщению Евсевия, активное участие в составлении древнейших сборников канонического права принимал Климент Александрийский (Церковная история VI,13)). А согласно древнейшему сборнику канонического права, т. н. “Апостольским правилам”, — “Сам себя оскопивший да не будет принят в клир. Самоубийца бо есть и враг Божия создания” (Апостольские правила, 22). Как позднее скажет св. Василий Великий — в скопчестве нет никакого подвига, потому что евнухов “целомудренными сделало железо”⁶⁰⁷ . В Палестине, возможно, не знали об этом поступке Оригена — и потому посвятили его в священники. Но в Александрии сей инцидент был слишком памятен...

Теософы охотно вспоминают внешнюю фабулу конфликта Оригена с его епископом. Но они совсем не охочи до воспоминаний о том, каковы же были мотивы для такого соборного решения— ведь тот поступок, из-за которого Ориген был лишен священнического сана, вряд ли даже теософам покажется заслуживающим оправдания¹⁹⁵ .

Палестинские же епископы дали Оригену возможность работать у себя¹⁹⁶ .

Стоит заметить, что лишение сана не есть отлучение от Церкви¹⁹⁷ . В церковном праве запрещено за один проступок наказывать дважды. Лишение сана есть наказание уже само по себе. Ориген же в итоге претерпел два церковных прещения: и лишение сана (в 231 г.), и отлучение от Церкви (в 543 г.). Два церковных действия, направленных против Оригена, оказались возможны только потому, что у них была разная мотивация. Собор 231 года не ставил в вину Оригену его философские взгляды — а именно за них Ориген подвергся посмертному осуждению в шестом веке.

Ориген же после лишения священнического сана не ушел в секту, но продолжал пользоваться дружбой палестинских и малоазийских епископов, читая проповеди в храмах и церковных школах. Более того, Ориген и покровительствующие ему епископы не признали правомочность александрийского собора, и Ориген продолжал нести пресвитерское служение в послесоборные годы¹⁹⁸ . Св. Григорий Чудотворец стал учеником Оригена уже после изгнания последнего из Александрии (Благодарственная речь Оригену, 63).

Димитрий направил возмущенное письмо римскому папе Понтиану, требуя лишения сана не только Оригена, но и посвятившего его палестинских епископов. Папа, польщенный тем, что александрийский епископ обращается к нему, пренебрег необходимостью выслушать вторую сторону конфликта и сразу поддержал Димитрия – но все же ограничился лишь признанием его канонической правоты и благоразумно умолчал об отлучении от общения с Римом палестинских обидчиков Димитрия (равно как и самого Оригена)⁶⁰⁸ . Это означает, что в конфликте Оригена и его епископа папа не увидел вероучительного аспекта.

Димитрий скончался весьма вскоре после своего выступления против Оригена. Новым епископом Александрии был избран оригеновский ученик Иракл (231-246). Это было бы невозможно, если бы частные мнения Оригена рассматривались как угроза православию и имели бы распространение среди его учеников.

Итак, александрийский собор 231 г., лишивший его сана, ни в чем не упрекнул его вероучение. Вот изложение этих событий Иеронимом: "Когда он достиг уже средних лет и для устройства церквей Ахейских, которые были угнетаемы многими ересями, под ручательством церковного послания, проходил в Афины чрез Палестину, то приняв рукоположение в сан пресвитера от Феоктиста и Александра, Кесарийского и Иерусалимского епископов, оскорбил Димитрия, который рассвирепел на него до такого безумия, что писал о нем по всем миру. В какой же он был славе, видно из того, что Фирмиан, епископ Кесарии Каппадокийской, со всеми каппадокиянами пригласил его к себе" (Иероним. О знаменитых мужах, 54). Как видим, и по этому свидетельству, гнев Димитрия вызван не проповедью Оригена. Обратим также внимание на то, что Александр, еп. Капподокийский, написал письмо “против Димитрия в защиту Оригена, так как он рукоположил последнего в сан пресвитера согласно рекомендации Димитрия" (Иероним. О знаменитых мужах, 67). Сказанное Александром означает, что и после первого конфликта в Палестине Ориген пользовалася доверием Димитрия и получал от него добрые рекомендации. Другое дело, что добрый отзыв Димитрия об Оригене как христианине и проповеднике Александр счел основанием для хиротонии во священника. Для нас же здесь важно заметить, что во время активной проповеди Оригена в Александрии местный епископ не испытывал никакой неприязни к нему. И лишь когда Ориген оказался вдалеке - Димитрий начал войну с ним. Если бы конфликт возник из-за содержания проповедей Оригена - то география конфликта была бы иной. В этом случае Димитрий спокойно относился бы к деятельности Оригена в дальних от него краях, но пресекал бы попытки его проповеди в подведомственной ему христианской Александрии. Мы же видим, что все епископы поддерживают Оригена, когда Ориген находится на их территории.

По справедливому выводу архиеп. Филарета, "последствия собора показывают, что на нем не рассуждали об учении Оригена и имели в виду только посвящение его в сан"⁶⁰⁹ . Иначе как бы могло получиться, что многие известные Церкви (Кесария, Палестина, Финикия, Аравия, Ахаия - Иероним. Письмо 33,5) не приняли во внимание осуждение Оригена в Александрии, причем Оригена (и при его жизни, и позднее) поддерживали и те епископы, чья православность никогда не была поставлена под сомнение. Так, св. Афанасий Великий, ясно отвергавший учение о переселении душ, не считал Оригена еретиком, но именовал его "дивным и трудолюбивейшим" (Сократ. Церковная история. 6,13). Если бы Ориген был осужден как еретик, то его авторитет не был бы столь огромен, что даже ариане (еретики в сознании православных, сами же себя они считали наследниками и хранителями старины) "дышали Оригеном" (Сократ. Церковная история. 6,6).

Однако, есть и третья версия конфликта Оригена и церковной власти. Она исходит от самых радикальных его врагов и утверждает, что именно за еретические взгляды Ориген был осужден еще при жизни.

Согласно этой версии, после кончины Димитрия и избрания на александрийскую кафедру оригегова ученика Иракла, Оригена решил вернуться в город. "Во дни преосвященного Иракла находился в Александрии Ориген, именуемый Адамантовым, который публично изъяснял свою ересь, радуясь и торжествуя. Св. Иракл сам изгнал его из Церкви и удалил из Александрии за извращение здравого учения и разрушение православной веры. Ориген, высланный, ушел и достиг в Сирии городка именуемого Тмуис, в котором был православный епископ по имени Аммоний, который позволил Оригену проповедовать в своей церкви. Папа Иракл услышав об этом, отправился в Тмуис и за это низложил Аммония и поставил на его кафедру епископа Филиппа". Так излагает эти события Коптский календарь в цитации его Фотием (Sunagwgai kai apodeixeij, 9)⁶¹⁰ . До этого такой же ход событий упоминался в конце V века продолжателем труда бл. Иеронима Геннадием Массилийский (О знаменитых мужах, 33; трактат утерян и известен только по цитатам). Геннадий в свою очередь ссылался на послание Феофила "Против Оригена", в котором Феофил говорит, что не он первый осудил Оригена, но его ереси были осуждены еще в древности⁶¹¹ .

Итак, источником информации, к которому восходит эта версия, оказывается прежде всего св. Феофил Александрийский.

Однако, его крайне пристрастное отношение к Оригену заставляло историков еще с древности относиться к его антиоригенистским выпадам с осторожностью. Так, церковный историк Сократ Схоластик писал, что Феофил "произнес клевету на книги Оригена" (Сократ. Церковная история. 6,10)¹⁹⁹ . В прошлом столетии арх. Филарет (Гумилевский) заметил, что "если чьи нападения на Оригена относились к славе Оригена, то это нападения Феофила Александрийского"⁶¹² . О критике Феофилом Оригена свящ. Григорий Малеванский замечает, что «хотя в послании частию указываются и самые сочинения Оригена, в которых будто бы излагаются показанные мнения, но допустить, что подобное суждение об учении Оригена Феофил вынес из чтения его сочинений, можно разве в том случае, если с тем вместе допустить, что это чтение было самое поверхностное и бессмысленное»⁶¹³ . В нашем столетии румынский патролог свящ. Иоанн Коман также замечает, что "некоторые оригеновы "ошибки" критикуются Феофилом на основании цитации текстов из соответствующих творений Оригена, однако большая часть - просто клеймение без цитации текста и без указания сочинения, из которого взята критикуемая идея"⁶¹⁴ .

По верной оценке В. Болотова, «Феофил был наименее искренним противооригенистом», - он был понужден резко изменить свое отношение к Оригену в связи с некоторыми зигзагами своей церковной политики - «но, несмотря на это или, может быть, и поэтому, особенно энергично действовал против сочинений Оригена»⁶¹⁵ .

Феофил – человек, крайне радикальный в выводах и в обвинениях. Чтобы объяснить необходимость сугубой осторожности при обращении с его свидетельствами, приведу обстоятельства, по ходу которых св. Феофил, прозванный «Флюгером» ⁶¹⁶ , из сторонника Оригена стал его ненавистником:

«Некто Петр был протопресвитером александрийской церкви. Питая к нему ненависть, Феофил обвинял его в том, будто он допустил к святым тайнам одну женщину манихеянку прежде, нежели она отреклась от манихейской ереси Но когда Петр сказал, что эта жена и оставила свою ересь, и была принята не без воли Феофила, то Феофил вознегодовал как бы оклеветанный и утверждал, что вовсе не знает этого дела. Однако Петр привел в свидетели Исидора, что епископу известно все, касающееся упомянутой женщины.. Исидор показал, что упомянутая манихеянка принята была действительно по воле епископа, и что он сам же преподал ей и святые тайны. После сего Феофил запылал гневом» (Сократ Схоластик. Церковная история. 6,9). «Исидор некий (это св. Исидор, странноприимец Александрийский, рассказом о котором открывается "Лавсаик" Палладия - А. К), восьмидесяти лет от роду, пресвитер, рукоположенный еще блаженным Афанасием Великим... Итак, этому Исидору некая жена, знатная вдова, дает тысячу золотых монет, взяв с него клятву перед престолом Спасителя, что он, купив одежду, оденет беднейших женщин Александрии, не дав об этом знать Феофилу, чтобы он, отобрав их, не потратил на камни, ведь у него, наподобие фараона, было некое помешательство на камнях для возведения зданий, в которых Церковь никоим образом не нуждалась. Взяв монеты, Исидор тратит их на нуждающихся и вдов. Феофил же, узнав откуда-то, ибо от него, имеющего наблюдателей за делами и словами, если не сказать иначе, ничто не было скрыто из того, что повсюду говорилось и делалось, призывает Исидора, кротко выспрашивая у него, действительно ли это было. Он не отрицая, исповедал свое служение этому делу. Тот же, услышав, меняет обличье. Ибо до решительного момента он был пристоен и вежлив в своем вопрошании, после же, когда последовал ответ Исидора, весь надулся, переменив образ. Помолчав немногое время, подобно собаке, кусающей исподтишка, через два месяца, заручившись поддержкой священства, он приносит хартию, сказав в присутствии Исидора: "Это я принял против тебя, Исидор, еще восемнадцать лет назад, но поскольку был очень занят, предал это дело забвению. Теперь же, ища другие хартии, я обнаружил эту, касающуюся тебя. Защищайся против этого". Хартия же содержала в себе обвинение в содомском грехе. Защищаясь против этого обвинения, Исидор говорит Феофилу: "Мы согласимся, что правда, что ты принял хартию и что она попала к тебе случайно, но не попадался ли тебе давший грамоту, чтобы ее потребовать во второй раз?" На это Феофил отвечает: "Отрока здесь не было, он моряк". Исидор же: "Его не было здесь, как ты, папа, говоришь. Его не было после плавания? Его не было на второй год? И на третий? Но теперь, если он здесь, прикажи, чтобы этот человек сюда явился". При этом Феофил, оказавшись посрамленным самой истиной, откладывает дело на другой день и, приставши к некоему юноше, многими обещаниями умаслил его к обвинению против Исидора, дав ему, как говорят, пятнадцать золотых монет, а он тотчас передает их матери. Она же не приняла их, придя в смятение, с одной стороны, от непреклонного ока Божьего, с другой — от страха перед законами, подумав, что оклеветанный Исидор никоим образом не призовет народного судью, и, придя, исповедует Исидору задуманное, показав ему золотые монеты, которые, как она сказала, получены у сестры Феофила, "мзда на неповинных" (Пс. 14, 5). (Эта женщина благодаря многому и особенно этому, получив достойное вознаграждение, умерла от операции в груди.) После этого Исидор остался дома, молясь Богу, а юноша, с одной стороны, боясь законов, с другой — помышляя о еще более ужасном из-за своего промаха Феофиле, обращается к спасительной стене — церкви, прибегнув к жертвеннику. Таким образом Феофил приговором, лишенным основания, отлучает Исидора от Церкви, возведя на него ужасные обвинения, придав благопристойный вид беззаконию. После этого Исидор, опасаясь, чтобы Феофил, стесненный более сильным гневом, не приготовил ловушку его спасению, ибо, говорят, он доходит и до этого, быстро, удаляется на Нитрийскую гору к чину монахов… Он же, уставившись налившимися кровью глазами, похожий на дракона, по-бычьи смотрел исподлобья, иногда становясь темно-синим, иногда желтым, а иногда даже, охваченный неукротимым гневом, оскаливая узбы. Аммонию [один из четырех Длинных братьев], мужа одного возраста с собой, он своими руками обматывает шею омофором, нанося ему руками удары по щекам и окровавив ему нос сжатыми пальцами, закричал громовым голосом: “Еретик, анафематствуй Оригена””⁶¹⁷ .

Итак, анафема Оригену понадобилась Феофилу лишь для того, чтобы представить в невыгодном свете собственных слишком честных клириков, которых поддержали монахи, до той поры вместе с Феофилом ссылавшиеся на Оригена в дискуссиях с богословски необразованными иноками, полагавшими, что Бог не может быть бестелесным…²⁰⁰

О конфликте Иракла с своим учителем, о котором говорит версия, изложенная Феофилом²⁰¹ , ничего не сообщает древнейший церковный историк Евсевий. Надо учесть, что Евсевий - свидетель небеспристрастный. Поэтому на страницах его истории мы не находим имени священномученика Мефодия Олимпийского - критика Оригена²⁰² . Но он вполне благоговейно вспоминает об Иракле, "чья жизнь - пример того, как жить в мудрости и воздержании" (Церковная история. VI,3,2; см. также VI,26). Будь Иракл гонителем Оригена – Евсевий иначе отозвался бы о нем.

Кроме того – «что касается подслушанного у кого-либо Феофилом или просто вымышленного им осуждения Оригена Дионисием, то решительным опровержением этой клеветы может служить то обстоятельство, что Дионисий посвятил Оригену свое сочинение «О мученичестве» (Евсевий. Церковная история. 6,46)»⁶¹⁸ .

Не упоминает об этом конфликте и сам Ориген. В 233 г. он пишет в Афинах автобиографическое письмо иерусалимскому епископу Александру, протестуя против осуждения его Димитрием. Об Иракле в нем говорится так: "...Иракл, который ныне председательствует в совете священников в Александрии, и которого я нашел у учителя философских дисциплин; он упорно трудился у него за пять лет до того, как я стал заниматься у того же учителя. Под его влиянием он (Иракл) снял с себя обычную одежду, которую носил раньше, и принял облик философа, доныне сохраняемый; он не перестает по возможности заниматься и эллинскими науками" (цит. по: Евсевий. Церковная история. VI,19,13-14)²⁰³ . Разве пишут так об ученике-предателе, участвовавшем в осудиждении и изгнании своего учителя?

Иероним при изложении хроники тех событий также не упоминает о конфликте Иракла и Оригена: "232 г... Славится в Александрии Ориген. 233 г. Рукополагается 12-й епископ александрийской Церкви Иракл, управлявший 16 лет. 235 г. Ориген из Александрии переходит в Кесарию Палестинскую"⁶¹⁹ .

Как же могла возникнуть версия о конфликте Оригена с его учениками-епископами? Основой ее мог быть тот факт, что Ориген не вернулся в Александрию после кончины Димитрия. Но то, что он не вернулся, значит ли –что не пускали? – «В два, три, четыре, пять лет все прошло и забылось; но к этому времени Ориген успел уже укрепиться на новом месте, приобретя новые расположения, войти в круг новых обязанностей, с которыми развязаться не легко уже было; он сам своими руками насадил, сам поливал новый юный виноградник — подобное александрийскому училищу в Кесарии; как было оставить его, не дождавшись плодов от него? Вот что между прочим могло быть причиной, по которой Ориген не возвращался в свое отечество до самого конца своей жизни; а между тем стоустая молва, зная, что Иеракл и Дионис были некогда учениками Оригена, факт продолжавшагося всю жизнь изгнанничества Оригена естественно объясняла решительной холодностью учеников к своему учителю как к еретику, каковая молва, в течение полутора столетий успевшая еще получить много новых прибавлений, и послужила, кажется, последним и единственным основанием для Феофила утверждать осуждение Оригена Иераклом и Дионисием»⁶²⁰ .

Кроме того – богословие Оригена просто не могло быть осуждено в Александрии. «Ориген не был осужден собором как еретик, потому что осуждение совершается в отсутствие Оригена, чего никак не могло бы быть если бы он был обвиняем в ереси»⁶²¹ . Если бы претензии были к проповеди Оригена – по правилам церковного судопроизводства нужно было бы позвать самого проповедника и предложить ему объясниться. Собор же ограничился двумя общеизвестными и несомненными фактами из жизни Оригена: юношеское самооскопление и рукоположение в чужой епархии. Для решения по этим пунктам присутствие обвиняемого было необязательно: он и не отрицал ни того, что он скопец, ни того, что тем не менее стал пресвитером…

И не только с канонической точки зрения «Ориген при жизни своей не мог даже быть осужден как еретик. Мы видели, что система Оригена сложена как бы из двух разнородных частей, из коих в одной она уверена, что твердо стоит на основаниях церковной веры, и потому высказывается твердо и решительно догматически, а в другой ей недостает той уверенности, и оттого она высказывается робко и нерешительно, высказывается в виде простых гаданий, философских дум, всякий раз как бы готовая отречься от них, если бы кем-либо на их место поставлено было другое, более здравое и истинное учение; в этой-то части оно и расходится своими мнениями с общецерковной верой. Если бы теперь предположить, что Ориген позван был пред собор отдать отчет в этих своих мнениях, то несомненно, что и здесь он высказал бы их с таким же колебанием и готовность отречься от них, если бы только собор доказал ему основательно их неосновательность»⁶²² .

Итак, логично согласиться с выдающимся современным сербским патрологом еп. Афанасием (Евтичем), что "вероятнее всего, и в самом деле осуждение Оригена не имело под собой никакой вероучительной базы"⁶²³ . Специально исследовавший эту проблему русский ученый А. Покровский, говоря об антиоригеновском александрийском соборе, подитожил: “Все попытки некоторых, преимущественно, католических, авторов выставить мотивами данного собора некоторые теоретические заблуждения Оригена падают сами собой. Большинство смелых частных мнений Оригена выражено в его главном труде “О началах”, написанном еще в Александрии до разрыва с еп. Дионисием и при ближайшем сотрудничестве будущего александрийского епископа Иракла. И оба эти епископа ни прежде, ни после не выражали никаких сомнений в православии этого трактата”⁶²⁴ .

Выводы современных историков подтверждаются и голосом древних. Так, свт. Феотим Скифский⁶²⁵ в 402 г., получив от св. Епифания Кипрского приглашение произнести совместное осуждение Оригена, ответил: "Епифаний! Я не согласен оскорблять и древнего мужа, если он скончался в благочестии; не смею приступать к поносному делу и изгнать то, чего не отвергали наши предки, особенно, когда мне известно, что в книгах Оригена нет никакого худого учения" (Сократ. Церковная история. 6,12). Кстати сказать, в ту пору большая часть тех епископов, которых Епифаний просил высказывать осуждение оригеновых книг, ответила отказом (там же). Этот же аргумент, опирающий невозможность осуждения Оригена на то, что он умер в мире с Церковью и не осуждался как еретик при жизни, использовали не только те, кто желал воздержаться от участия в спорах по поводу оригенова наследия, но и прямые оригенисты. Когда от оригенистов требовали отказаться от лжеучений Оригена, они "отказываются от подписи и ищут отговорок. Один говорит: не могу осудить того, чего никто не осудил. Другой: отцами не постановлено относительно этого. А кто-то еще упорнее сказал: как мы осудим того, кого не коснулся никейский собор?" (блаж. Иероним. Письмо 77. К Паммахию и Океану)⁶²⁶ .

Более того, и сам Иероним в пору, когда он был расположен к Оригену (в 385 г.), утверждал, что хотя Римская церковь и поддержала осуждение Оригена в Александрии, однако римское собрание осудило его "не из-за новшества в догматике, не из-за ереси, как клевещут теперь на него бешеные собаки (то есть недруги Оригена - А.К.), но потому, что они не могли выносить его красноречия и знаний, потому что когда он говорил, все казались немыми" (Иероним. Письмо 32. К Павле )⁶²⁷ . О. Григорий Малеванский делает из этого иеронимова сообщения вполне логичный вывод: «Иероним говорит, что Ориген и в Риме и в Александрии осужден был не за новость догматов, а просто безо всякой причины из одной зависти к славе его имени; но поскольку в таком виде осуждение Оригена в отдаленном от Египта Риме совершенно невероятно, а кроме Иеронима ни один из древних писателей нигде не упоминает о каком бы то ни было осуждении Оригена в Риме, то можно наверное сказать, что в Риме не только не осудили, но и не судили Оригена»⁶²⁸ .

Очень показательна также фраза римского папы Анастасия. В 400 г. он провел в Риме совещание (которое Иероним высокопарно называл «собором», несмотря на то, что в нем, кроме папы участвовало лишь два епископа²⁰⁴ ), осудившее учение Оригена. В своем послании об этом событии папа, между делом признавшись в том, что Ориген он сам не читал, оправдывает свои действия тем, что Ориген "уже давно осужден молвою" (PL 20, 70)⁶²⁹ . Но если Анастасий ссылается на "молву", а не на документы, на разговоры, а не на историю - значит, об официальном осуждении Оригена ему ничего не было известно.

Так чьим свидетельствам об Оригене верят теософы: его яростным врагам, которые не останавливались перед тем, чтобы тенденциозно пересказать воззрения Оригена и даже "клевещут на него как бешеные собаки", или же его ученикам? Вновь повторю: ни древние источники, ни их научные исследования не позволяют утверждать, будто Ориген при жизни осуждался Церковью за свои воззрения. Так что говорить о мировоззренческих гонениях христиан на Оригена при его жизни нет серьезных оснований.

В принципе, александрийские церковные власти могли организовать даже арест Оригена имперской (языческой) полицией. По римским законам, установленным императором Адрианом еще в начале II века, самооскопление каралось смертной казнью⁶³⁰ . Однако подобный способ расправы с неугодным клириком и в голову не пришел епископу Димитрию. Ориген был арестован язычниками лишь спустя 20 лет со дня смерти Димитрия. В Александрии во главе церкви в этом время стоят ученики и друзья Оригена. Сам Ориген живет под покровительством опять же дружащих с ним епископов в Палестине. В Египте, может быть, у Оригена и могли остаться быть недоброжелатели среди духовенства, но арестовывают его в Азии, где епископат ценит Оригена и поддерживает его.

Значит, не из Церкви исходит инициатива ареста: "То, что он превосходил других своей образованностью и ученостью, особенно раздражало в то время правительственную власть" (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,2).

Вообще меру конфликта Оригена и церковной иерархии не стоит преувеличивать. В епископате добрая память об Оригене сохранялась еще долго (до той поры, пока некоторые из чрезмерных его почитателей не стали черпать из его действительно довольно пестрых книг не столько христианские, сколько языческие положения). Место Оригена в Церкви нельзя рассматривать в отрыве от общей церковной ситуации его столетия. Это время, когда две церковные институции: институт церковных проповедников и институт церковных управителей (епископов) начинают сливаться в один. Если во втором столетии мы чаще встречаем церковных писателей, не облеченных епископским саном, нежели пишущих епископов, то в третьем веке эта ситуация резко меняется. А начиная с четвертого века (и до конца XIX-го) церковно-учительная литература становится по преимуществу епископской (святительской). Рядом с ней существует книжность монашеская, но почти исчезает церковная письменность, произведенная мирянами и белым духовенством. Собственно, отношения иерархии докторов (дидаскалов-учителей) и владык всегда были непростыми. Но именно в век Оригена "две иерархии приближаются к единению"⁶³¹ . Кончается век апологетов-мирян и начинается век святителей. Епископы становятся проповедниками и учитeлями, а это значит, что возрастает образовательный уровень церковных владык, совершителей церковных таинств. Институциональное церковное руководство берет на cебя труд учительства, и, значит, никак нельзя cказать, что мол, церковная власть в эпоху Оригена cтала более невежественна, чем раньше, а потому, мол, и учинила гонения на великого христианского писателя.

Сам же Ориген не был сознательным церковным диссидентом. Конечно, понятная и простительная человеческая обида была в нем. Иероним упоминает о некоем письме Оригена, в котором тот "поносит Димитрия, епископа города Александрии, нападает на епископов и клириков по всей вселенной, говорит, что он несправедливо отлучен церквами и что не хочет на злословие отвечать тем же" (Иероним. Апология против Руфина. 2,19). Публично же он лишь однажды намекает на свое горе: говоря об отлучениях от Церкви, Ориген замечает, что не всегда отлучающие правы – «Так случается иногда, что те, кто изгнан, на самом деле внутри (Церкви), а те, кто внутри, на деле – снаружи» (Беседы на Левит. 14,3)²⁰⁵ .

Но его книги хранят и иные отзывы о церковной иерархии: “Не ищите у меня того, что находите у своего епископа Александра. Я сознаюсь, что всех нас превосходит он благодатным даром кротостии своей любовью” (На Царств. 1,1). Хотя Ориген не скрывает пороков, поражающих церковных пастырей во все времена (в том числе и в его)⁶³² , но у него не чувствуется никакого озлобления, идеологической предвзятости по отношению к иерархии. Уже после изгнания из Александрии, Ориген едет убеждать отколовшегося епископа Берилла вернуться в Церковь (Евсевий. Церковная история. VI, 33).

И – опять же - уже после конфликта²⁰⁶ с александрийским епископом, Ориген дает такой отзыв о церковном епископате: “Если сравнишь предстоятелей церкви Божией с предстоятелями по каждому отдельному городу, то можешь найти среди предстоятелей Церкви таких, которые вполне должны руководить градом Божиим, где бы такой ни оказался во вселенной; между тем как мирские правители повсюду в своем поведении не представляют ничего такого, что давало бы им право на преимущество, которым они только наружно отличаются от прочих граждан. Если точно также сравнишь предстоятеля церкви в каждом городе с правителем этого города, то ты найдешь, что даже такие предстоятели и властители церкви Божией, которые сравнительно не отличаются совершенствами и уступают своим ревностным сослуживцам в исполнении своих обязанностей — даже и эти по успехам в добродетелях в общем превосходят тех, которые отличаются в городах своими достоинствами, как правители и начальники” (Против Цельса. III,30). Тут же в качестве примера высокой жизни он приводит Церкви Афин, Коринфа и родной Александрии.

Это место помогает понять внутренний мир Оригена, понять, почему Даниелу сказал, что «Ориген есть прежде всего человек Церкви»⁶³³ . Дело в том, что Ориген знает, сколько болезней в церковной жизни. Знает – и не молчит о них. «Даже в Церкви Христовой находятся люди, которые организуют пиры и любят восседать на первых местах, которые интригруют, чтобы стать диаконами, затем домогаются священнических кафедр. И, неудовлетворенные этим, интригуют, чтобы народ выкрикнул их в епископы» (Толкования на Матфея, 2 // PG 13,1616b). Строку из пророка Михея «Не верите другом, ни надейтеся на старейшины» (Мих. 7,5) Ориген поясняет – «не надо надеяться на епископов»⁶³⁴ .

Сравним это с тем, что написано о епископате в «Против Цельса». Различие очевидно. И очевидна цель этого различия: обращаясь к «внешним», Ориген не выносит сор из церковной избы. Обращаясь к церковным людям в храмовой проповеди, с «посвященными» он говорит открыто и честно. Такого рода повеление свойственно именно глубоко церковным людям.

Так что не надо делать из Оригена Якунина III века.

Стоит также отметить, что Ориген никогда не возносит себя над Церковью. Ориген говорил о том, о чем Церковь тогда молчала. Да, Ориген сфальшивил. Но он не противоречил ясному голосу Церкви — просто потому, что по этим вопросам этот голос еще не прозвучал²⁰⁷ .

И о реинкарнации Ориген говорил в таких ощутимо предположительных, неутверждающих интонациях, что гипотезы, выстроенные им в книге "О началах", но не получившие развития и подкрепления в его позднейших книгах, так и не вызвали во время его жизни нарекания в их адрес со стороны Церкви.

е) СПОРЫ ОБ ОРИГЕНЕ ДО V СОБОРА

Итак, при жизни оппоненты Оригена не видели в его книгах проповеди реинкарнации и не критиковали его за нее. Посмотрим теперь – видели ли эту проповедь в книгах Оригена его критики после его кончины.

Уже с самого III столетия слышатся возражения против оригенова предположения о судьбах мира и человеческих душ. Сначала учеником Оригена и его преемником по огласительному училищу св. Дионисием Александрийским была написана книга “Против Оригена” (не дошедшая до нас, но упоминавшаяся преп. Анастасием Синаитом — Quest. 23).

Первым оппонентом Оригена, от которого до нас дошли полемические тексты, был св. Мефодий Олимпийский. Он начал полемику с Оригеном в конце III столетия. Св. Мефодий последовательно обличает слабости оригеновского понимания воскресения (об этом ниже). Он резко отвергает идею душепереселения (о чем см. выше). Но он не обвиняет Оригена в проповеди переселения душ.

В начале IV века св. Петр, епископ александрийский († 311 г.) ведет прямую полемику с Оригеном. О св. Петре даже автор “Апологии Оригена”, отзывается весьма высоко: “После Феоны епископство получил Петр, в течение 12 лет со славой несший это служение; до гонения он неполных три года руководил Церковью, остальное время жизни провел в тяжелых подвигах, открыто заботясь об общем благе Церковном. На девятом году гонения он был обезглавлен и украсился венцом мученичества” (Церковная история. VII. 32, 32). Св. Петр писал специальные послания против Оригена (от них сохранились лишь отрывки и свидетельство Памфила о том, что эти письма впечатлили “очень большое число братьев”⁶³⁵ ). Из его трактата “О душе” сохранились два отрывка, один из которых говорит, что «человек произошел не от соединения как бы чего-то другого предсуществовавшего и пришедшего из другого места…. Таким образом, не допускается, что души согрешили на небе прежде тел, так как они вовсе и не существовали прежде тел. Это учение принадлежит эллинской философии; которая есть иностранка и чужая для хотящих благочестно жить о Христе”⁶³⁶ . Как видим, св. Петр расходится с Оригеном в вопросе о предсуществовании душ, но в проповеди переселения душ из тела в тело он Оригена все же не обвиняет.

И все же именно в эти годы, в начале IV столетия ситуация вокруг Оригена меняется. Тут впервые появляется обвинение Оригена в проповеди языческой идеи реинкарнации.

В начале IV в. издается “Апология Оригена” Памфила Мученика († 309 г.) Из того, что Памфилу и его соавтору Евсевию (по смерти своего друга взявшему себе его имя) приходится писать “Апологию Оригена”, следует, что на рубеже третьего-четвертого столетий наследие Оригена уже было оспариваемо весьма широко. Однако - кем? Исходило ли настороженное отношение к Оригену от “корыстолюбивых невежд” (так обычно Е. Рерих именует несогласных с оккультизмом христианских священников)? Для ответа на этот вопрос обратим внимание на то, кому адресована эта Апология. Начальству? Инквизиторам? Цензорам? Гонителям? Нет - заключенным. “Апология” адресована исповедникам — людям, пострадавшим за свою веру. Среди христиан, которые находились в заключении на рудниках, были те, которые не соглашались с Оригеном. Авторитет исповедников в доконстантинову эпоху был весьма высок, зачастую он был выше авторитета епископов. И Памфилу надо оправдываться в их глазах за свою увлеченность книгами Оригена. “Апология” является ответом на письмо исповедников, находившихся в заключении в Фаено²⁰⁸ - пустыне к югу от Мертвого моря.

Впрочем, опасливое отношение к книгам Оригена разделял и кесарийский епископ (позже также принявший мученическую кончину – Евсевий. Палестинские мученики, 12). Согласно Памфилу, он полагал, что чтение сочинения Оригена является более опасным занятием, чем чтение собственно языческих авторов⁶³⁷ . В результате оригенисту приходится увещевать своих читателей не обращать внимания “ни на число, ни на авторитет клеветников”⁶³⁸ .

Судя по тому, что целая книга "Апологии" посвящена доказательству того, что Ориген не учил реинкарнации, очевидно, что кто-то их критиков Адаманта вычитывал у него это воззрение. Вероятнее всего, таковыми обвинителями Оригена были те мученики, к которым и посылается «Апология». Но именно это обстоятельство сильно снижает степень доверия к тому обвинению, которое исповедники выдвинули против Оригена. Ведь по самим условиям своей мученической жизни – в рудниках – они не могли иметь доступ к книгам и архивам. Не могло у них быть с собою в заключении тысяч оригеновых томов. А, значит, они судили об Оригене по устным пересказам…

Памфил, впрочем, и сам в это время находился под арестом (Фотий. Библиотека, 118). Но для понимания значения этого памятника важно отметить, что за ним стоят два автора: Памфил и Евсевий, причем Евсевий дополняет "Апологию" уже после кончины Памфила. Дело в том, что в Кесарии хранился личный архив Оригена. Он хранился в епископии, и, поскольку у Памфила - сторонника Оригена - вряд ли были доверительные отношения с современным ему епископом Кесарии - антиоригенистом, то, вероятнее всего, оригенов архив не был доступен для Памфила⁶³⁹ . Но вскоре Евсевий сам стал епископом Кесарии. И у него была исключительная возможность ознакомиться с литературным наследием Оригена, “так как к нему, по преемству, перешла вся обширная личная библиотека Оригена, проживавшего во вторую половину жизни именно здесь, в Кесарии, у своего покровителя и друга — местного епископа Феоктиста, где несколькими годами позже Оригена действовал его горячий почитатель и коллекционер его сочинений пресвитер Памфил, главный организатор знаменитой кесарийской библиотеки. Да кроме того, Евсевий располагал и чуть ли не всей обширной перепиской Оригена, а также личными воспоминаниями и рассказами еще остававшихся в живых к этому времени непосредственных александрйиских и кесарийских учеников Оригена. Наконец, Евсевий широко пользовался также и элейской (Иерусалимской; имя Элия носил Иерусалим после своего разрушения римлянами — А. К.) библиотекой еп. Александра — самого главного друга, товарища и покровителя Оригена”⁶⁴⁰ .

Именно поэтому свидетельства Евсевия в защиту Оригена имеют особую достоверность.

Мученик Памфил и Евсевий Кесарийский сами придерживаются идеи предсуществования душ и даже апокатастасиса²⁰⁹ и защищают эти верования⁶⁴¹ . Тем более значимо их настойчивое уверение в том, что идея переселения душ была чужда Оригену. Вся 10 книга “Апологии” состоит из выписок из Оригена, говорящих против переселения душ (PG XVII, 608-616). Апологеты Оригена убеждены, что Ориген отвергал идею метемпсихоза (выше уже приводилось утверждение Памфила, согласно которому Ориген заверял, что догмат реинкарнации “нами отвергается”).

Далее в течение IV столетия никто из оппонентов Оригена не обвиняет его в проповеди реинкарнации. У св. Епифания Кипрского перечень ошибок Оригена выглядит так: "О самом Оригене мы сказали в предыдущих рассуждениях, как он хулил Сына Божия, называя Его Богом созданным и сказав, что Он не может видеть Бога Отца, что равно и Дух Святый не может видеть Сына, и как он ложно учил, будто душа предсуществовала и согрешив на небе низведена в тело, и что диавол будет восстановлен в своем начальстве" (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,73). В других местах Епифаний насчитывает восемь ошибок у Оригена (и с этим более полным перечнем позднее согласится блаж. Иероним). Эти ошибки Оригена в том, что он учит: 1. Христос не может видеть Бога Отца; 2. Души заключены в этом теле как бы в темнице, и прежде чем человек был в раю, они пребывали с разумными тварями на небесах. 3. Диавол и демоны некогда принесут покаяние и в последнее время будут царствовать со святыми. 4. Человеческие тела - это те "кожаные ризы", которыми Адам и Ева облечены по грехопадении, а в раю они были без плоти, жил и костей. 5. Отрицает вокресение плоти с половыми отличиями. 6. Райский сад толкует как аллегорию. 7. Воды, разделенные, согласно книге Бытия, на верхние и нижние, понимает как разделение светлых и темных ангелов. 8. Образ и подобие Божие полностью утрачены человеком и после рая в человеке более не существуют⁶⁴² .

Действительно ли Ориген учил всему, в чем обвиняет его св. Епифаний - это отдельный вопрос²¹⁰ . В его антиоригенистских эскападах «истина соседствует с многочисленными ошибками»⁶⁴³ . Действительно ли все то, что кажется Епифанию в Оригене еретическим, еретично - тоже вопрос, требующий особого разговора²¹¹ . Но в чем Епифаний (и - в данном случае - Иероним) не обвиняет Оригена - так это в проповеди переселения душ.

Нельзя также не заметить, что в IV столетии и никто из оригенистов не проповедует метемпсихоз. Мы уже видели, как отвергалась идея переселения души защитником и учеником Оригена - Руфином²¹² . Отсутствует идея переселения душ и у таких христианских (неканонизированных) авторов, как Евагрий Понтийский († ок. 400) и Гай Марий Викторин (сведения отсутствуют после 362 г.). С Оригеном и с гностиками их роднит идея предсуществования душ. Но у них хватает духовного, богословского и философского такта, чтобы не перенимать у Платона (или у Оригена) идею реинкарнации. И Дидим Слепец († 395) разделяет предположение Оригена о предсуществовании душ. Но предсуществование душ не есть “перевоплощение душ”²¹³ , и последняя идея Дидимом отрицается: “Не следует обращать внимание на мифотворчество о переселении души” (Толкование на Пс. 34,17. // PG XXXIX, 1332).

По выводу А. И. Сидорова, “никакими определенными свидетельствами, позволяющими говорить о существовании “еретического оригенизма” в IV веке, мы не располагаем”⁶⁴⁴ .

Итак, ученики (к их числу добавим св. Григория Чудотворца, св. Григория Нисского, св. Иоанна Златоуста), многое почерпнув из наследия Оригена, не взяли у него идею переселения душ. Это означает по крайней мере, что Ориген сам весьма сдержанно относился к этому мифу, не используя реинкарнационную модель для разрешения всех тех богословских и экзегетических вопросов, которые он поднимал в своих многочисленных книгах. Идея миграции душ была все же столь эпизодична для его творчества, что многие поколения ортодоксальных богословов могли спокойно и уважительно пользоваться его наследием, отнюдь не разделяя при этом гипотезы о трансмиграции.

В V веке, однако, св. Феофил Александрийский в своем Пасхальном послании 401 года возобновляет обвинение Оригена в том, что “души могут неоднократно вселяться в тела”⁶⁴⁵ , что даже воскресшие тела снова умрут –“Что пользы нам от Страстей Христовых, если тление и смерть снова будут владычествовать над нашими телами?».

Теперь и Иероним, который прежде не видел у Оригена этой языческой басни²¹⁴ , выдвигает против своего бывшего кумира это обвинение: "Твоему Оригену дозволительно рассуждать о переселении душ, измышлять бесчисленные миры, разумные создания облекать новыми и новыми телами, говорить, что Христос много раз страдал и еще больше раз будет страдать, а меня обвиняешь в том, что я выучил еврейский язык (Иероним. Апология против Руфина. 1,20); Ориген «защищает метемпсихоз Пифагора и Платона» (Письмо 100. К Авиту, 2).

Затем св. Кирилл Александрийский снова при суммировании заблуждений Оригена не упоминает проповедь реинкарнации: «он говорит, что души существовали прежде тел и от дел святых они увлеклись в злые похоти и удалились от Бога, а за это Он осудил их и отелесил, и они находятся во плоти, как в темнице»⁶⁴⁶ .

Блаж. Августин знает Оригенову теорию, но при ее реферировании не упоминает о переходе душ в новые тела: “Ориген полагал, что даже сам диавол и его ангелы после более продолжительных и тяжких наказаний сообразно заслуженному будут освобождены от этих мук и присоединены к святым ангелам. Частию за это, частию за что-то другое, в особенности за мнение о беспрестанно чередующихся блаженствах и злополучиях и бесконечно повторяющихся через определенные промежутки веков переходах и возвратах от блаженства к злополучиям и наоборот, Ориген был отвергнут церковью не незаслуженно” (О граде Божием. XXI, 17). Стоит заметить, что, хотя до V Собора остается еще столетие, но Августин знает, что “Ориген отвергнут церковью”.

Согласно сообщению Фотия, в конце IV или в V веке появляется еще одна (на этот раз анонимная) апология Оригена. В ней среди 15 пунктов обвинения в адрес Оригена есть и обвинение в проповеди, будто возможно переселение душ (Фотий. Библиотека, 117). «Автор говорит прямо, что Ориген допускал предсуществование душ и даже сам подъискивает этому учению основания в Св. Писании и свидетельствах отцов, не отрицает он также и того, что Ориген допускал соединение душ с новыми телами… Клеветой он называет приписывание Оригену мнения о том, что души разумных существ переселяются в тела животных⁶⁴⁷ . При этом апологет говорит, что Ориген не мог быть соборне осужден просто потому что не было никогда людей, открыто провозглашавших мнения Оригена и упорно стоящих за них, а в самих сочинениях Оригена эти мнения высказаны были еще более нерешительно⁶⁴⁸ . Впрочем, современный французский исследователь Нотэн полагает, что Фотий неправ в своем заявлении об анонимности автора этой апологии. На самом деле эта апология не была ни новой (по сравнению с Евсевиевой), ни анонимной. Это и была «Апология Оригена» Евсевия и Памфила, – но Фотию казалось немыслимым, чтобы святой мученик Памфил защищал идею предсуществования душ (то есть идею, осужденную Пятом Собором) – и оттого Фотий представил попавшийся ему про-оригеновский текст как творение неизвестного и более позднего писателя…⁶⁴⁹

Нельзя также не заметить, что блаж. Феодорит Кирский в своем «Антиеретиконе» перечисляет все ереси и всех еретиков, начиная с I века и до своего времени, - и в числе их, однако, не только не упоминает Оригена, но и говорит, что самые сведения о многих ересях заимствованы им из Оригена…

Преп. Викентий Лиринский († до 450 г.) считает Ориген еретиком, но вину его видит в неверном понимании Писания: “Таким вот образом столь выдающийся Ориген, безрассудно злоупотребив благодатью Божией, чрезмерно понадеявшись на свой талант и посчитав себя самодостаточным, пренебрегая древней простотой христианской религии и думая, что он проницательнее всех, отвергнув церковную традицию и мудрость древних и объяснив по-новому некоторые места из Священного Писания,.. имел грех незаметно и постепенно увести преданную ему Церковь от старой веры к новому ложному учению”⁶⁵⁰ .

Так что перед нами «Факт неустановившегося об Оригене мнения, факт постоянно возникавшего и доныне еще несглаженного противоречия как в самом представлении его учения, так и в оценке его»⁶⁵¹ .

Нельзя не удивиться тому, насколько редко в церковной литературе всплывает обвинение Оригена в проповеди реинкарнации - при том, что церковная традиция, как мы видели, с до-оригеновской поры отметала идею метемпсихоза как однозначно языческую. Два автора, связанные друг с другом взаимными ссылками (Феофил и Иероним) и устные анонимы, которым отвечает Евсевий – вот те, кто видят у Оригена проповедь реинкарнации.

Книги Оригена разные люди читали по разному. Для одних Ориген был автором «О началах». Другие же, очевидно, больше обращали внимание на его поздние книги, отрицающие веру в реинкарнацию.

Немногочисленность кружка тех, кто видел у Оригена проповедь душепереселения есть признак того, что сама эта проповедь была у Оригена отнюдь не тем, что хотели бы в ней видеть нынешние теософы. Ориген не претендовал на то, чтобы донести до людей «тайное учение Христа» о реинкарнации.Он просто размышлял. Вот чего, кажется, не могут понять теософы: человек имеет право просто думать, просто искать, сомневаться, предполагать – а не исполнять поручение махатм, «белого братства», ложи и т.п.

То, что за пределами философского эссе «О началах», в собственно богословских трудах Ориген так настойчиво отрицает веру в перехождение душ, не стоит объяснять старательной работой позднейшей церковной цензуры. Это не то шило, которое можно утаить в мешке.

Дело в том, что византийское церковное сознание не умеет прощать вероучительных грехов, не имеет привычки покрывать милосердным умолчанием ошибки в области вероучения. Византийское мышление, порой даже слишком терпимое, если речь заходила о грехах плоти или о грехах против людей, не прощало грехи против Церкви. Здесь уж каждая обмолвка, каждая неточность, каждая недодуманность становилась тем лыком, что аккуратно вплеталось в строку. Средневековье вообще не признает за человеком (тем более за богословом) права на простую человеческую ошибку; оно во всем видит сознательную злую волю, вредительский замысел. Это своего рода естественный антигностический синдром (в противовес гностикам, учившим о спасении через “знание”, христиане говорили о том, что Царство Божие силой, то есть усилием воли берется). Это искривление “естественное”, в смысле почти неизбежное. Но в жертву этой своей болезни средневековые христиане принесли слишком много чужой крови... И еще одну особенность византийского мышления мы уже отмечали выше: это очень твердая память о еретиках. Ошибки не только тонко подмечаются, но и недобрая память о них хранится века.

У Оригена же была сложная церковная судьба. У него во все века хватало церковных оппонентов. Бывало, что обвинения против него просто выдумывались. Так, император Юстиниан, по чьей инициативе проходили антиоригеновские соборы VI века, утверждал, будто “богоборец Ориген” включал в свои труды православные суждения лишь для “злонамеренного обмана простаков. Воспитанный в языческих баснословиях и желая распространить их, он прикинулся, будто изъясняет божественное Писание, чтобы таким образом, злонамеренно смешивая непотребное свое учение с памятниками божественного Писания, вводить свое языческое и манихейское заблуждение и приманивать тех, которые в точности не выразумели божественное Писание... Одна и единственная забота была у нечестивого Оригена — поддержать эллинское заблуждение и в души слабых посеять плевелы”⁶⁵² . Император неправ. Ориген — заблуждающийся христианский мыслитель, а не замаскировавшийся оккультист.

Но из этой фразы императора Юстиниана видно, насколько высок был градус раздражения Оригеном у его оппонентов. Не только действительные его ошибки ставились ему в вину. Порой они просто выдумывались (как, например, приверженность манихейству). В этих обстоятельствах можно быть уверенным: ни одно расхождение Оригена с церковной традицией не прошло бы незамеченным.

Если бы недруги Оригена вычитывали в его книгах проповедь реинкарнации - они бы использовали ее с своей борьбе с ним. Но в конфликте Церкви и оригенизма тема реинкарнации поднималась весьма редко.

Это наблюдение не дозволяет теософам использовать аргумент отчаяния: мол, всю жизнь учил Ориген переселению душ, да вот церковные цензоры уничтожили те труды Оригена, где он выражал свои теософские симпатии, а в сохраненные ими тексты вставили свои догматические воззрения.

Итак: можем ли мы предположить, что в тех, действительно весьма многочисленных, произведениях Оригена, которые не дошли до нас, содержались идеи, выдававшие кармически-реинкарнационные убеждения автора?

Нет. Предположить мы так не можем именно потому, что Ориген был церковно осуждаемым писателем. Если бы в творениях Оригена была проповедь реинкарнации (не гипотеза, предположенная в одной ранней книге, а именно проповедь), то его оппоненты, уничтожая те экземпляры книг Оригена, которые оказались в их власти, старались бы обезвредить действие недоступной для них части тиража через распространение своих собственных предостережений: "Берегитесь! этот подлый еретик пал настолько низко, что не погнушался принять даже языческую идею переселения души!".

Неясность церковного отношения к Оригену в течение нескольких столетий была связана с двумя обстоятельствами: «Что же касается заблуждений Оригена по второстепенным вопросам христианской догматики, то до сих пор они не могли быть поражены вселенским осуждением потому, что высказанные самим Оригеном с сомнением, в виде простых догадок, не успели еще нигде явиться в виде догматов, не успели то есть приобрести себе ревностных последователей, которые бы твердо стояли за них как за учение несомненно истинное, и также решительно отвергали касающиеся тех же вопросов догматы общецерковного учения»⁶⁵³ . Итак, Ориген предлагал гипотезы, и никто из его учеников III-V веков не сделал эти гипотезами принципами. Не было школы Оригена, которая противопоставляла бы себя Церкви и ее верованиям – а потому не возникало нужды для серьезной борьбы с оригенизмом.

А потому “на протяжении V века о каких-либо дискуссиях, связанных с учением Оригена, почти не слышно. Только эпизод с неким Феодором Эгейским, о котором повествует в своей “Церковной истории” Захарий Ритор (ок. 440 г.), и утерянное сочинение Антипатра Бострийского “Опровержение Апологии Евсевия Кесарийского в защиту Оригена”, датируемое примерно 440 г., свидетельствуют о том, что они не закончились, а лишь исчезли с поверхности церковной жизни, подспудно тлея в глубине ее. С новой силой эти споры вспыхнули лишь в первой половине VI века”⁶⁵⁴ .

К этому времени Церковь уже «переболела» Оригеном. Его добрые уроки уже были усвоены; опасные гипотезы были обсуждены и аргументированно отстранены²¹⁵ . Импульс к новому обострению дискуссий о наследии Оригена пришел не из церковной среды, а извне.

Возбудитель этих споров сириец Стефан бар Судаили свои идеи получил не из церковных источников, а от “еретика псевдогностического толка Иоанна Египтянина”⁶⁵⁵ . Его доктрина рождается из обрывков гностицизма и зачатков каббалистики⁶⁵⁶ . Как и следовало ожидать, оккультизм рождается от оккультизма, а не от христианства. Свою книгу бар Судаили выдает за творение св. Иерофея, ученика св. Дионисия Ареопагита, то есть возводит к концу I столетия. В этом апокрифе («Книга святого Иерофея») неооригенист утверждает, что со временим исчезнут все различия и все творения растворится в Боге – даже Христос…

Была ли при этом хоть какая-то зримая цепочка преемства и ученичества от египетских гностиков III века к Иоанну Египтянину VI столетия — неизвестно. Оккультизм не нуждается в зримой исторической преемственности. Духовные болезни могут возобновляться. В каком бы веке человек ни заболел гордыней — он быстро придет к мысли о своем равенстве со Христом. Оригенисты VI в. называли себя “исохристами” — равными Христу. И отсюда как раз и видно, что их связь с Оригеном, у которого нет и тени такой мысли, была не необходимой. Стефан бар Судаили строит свою концепцию на типично оккультном тезисе: “всякое естество соприродно Божественной сущности”⁶⁵⁷ , то есть на пантеизме. Но у Оригена неоднократно высказывается совершенно противоположная (и вполне христианская) мысль о том, что благодать даруется Богом для того, чтобы существа, которые по собственной сущности не являются святыми, делались святыми по причастию этой благодати. Псевдо-оригенисты VI века полагали себя святыми по своей собственной природе, в то время как Ориген прямо писал, что “непорочность никому не принадлежит субстанциально, кроме Отца, и Сына, и Святого Духа, и святость во всякой твари есть случайное свойство” (О началах. I,5,5).

Итак, оригенизм VI века, осужденный Константинопольским собором, берет свое начало не из предшествовавшей церковной традиции, и даже не из Оригена. Нецерковный по своему происхождению и настрою гностицизм сделал еще одну попытку подчинить себе Церковь. Та вероучительная система, с которой боролся Ориген при жизни, после его смерти попробовала использовать его имя в качестве “внешнего щита”. Увы, система Оригена до некоторой степени позволяла использовать себя для прикрытия собою теософско-оккультных доктрин. И потому, увы, логика борьбы потребовала от православной стороны разбить этот “щит”.

ж) КТО АНАФЕМАТСТВОВАЛ ОРИГЕНА?

Что же произошло в VI веке, на Вселенском Соборе? Мы же помним, что, с точки зрения теософов, "только в 553 году Учения о Карме и Перевоплощении удалось отменить на одном из Соборов в Константинополе"⁶⁵⁸ . А на самом деле?

В официальных изданиях деяний Пятого Собора нет обсуждения философии Оригена, равно как нет и анафем в адрес его учения. Сами эти анафемы долгие столетия были просто неизвестны. Единственная рукопись, в которой содержатся анти-оригеновские анафематствования, приписанные Пятому Вселенскому Собору, была найдена только в конце XVII века (Петером Ламбеком в Венской библиотеке). И сразу у ученых появились сомнения в том, действительно ли это определения Пятого Собора. Во всяком случае в русские издания деяний Вселенских соборов этот текст не включается.

Что же видно из несомненных деяний Пятого Собора?

Во-первых, ни одно из его восьми заседаний не было посвящено Оригену. Ни разу не возникала никакая дискуссия вокруг его имени и наследия.

Во-вторых, даже имя Оригена упоминалось – и не более - на Соборе только дважды. На пятом заседании Собора имя Оригена упоминалось в перечне прецедентов церковного осуждения уже умершего богослова: «Если кто обратится ко временам святой памяти Феофила или прежде, найдет,что Ориген анафематствован после смерти; это же ныне над ним сделала и ваша святость и Вигилий, благочестивейший папа древнего Рима»⁶⁵⁹ . Сам Собор к этому дню еще не принял никаких решений. И тем не менее ораторы знают, что среди участников собора есть те, кто уже осудили Оригена… Второй раз имя Оригена встречается на восьмом, последнем, заседании, где оно стоит в ряду остальных древних еретиков: “Арий, Евномий, Македоний, Аполлинарий, Несторий, Евтихий и Ориген”⁶⁶⁰ . Ни один из тех богословов, которые помянуты рядом с Оригеном, не был сторонником кармических идей. Жившие столетием или двумя позднее Оригена, они ошибались уже не в богословской “арифметике”, но в “высшей математике” богословия (в учении о Троице и о Христе). При этом Собор вообще ни слова не сказал о том, в чем именно заключаются ошибки Оригена и уж тем более не поставил в вину Оригену проповедь “доктрины о перевоплощении”.

Кроме того, контекст, в котором упоминается имя Оригена, означает, что V Собор анафематствует его не от своего имени, но лишь присоединяется к более раннему осуждению Оригена: “Если кто не анафематствует Ария,.. и Оригена, с нечестивыми их сочинениями, и всех прочих еретиков, которые были осуждены и анафематствованы святою кафолическою и апостольскою Церковью и святыми четырьмя помянутыми соборами, и тех, которые мудрствовали или мудрствуют подобно вышесказанным еретикам, и пребыли в своем нечестии до смерти, тот да будет анафема”.

В-третьих, в послесоборных посланиях, которыми участники Собора извещают отсутствовавших епископов о происшедшем, нет никаких упоминаний об осуждении только что закончившимся Собором Оригена, оригенизма и теории переселения душ⁶⁶¹ .

Послание папы Пелагия II о деяниях Вселенского Собора говорит об отчуждении Оригена от Церкви как о давно уже известном факте: “Кто хуже Оригена между ересиархами?»⁶⁶² . Пелагий ссылается на церковное отношение к Оригену как на прецедент, который объясняет аналогичное действие Пятого Собора по отношению к новым еретикам...

Итак, V собор, который по мнению рериховцев был революционным, на самом деле не выносит своего суждения об Оригене, но лишь подтверждает осуждение Оригена, высказанное неким предшествующим собором. Каким же?

Собор с обсуждением оригеновского учения состоялся за 10 лет до Вселенского Собора — в 543 г.

… В 531 г. 92-летний преп. Савва Освященный прибыл к императору в Константинополь, чтобы попросить помощи для жертв самаритянского восстания, а также, чтобы попросить помощи против тех беспорядков, что в его Лавре устраивали оригенисты. Итогом расследования, назначенного императором, и стал поместный констанинопольский Собор, созванный в 543 году. Накануне Собора император Юстиниан адресовал константинопольскому патриарху Мине послание о необходимости осуждения Оригена. Хотя сам Юстиниан полагал, что в доктрине Оригена «разумные существа… опять, во второй, в третий и больше раз в наказание ввергаются различные тела»⁶⁶³ , но среди 23 выписок, сделанных Юстинианом из оригеновых сочинений и оцененных как еретические, не было ни одной, которая говорила бы о переселении душ⁶⁶⁴ . Может быть поэтому и Собор ни словом не упомянул о подобном заблуждении Оригена и, соответственно, ре-инкарнации не анафематствовал.

Вот полный текст анафем 543 года:

«1) Кто говорит или думает, что души человеческия предсуществовали, что они были прежде умами и святыми силами, наслаждались полнотою божественнаго созерцания, а затем обратились к худшему и чрез это охладили в любви к Богу, отчего и называются душами и в наказание посланы в тела, тот да будет анафема.

2) Кто говорит или думает, что душа Господа прежде существовала и соединилась с Богом Словом прежде воплощения и рождения Его от Девы,— да будет анафема.

3) Кто говорит или думает, что сначала во чреве святой Девы образовалось тело Господа нашего Иисуса Христа и затем с ним соединились Бог Слово и душа существовавшая уже прежде, — да будет анафема.

4) Кто говорит или думает, что Слово Божие уподоблялось всем небесным чинам, было для херувимов херувимом, для серафимов серафимом, и уподоблялось всем вообще высшим силам, — да будетъ анафема.

5) Кто говорит или думает, что тела человеческие в воскресении восстанут шарообразными, а не исповедует, что мы восстанем в правильном виде, — да будет анафема.

6) Кто говорит, что небо, солнце, луна, звезды, воды, которые выше небес, суть существа одушевленные и некоторые разумно-вещественные силы, — да будет анафема.

7) Кто говорит или думает, что Господь Христос распнется в будущем веке за демонов, как и за людей, — да будет анафема.

8) Кто говорит или думает, что могущество Бога ограничено, или что Он создал столько, сколько мог обнять, — да будет анафема.

9) Кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец, или что будет после восстановление демонов и нечестивых людей, — да будет анафема.

10) Анафема и Оригену, прозванному адамантовым, изложившему это, вместе с его нечестивым, непотребным и преступным учением, и всякому, кто держится этих мыслей, или защищает их, или каким-нибудь образом когда-либо осмелится повторять их»⁶⁶⁵ .

В Послании императора Юстиниана следующему, уже Вселенскому Собору 553 г., тема реинкарнации возникает снова. Но на этот раз Юстиниан уже не приписывает ее Оригену: “Итак, Пифагор, Платон, Плотин и их последователи, единодушно признавая души бессмертными, говорили, что они существуют прежде тел и что есть отдельный мир душ, что падшие из них посылаются в тела, и при том так, что души ленивых в ослов, души грабителей в волков, души хитрецов в лисиц, души сластолюбцев в коней. Церковь же, наученная божественными Писаниями, утверждает, что душа сотворена вместе с телом, а не так, что одно прежде, а другое после, как казалось сумасбродству Оригена”⁶⁶⁶ . Несложно заметить, что учение о переселении душ здесь приписывается языческим философам, а не Оригену. На долю последнего достается лишь обвинение в “предсуществовании душ” и учение о том, что «из ангельского состояния бывает переход в душевное состояние, из душевного в демонское и человеческое»⁶⁶⁷ . Впрочем, если учесть, что в системе Оригена любое бытие, кроме Бога, телесно, то этот переход душ означает переход в тела разной «плотности»: душа, охладевая, костенеет и, пожалуй, не столько переходит из тела в тело, сколько меняет качества своей телесной оболочки, преобразуя их в соответствии с внутренним своим градусом; радикальный же переход ее ждет именно на пороге собственно человеческой жизни.

Собором же были провозглашены 15 анафематизмов:

1) Кто верит в баснословное предсуществование душ, которое влечет еще и к другому уродливому и нечестивому представлению, что все души в конце концов, возвратятся в первобытное состояние - да будет анафема.

2) Кто утверждает, что в начале сотворены Богом существа духовно разумные — нематериальные и бестелесные — сотворены без всякого тв¨рдого и постоянного образа бытия, так что все эти существа, по тождеству субстанции, могущества, способностей, по одинаковому единению с Словом и одинаковому сознанию в себе Бога—Слова, составляли как бы единое неразличимое целое, — что эти существа, потом пресыщенные божественным созерцанием, ниспали в низшее состояние и восприняли каждое сообразное своим наклонностям, более или менее совершенные тела, одни — тела тончайшие, другие — тела грубые, — кто утверждает затем, что различие тел произошло вследствие нравственного различия сил небесных, из которых одни сделалась и названы херувимами, другие серафимами, третьи начальствами и властями, четвертые господствами, престолами и ангелами и т. д., — да будет анафема.

3) Кто, думает, что солнце, луна и звезды одушевлены теми самыми разумными существами, которые вследствие падения своего сделалась тем, чем они теперь есть (т. е. живущими в планетных телах ангелами), — да будет анафема.

4) Кто говорит, что одни из разумных существ, вследствие охлаждения в них любви к Богу, заключены в грубые, подобные нашим тела и сделалась таким образом людьми, — другие же, достигшие последней степени злобы, заключены в тела холодные и мрачные, и таким образом составили мир демонов или духов злобы и погибели, — да будет, анафема.

5) Кто думает, что ангел или архангел может дойти до состояния животного или сделаться человеком и злым демоном, и наоборот, что человек после превращения в демона, может сделаться ангелом и потом последовательно пройти через все чины небесные от самого низшего до самого высшего, кто вообще полагает, что низшие порядки существ образуются из высших и совершеннейших, а эти в свою очередь наоборот из низших, да будет анафема.

6) Кто утверждает что есть два рода злых духов, один состоящий из душ человеческих, другой из высших падших духов, — что только один из всех духов пребыл неизменным в любви к Богу и в созерцании Бога — и этот дух есть именно Иисус Христос, который есть царь всех разумных тварей, между тем как вся природа телесная — небо, земля и все что находится между ними — независима от него, кто утверждает также, что мир сей не создан могуществом единосущной пресвятой Троицы, но, имея сам в себе и идею своего бытия и предшествующее его действительному бытию элементы бытия и жизни, — сухость, влажность, теплоту и холод, произвел себя своей собственной творческой силой, — да будет анафема.

7) Кто утверждает, что этот-то, прежде веков существовавший в образе Божием и в единении с Богом-Словом, дух—Христос умалил себя до состояния человеческой природы из сострадания к ней, — и что^: Он, с одной стороны, как бы подражая в различной степени падшим духам, а с другой — чтобы всех возвратить в первобытное состояние являлся среди каждого порядка разумных существ в соответственном ему виде, принимал различные тела и различные имена, был ангелом среди ангелов, силой среди сил небесных, участвовал также подобно нам в плоти и крови и был подобным нам человеком, — словом, кто не исповедует, что не кто иной, а Бог-Слово умалил себя и вочеловечился, — да будет анафема.

8) Кто думает, что не Бог-Слово, единосущный с Отцом и Духом, один от пресвятыя Троицы воплотился, сделался человеком и есть в собственном смысле и действительно Христос, но что Бог-Слово есть Христос в относительном, несобственном смысле — ибо (утверждают эти еретики) Христос умом своим, или ум—Христос соединялся с Бог-Словом, и Бог—Слово по причине только этого соединения с умом Христа сам может быть назван Христом, — и это разумеется не в собственном смысле; точно также и наоборот — Христос может быть назван Богом только по причине соединения своего с Бог-Словом и тоже не в собственном смысле — кто утверждает это, да будет анафема.

9) Кто утверждает, что не сам Бог-Слово воплотился в одушевленном теле, что не Он сам своей разумной душей нисходил во ад и вознесся потом на небеса, но что все это было только с тем умом, который вследствие единения с Бог-Словом был действительно в собственном смысле Христос, — да будет анафема.

10) Кто утверждает, что тело Господа по воскресении сделалось эфирным, и приняло сферическую форму, каковыми телами в воскресении облекутся и все разумные твари, — кто утверждает, что как Христос совлекся своего земного тела, так и все разумные существа не будут иметь в воскресении подобных настоящим тел, — да будет анафема.

11) Кто говорит, что последний суд в конце мира будет состоять в совершенном уничтожении тел и всего вещества, что конец мира сего будет началом новой невещественной природы и что в этом новом мире ничего не будет материального, а будет одна только универсальная душа, — да будет анафема.

12) Кто утверждает, что силы небесные и все люди, и злые духи даже соединятся с тем Бог-Словом, в котором нет никакого вещества, когда та душа, которая (по мысли этих еретиков) существовала сначала в образе Божием и потом, воплотившись, сделалась Христом, сама как бы исчезнет в духовной плироме и тем естественно положит конец царству Христову, — да будет анафема.

13) Кто говорит, что в будущей жизни не будет никакого различия между Христом и всеми остальными разумными тварями ни по существу, ни по сознанию, ни по силе и могуществу, что все разумные твари будут одесную Бога также, как и их Христос, и как это было в их домирном бытии, — да будет анафема.

14) Кто думает, что конец мира будет совершенное уничтожение всякого разнообразия, так что разумные твари не только совлекутся своих тел и всякой вещественности, но и потеряют каждая свою личность, свое имя, свое сознание, и таким образом составят такое же неразличимое единство, как это было и в предсуществовании, — да будет анафема.

15) Кто утверждает, что в будущей вечной жизни, жизнь духов будет совершенно такая же, какой они наслаждались прежде падения, и что таким образом начало мира во всем совпадет с концом его, и конец с началом, да будет анафема⁶⁶⁸ .

Возможно, что далеко не все странные мнения, поражаемые соборными анафемами, и в самом деле исповедовались самим Оригеном. По мнению о. Григория Малеванского, послание Мине «представляет собой не новый опыт научного исследования заблуждений Оригена по первоначальным источникам – по сочинениям самого Оригена, а новый опыт обвинения Оригена по слухам, или вернее из уст оригенистов, которые многие из заблуждений действительно принадлежавших Оригену, значительно изменили и исказили и к ним присоединили свои собственные заблуждения»⁶⁶⁹ . Стоит также вслед за Ж. Даниелу отметить, что в отличие от анафематизмов 543 года, в 553 году нет осуждения веры в апокатастасис, во всеобщее спасение⁶⁷⁰ (1 анафематизм осуждает лишь представление о том, что мир спасенный будет во всем идентичен миру первосотворенных; остальные эсхатологические тезисы осуждают идею развоплощения спасенных душ и их растворения в Божестве).

И все же вчитайтесь – оказывается, среди 10 анафематизмов 543 г. и 15 анафематизмов 553 г. не было ни одного, гласящего что-то вроде “тем, кто учит, что человеческая душа может вселяться в новые человеческие или животные тела, — да будет анафема”. Оба этих Собора не обсуждали и не осуждали идею реинкарнации.

Решения Константинопольских соборов 543 и 553 годов осуждают самые предпосылки, на которых может строиться доктрина реинкарнации (ибо если нет предсуществования душ, если душа творится вместе с телом, то ни о каких “предшествовавших жизнях” речи уже быть не может). Однако, отстраняя философские предпосылки, из которых могло бы развиться учение о переселении, с формальной точки зрения они не осудили само учение о переселении.

Но вновь повторю - на V Вселенском Соборе не было дискуссий об Оригене, и не было никакого специального осуждения Оригенова учения. Вопрос об оригенистах рассматривался вне рамок соборных заседаний. Вселенский Собор — дело довольно сложное по своей организации. Сотни епископов из самых разных провинций и стран должны съехаться к определенному сроку в столицу. Путешествие занимало недели и даже месяцы. Кого-то задерживали морские бури, кого-то — злоключения на суше. В результате в ожидании “кворума” те епископы, что уже добрались до Константинополя, занялись обсуждением частных вопросов, для решения которых не требовался авторитет Вселенского Собора.

Такое частное предсоборное совещание и обсудило вопрос о нестроениях, появившихся в палестинской епархии — об увлечении монахов нескольких монастырей идеями Евагрия и Оригена. Как вопрос, касающийся лишь одной епархии, он был решен до начала Вселенского Собора. Именно так считают современные учение. По выводу М. Поснова, “Собственно осуждение Оригена состоялась на одном из заседаний, предшествовавших открытию Вселенского Собора”⁶⁷¹ . Та же самая мысль (и теми же словами) еще прежде была высказана С. Епифановичем⁶⁷² . Еще раньше о том же писал М. Оксиюк: "Отцы, прибывшие на V вселенский собор, осудили оригенизм еще до открытия заседания этого собора как вселенского"⁶⁷³ и В. Болотов: «Осуждение оригенизма при императоре Юстиниане, как исторический факт, крайне темно... Признано лишь, что оно имело место не на вселенском пятом соборе 553 г., а на местном константинопольском 544 г.»⁶⁷⁴ .

В. Болотов⁶⁷⁵ , Ф. Диекамп⁶⁷⁶ , А. Крузель⁶⁷⁷ , Б. Древери⁶⁷⁸ приводят схожий набор аргументов: а) в 11-м анафематизме Пятого Собора имя Оригена упоминается после всех остальных еретиков. Но если все остальные имена перечислены в хронологическом порядке (Арий-Евномий-Македоний-Аполлинарий-Несторий-Евтихий), то имя Оригена, идущее после всех, явно оказывается не на своем месте. б) Папа Вигилий, признавая решения Пятого Собора, не упоминает вообще имени Оригена. Нет упоминания Оригена и в более позднем послании папы Григория Великого о принятии решений Пятого Собора⁶⁷⁹ . Послания пап Пелагия I и Пелагия II в своих посланиях, призывающих принять постановления V Собора, не упоминают об Оригене как о еретике, осужденном этим собором. В Исповедании веры императора Юстиниана, утверждающем решения Пятого Собора, в перечне еретиков (10-й анафематизм) нет упоминания Оригена⁶⁸⁰ . в) На Соборе не было никаких дискуссий об учении Оригена, но все обсуждения шли по поводу монофизитского учения Диоскора

В итоге эти авторы приходят к выводу, что имя Оригена в список анафематствованных еретиков было внесено позже, после завершения трудов Собора, а В. Болотов даже склоняется к мнению, что этим именем было заменено имя Диоскора. Вывод же у них единый: Пятый Собор не произносил анафемы на Оригена и его учение (впервые этот вывод был сделан еще в середине XVII века в труде Петра Галлоксия)⁶⁸¹ .

“Список из 15 анафематизмов был соcтавлен Отцами Собора 553 г. вне официальных заседаний”, - подтверждает французский патролог де Любак⁶⁸² .

Как видим, современная церковно-историческая наука не соглашается с мнением Евагрия Схоластика, согласно которому события развивались так: "Итак, когда возник вопрос, должно ли анафематствовать умерших, Евтихий, по-видимому, в совершенстве изучивший Божественное Писание, но при жизни Мины еще не принадлежавший к числу людей знаменитых, посмотрев на собравшихсая не только с гордостью, но и с презрением, сказал решительно, что это не требует и рассуждения, потому что и в древности царь Иосия не только заклал живых жрецов идольских, но и раскопал гробы тех, которые до того умерли. Замечание Евтихия показалось уместным, и Юстиниан, узнав об этом, возвел его после кончины Мины, на престол царствующего града (Евагрий Схоластик. Церковная история 4,48). "Юстиниан спросил у отцов Собора,.. все единодушно предали анафеме Феодора и сказанное Феодоритом против двенадцати глав Кирилла, равно как послания Ивы... Так сперва шло дело. Потом, когда монахи подали императору письменное донесение против учения Оригена, Юстианин спросил у отцов Собора и об этом. Вслед за восклицаниями в укоризну Оригена и его вымыслам на Соборе составлен был Юстиниану доклад" (Евагрий Схоластик. Церковная история 4,48).

Впрочем, Евагрий жил и писал в Антиохии, а не в Константинополе, в пору Собора он был еще слишком молод - ему было 20 лет - а писал он спустя сорок лет после этих событий. Сообщение Евагрия о последовательности событий на Соборе находится в противоречии с тем их порядком, который излагается св. Софронием в его послании Шестому Собору (681 г.): "Пятый Собор... уничтожает и исторгает в погибель прежде всего безумного Оригена и все его напыщенные бредни, а также вымыслы, полные нечестием всякого рода; вместе с ним и учение Евагрия и Дидима и все языческие и чудовищные и совершенно баснословные пустословия. За ними исторгает Феодора мопсуэстийского, вымыслы Феодорита, исторгает и так называемое послание Ивы"⁶⁸³ . Вся же совокупность свидетельств о церковных событиях 553 г. заставляет историков считать, что "все-таки строго формально осужден был Ориген не вселенским собором”⁶⁸⁴ . Поэтому, кстати, в русском издании Деяний Собора определения 553 года, касающиеся Оригена, опущены.

Вселенский же Собор был оповещен о случившемся и подтвердил отлучение оригенистов от Церкви. Отсутствие дискуссии об Оригене на Вселенском Соборе означает, что в это время ересь оригенистов не казалась опасной — и потому не выносилась на суд Вселенского Собора. Вопрос был слишком частным и слишком региональным. Более того, сами палестинские оригенисты привлекли внимание предсоборного совещания лишь потому, что оригенисты только что насилием продвинули своего кандидата в иерусалимские патриархи и тем самым вызвали смуту в Церкви⁶⁸⁵ . Ересь, зревшая в отдалении монашеских келий, вышла наружу. Но она была частной, была очевидно нетрадиционной - и потому Собору не было нужды входить в дискуссию по поводу оригенизма.

з) ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОСУЖДЕНИЯ ОРИГЕНИЗМА

Спустя столетие в церковных актах вновь появляется имя Оригена.

В 649 г. Первый Латеранский Собор повторяет анафему в адрес Оригена.

В 681 г. в послании бывшего Иерусалимского патриарха св. Софрония Шестому Вселенскому Собору при изложении веры автора говорится: "Мы не будем предполагать, что души существовали прежде тел, и не будем думать, будто они до появления и до основания этого видимого мира жили какой-то вечной жизнью, не будем говорить, что они обладали жизнью небесной, живя жизнью бестелесной и бесплотной и вечной на небе, некогда не существовавшем, как желал этого заблуждавшийся Ориген и сообщники и единомышленники его Дидим и Евагрий и остальное полчище их, выдумывающее басни. Они не только это проповедуют ошибочно, увлекаясь языческими учениями и оскверняя высокое происхождение христианское, но даже безумно отвергают воскресение этих тел, которыми мы ныне облечены. В укор им достаточно сказать то, что сказано Павлом к коринфянам: "если нет Воскресения мертвых, то и Христос не воскрес" (1 Кор. 15,13). Не только в этом они обманываются и сбиваются с прямого пути, но и многое другое говорят противно апостольскому и отеческому преданию: отвергают насаждение рая, не хотят допустить, что Адам был создан во плоти, порицают образование из него Евы, отрицают голос змия, не допускают, чтобы таким образом Богом установлено было стройное распределение небесных тел, а фантазируют, будто оно произошло вследствие первоначального осуждения и превращения. Они безбожно и вместе баснословно бредят, будто бы в единичности умов произошло все разумное, охуждают создание превыше-небесных вод, хотят, чтобы был конец наказанию, допускают совершенное повреждение всего чувственного, говорят о восстановлении всех разумных существ: ангелов, людей, демонов, и опять сливают разные свойства их в мифическую единичность. Говорят, что Христос ничем не отличается от нас; о Нем они учат насмешливо, а не так, как мы благочестиво проповедуем о Нем и демонски распространяются о славе, чести, царстве и господстве; и тысячи нелепостей извлекают эти несчастные из нечестивого сокровища своего сердца"⁶⁸⁶ .

Большая часть обвинений св. Софрония в адрес Оригена относится на самом деле не к нему, а к оригенистам VI столетия (именно они взяли себе имя "изохристов" - "равных Христу"). Но опять заметим, что ни Ориген, ни оригенисты не обвиняются в проповеди переселения душ. Заметим также, что и на этот раз Собор не вдался в дискуссии вокруг оригеновского наследия.

Проходит еще 10 лет - и 1 правилом Трулльского (Пято-шестого) Собора (691 г.), излагающим нормы православной веры, анафема оригенистам было подтверждена, и причем в более развитых выражениях по сравнению с 543 годом: «Также признаем изречения 160-ти богоносных отцов, собиравшихся в сем царствующем граде при благочестивой памяти Юстининане, бывшем нашем императоре. Окорые соьоно анафематствовал Оригена, Дидима и Евагрия, воспроизводивших языческие басни и снова повторявших нам в бреду ума и в сонных видениях переходы и превращения (periodij kai alloioseij) некоторых тел и душ»⁶⁸⁷ . Это “превращение душ” можно понять в смысле метемпсихозы, однако самого этого термина и здесь нет. Скорее всего, это выражение Собора просто отрицает доктрину Оригена о возникновении души в результате первого “охлаждения”, и о возникновении тела в итоге следующего “прехождения и изменения” души, а не в результате прямого Божественного акта.

И опять стоит заметить, что высказывание отрицательной оценки оригенистского учения не встречает никакой оппозиции, не вызывает дискуссии на Соборе или около него. Да и сам этот Собор созывался не с целью выработки новых богословских формул, а с целью систематизации канонического права, для решения дисциплинарных и богослужебных проблем. Его первое правило, открывающее свод соборного законодательства, не претендует дать более глубокое или тем более новое понимание вероучения; оно просто подтверждает традиционность, православность Собора. Это как бы “визитная карточка” Отцов Собора: мы приемлем все то, что было выработано церковной традицией прежде, мы православны - а это значит, что у нас есть право от имени Православной Церкви вносить необходимые изменения в строй церковной жизни. Ориген в этом 1 правиле опять, как и на V Соборе, упоминается не специально, но в ряду классических еретиков. Их имена вновь и вновь упоминались на соборах не потому, что их ереси оказались столь живучи. Соборное подтверждение древнего осуждения было свидетельством не о еретике, а о собравшихся. Тем самым они свидетельствовали о себе: мы - преемники тех Святых Отцов, что некогда оспорили и победили ту древнюю ересь, мы следуем тем Отцам и, это знак нашей православности. Так Собор 691 г. подтверждает осуждение Ария. Но плох был бы тот историк, который на этом основании заключил бы, что ересь Ария была еще жива в Византии, и что именно поэтому даже три с половиной столетия спустя после кончины Ария византийские богословы вынуждены полемизировать с его последователями.

Это значит, что и упоминание имени Оригена и его учения о генезисе человека в 1 правиле Трулльского Собора носит почти ритуальный характер. Сам же вопрос об оригенизме не воспринимался как стоющий пастырского внимания или усилия богословской полемики. Так что и в конце седьмого столетия мы не находим христиан, веривших в переселение душ, а, соответственно, и внутрицерковной полемики по этому поводу.

Имя Оригена упоминается и на VII Вселенском Соборе - и опять лишь в общем перечне прежде бывших еретиков: "...с тем вместе анафематствуем бредни Оригена, Евагрия и Дидима, как сделал это пятый собор, бывший в Константинополе"⁶⁸⁸ .

Вопрос VII Собора - обоснование иконопочитания. Собор разбирает исторические свидетельства об отношении церковной старины к священным изображениям. Разбираются как тексты, приемлющие изображения, так и отрицающие их. Среди последних оказываются книги Евсевия, ученика и защитника Оригена. Собору важно выяснить, всегда ли Евсевий пишет согласно с общецерковным преданием, и выясняет, что нет. Как пример такой ошибки приводится апология Евсевием Оригена. Но Собору недостаточно просто от своего имени сказать, что, вот, мол, мы находим книгу Евсевия исполненной погрешности. Важно найти прецедент аналогичного отношения к этой книге в древности. Как пример того, что эта апология уже давно была отвергаема церковным сознанием, на Соборе зачитывается выдержка из ответа на "Апологию", написанного свт. Антипатром, епископом Бострским (аравийским подвижником V века)⁶⁸⁹ : "Евсевий был человек многосторонне образованный, но чтобы он знал догматы - этого допустить нельзя, напротив, мы знаем, что он был весьма далек от точного понимания их... Покажите мне кого-либо из знаменитых учителей церкви, который бы ясно и не колеблясь учил, что души человеческие существуют прежде своих тел... О, ярый защитник оригеновых заблуждений! Ты до сих пор не слыхал даже, что иные увлекаются одним только заглавием "о началах""⁶⁹⁰ .

Как видим, и здесь Ориген не обвиняется в проповеди переселения душ.

И лишь в 1082 г. раздалось соборное осуждение тех, кто “предпочитает глупую внешних философов так называемую мудрость и принимает перевоплощение человеческих душ”. Это произошло в Константинополе на Соборе против Иоанна Итала²¹⁶ .

В результате возникает два вопроса: почему до ХI века идея переселения душ соборами не осуждалась; и почему в 1082 году она все же была официально осуждена? Почему отторжение Церковью проповеди Оригена не привело к анафеме доктрины реинкарнации (ни в III веке, ни в VI), а проповедь этой идеи Иоанном Италом вызвала немедленную и жесткую реакцию? Не следует ли из этого еще раз, что у Оригена все-таки не было реинкарнационной доктрины? Предпосылки для нее были, но все же даже его критики замечали, что он не шел от этих предпосылок к принятию самой идеи душепереселения, но в течение своей жизни он скорее отходил от нее, приближаясь в этом вопросе к церковному христианству.

Направления движения Оригена и Иоанна Итала не совпадают. Ориген шел от язычества к христианству. Иоанн Итал — от христианства к язычеству²¹⁷ . То, что у одного было пережитком прошлого, недодуманным рудиментом язычества, то у другого стало сознательным выбором и противопоставлением христианству. У Оригена даже гипотеза реинкарнации должна была служить защите Церкви (чтобы избежать гностической критики библейского Бога как Бога несправедливости и зла). У Иоанна Итала та же самая идея должна была послужить забвению Бога Библии, растворению его в эллинских “богах”. Через Оригена путь шел к св. Григорию Богослову. Через Иоанна Итала — к неоязычнику XV века Плифону²¹⁸ .

Сопоставив реакцию Церкви на учение Иоанна Итала и на учение Оригена, можно сделать лишь один вывод: церковное сознание, в отличие от теософов ХХ века, не видело в целостном наследии Оригена проповеди реинкарнации.

Еще раз соберем все те факты, что привели нас к такому выводу:

1. Церковное сознание всегда резко негативно относилось к проповеди реинкарнации (необходимые подтверждения этого тезиса приведены в предыдущей главе).

2. Церковное сознание с каждым поколением, начиная с конца III века, все хуже относилось в Оригену и искало поводы для его критики и осуждения.

3. Церковное сознание резко, однозначно и быстро отреагировало на проповедь реинкарнации Иоанном Италом.

4. При этом Соборы - в отличие от отдельных церковных полемистов - не обвиняли Оригена в проповеди реинкарнации²¹⁹ .

Вывод: поколения, которые могли читать книги Оригена в большем количестве, чем мы, не видели в нем проповедника реинкарнации. Внимательные читатели могли различать учение от гипотез. Философские построения, которые Ориген сознательно строил за пределами территории, уясненной современным ему церковным преданием, не принимались, но и не считались серьезной причиной для отвержения всего наследия Оригена. И лишь когда его имя было использовано прямыми еретиками, вдобавок полуоккультного толка, тогда прозвучала церковная анафема. Но при этом даже в тех его книгах, что не дошли до нас, но были известны в III-VI вв., не было попыток ни представить доктрину реинкарнации в качестве христианской, ни даже просто предъявить ее в качестве авторского убеждения (но лишь – в виде гипотезы, лишь в виде догадок).

и) БЫЛА ЛИ НОВИЗНА В ОТВЕРЖЕНИИ ОРИГЕНИЗМА?

Но теперь встает такой вопрос: почему христианская мысль, ясно отвергая учение о реинкарнации в течение всего первого тысячелетия, предоставляла полемику с философией метемпсихоза отдельным проповедникам, но не обсуждала его на соборах? И почему эта ситуация вдруг изменилась в ХI столетии? Что означает тот факт, что Церковь, при случае вступая в полемику с идеей переселения душ, все же не осуждала ее официально до ХI века?

Расхожий теософский аргумент, утверждающий, что произошло изменение в самом церковном учении, мы принять не можем. Просто потому, что теософы не могут привести ни одного факта в пользу того, что Церковь до VI или до XI века придерживалась идеи реинкарнации, а мы видели десятки случаев, когда раннехристианские писатели выступали против веры в переселение душ.

То, что церковный собор так поздно выступает с официальным осуждением этой идеи, связано совсем с другим обстоятельством. Дело в том, что пока правда видна и не оспариваема, можно не заботиться о словах. Женщина может впервые задуматься о том, как она любит своего ребенка — лишь если ее спросит телекорреспондент. Но это не значит, что она не любила его прежде, хотя у нее и не было раньше повода подобрать надлежащие слова...

Или, ближе к реалиям церковной истории: только если появится некий “педагог”, который скажет, что “любить ребенка — значит каждое утро его избивать и ни в коем случае не кормить его чаще одного раза в три дня”, педсовет скажет: “говорящего подобное да не подпускают к детям!” Но не означает же это, что ранее педсовет придерживался иной точки зрения! И хотя прежде в педагогической литературе никогда не высказывалась столь ясно и прямо такая точка зрения, это никак не значит, что памятный педсовет своим “анафематизмом” сказал “новое слово” в педагогической науке.

Анафема не возглашается посторонним. Анафема — это отлучение от Церкви. Отлучить от Церкви можно только уже принадлежащих к ней. Пока некое учение существует вне Церкви — Церковь не формулирует догматического суждения о нем, предоставляя отдельным полемистам вести дискуссию со “внешней мудростью”. Но если собственно церковные люди вдруг начали принимать эту идею и даже проповедовать ее как собственно церковную — вот тут Церковь уже должна предупредить: это не мое!

Соборная анафема верованию в реинкарнацию была провозглашена столь поздно потому, что до этого это верование не встречалось внутри церковной ограды. В Церкви до сих пор нет анафемы марксизму или конфуцианству. Вот если придет в Россию ультрапротестантская “теология смерти Бога”, и появятся христианские богословы, уверяющие, что Бога нет, да и вообще не было, и что путь в земной рай лежит через обострение классовой борьбы — тогда Церковь этих богословов отделит от себя — их, а отнюдь не профессиональных пропагандистов научного атеизма, которые и не делали вида, будто они выступают от имени Церкви.

А затем, лет через тысячу, найдется новая пророчица, которая глубокомысленно заметит: смотрите, православные лишь в начале ХХI века анафематствовали атеизм — а, значит, до этого все христиане были атеистами!

В этой связи стоит вспомнить полемику между И. Ильиным и Н. Бердяевым по вопросу о вооруженном сопротивлении большевикам. Ильин эпиграфом к своей книге “О сопротивлении злу силою” вынес евангельский рассказ о Христе, бичом изгоняющем торговцев из храма. Бердяев в ответ небезосновательно заметил, что к большевикам этот образ приложить уж никак нельзя: их нельзя силой выгнать из храма по той простой причине, что они в нем и не находятся. Они извне разрушают Храм⁶⁹¹ . Как верно отметил М. Курдюмов, не безбожному большевизму была провозглашена анафема святителя Тихона. "К кому были обращены грозные послания Первосвятителя? Не надо забывать, что в ту пору бесчинствовал и насильничал сам народ в огромном большинстве своем. Угар революции вскружил голову даже некоторым представителям церковного клира. Пишущему эти строки пришлось в качестве члена первого Московского Епархиального съезда наблюдать таких делегатов от приходов и благочиний, которых один московский священник справедливо назвал "социал-псаломщиками" и "социал-дьяконами". Вот ко всем этим взбаламученным массам и обращал Патриарх свое обличительное слово и им, а не главарям большевизма, угрожал он церковной анафемой"⁶⁹² .

Итак, церковь не отлучает от себя тех, кто не принадлежит к ней. И поэтому столь поздняя анафема проповедникам реинкарнации означает лишь то, что сами эти проповедники лишь очень поздно появились внутри церковной ограды.

Если бы речь шла о коренной перемене веры, этот вопрос не был решен на Соборе 553 г. столь мимоходно. А ведь речь шла о сердцевинном в любой религии. Народ может не понимать сложных формул триадологического богословия или христологии. Но когда речь идет о том, что произойдет с душой после смерти — это важно для каждого. Как себе представляют теософы: до Собора христиане исповедовали “переселение”, а после епископы приехали по своим городам и в храмах объявили: “с завтрашнего дня мы верим иначе”?

Да если бы епископ посмел хоть на йоту изменить веру, привычную для монашества, духовенства и церковного народа — его бы за волосы выволокли из храма.

Собор — не авторитет: он свидетельствует не о своей вере и не от себя, но о вере Церкви. В Церкви нет никого, кто бы стоял выше нее в вопросах веры и авторитета. И потому Собор не властен менять веру. Он может лишь свидетельствовать о вере Церкви и искать более точные формулировки.

Церковь же противится ереси не потому, что та была осуждена Собором; напротив — Собор осуждает ересь, если видит в ней нечто противное вере Церкви.

Соборы никогда не собирались для того, чтобы сформулировать “новое учение”. Да и вообще — на Вселенских Соборах не ставилась задача развернуть широкие философско-богословские дискуссии. Задача Собора всегда понималась конкретнее и скромнее: епископ как представитель своей епархии, своего церковного народа должен был засвидетельствовать — как его Церковь мыслит тот или иной вопрос. Вселенская истина устанавливалась не столько дискуссией, сколько опросом участников. Св. Феофан Затворник исторически вполне корректно реконструирует ход I Вселенского Собора: “Истина в общности исповедания: что всеми всегда всюду было исповедуемо, то истинно. 318 святых Отцов собрались на собор для утверждения главного христианского догмата. И что же делали? Философствовали? Пускались в соображения? — Нисколько. А только расспрашивали взаимно, как, где содержится исповедание о Господе Спасителе. Когда удостоверились, что все всюду и не слыхивали другого учения о Спасителе, как то, что Он есть Бог, тогда единодушно утвердили, что тот богоборец, кто учит иначе, что сия есть вера отеческая”⁶⁹³ .

В таком опросе имели право голоса не только ныне живущие христиане, но и отцы Церкви прежних времен: к их трудам также апеллировали участники Собора. Учение, которое не подтверждается вселенской полнотой Церкви, то есть как прошлым Церкви, так и нынешней ее верой, не имело шансов на соборное утверждение. Ни один Собор — даже Вселенский — не имел права ничего менять в сути апостольской проповеди²²⁰ . Однажды установленное в Церкви остается в ней навечно.

Если бы Собор дерзнул отменить ранее существовавшее правило веры — церковный народ не принял бы решения иерархов. Собор стяжал бы славу “разбойничьего”.

Если точка зрения иерархов и народа или его части расходится — возникает раскол. Вот уж на что византийцы не были ленивы — так это на расколы. И, однако после Пятого Собора мы не видим возникновения “раскола оригенистов”. Мы не видим бурных демонстраций, писем протеста, требований “вернуть веру отцов”. Кроме того, эти определения никогда не были законом по крайней мере для половины Церкви, так как не были утверждены Римским папой: Рим, в отличие от христианского Востока, всегда считал, что анафематствовать можно только живого человека, но не уже умершего. Впрочем, за этим стоит просто разное понимание смысла анафемы, сложившееся на Западе и на Востоке²²¹ .

Рецепция решений V Собора (или антиоригенистского решения “предсоборного совещания”) духовным сознанием всех поместных церквей, всех христианских народов означает, что носителями не-апостольской, не-евангельской “новизны” были неооригенисты, а не православные.

Ну какая тут может быть «новизна», если еще в 400 году в Александрии, а затем и в Риме прозвучало официальное осуждение верований Оригена. А когда в 403 г. св. Епифаний на епископском соборе в Константинополе потребовал осуждения Оригена — никто не возразил ему на богословской почве. Заметили лишь, что вряд ли стоит судить человека, не осужденного при жизни⁶⁹⁴ . Если бы отрицание реинкарнации было новизной, идущей вразрез с церковным преданием, то иным было бы и поведение Руфина († 410 г.).

Этот почитатель Оригена при защите своего учителя не следует традиционному правилу богословского диспута. Он не пытается доказать древность оспариваемого положения. Логика богословских дискуссий предписывает любой тезис обосновывать через обнаружение его в мыслях авторитетных Отцов древности и через это показывать, что данное суждение является собственно церковным учением. Но Руфин, коснувшись веры Оригена в переселение душ, не приводит свидетельств церковной традиции в пользу оригеновской позиции. Аргумент Руфина, как мы помним, другой: он пишет, что критики Оригена неправильно его поняли и приписали самому Оригену взгляды, которые Ориген излагает от лица других. Поскольку тексты Оригена полемичны, в них есть постоянный диалог разных позиций (как христианских, так и внехристианских), сталкиваемых друг с другом. И вот, оказывается, доктрина, оспариваемая Оригеном, была приписана ему⁶⁹⁵ . Как бы то ни было, способ апологии Оригена, выбранный Руфином, дает нам ясное свидетельство: во времена Руфина, то есть за полтора века до V Вселенского Собора, в церковной традиции невозможно было обнаружить свидетельств в пользу реинкарнации.

Более того, даже те церковные общины, которые не приняли решений Пятого Собора (его христологических формул), не исповедуют переселения душ. Например, Армянская Церковь отделилась от Византийской еще после Четвертого Собора (453 г.). И, однако, армяне не исповедуют ни закон кармы, ни принцип реинкарнации.

Единственная известная мне современная богословская работа, посвященная критическому сопоставлению теософии и христианства, принадлежит как раз священнослужителю Армянской Апостольской Церкви архимандриту Паркеву Мартиросяну. Он сам в молодости практиковал теософию и йогу. Обратившись же в христианство и получив богословское образование, он пишет о распространении теософии и антропософии: “при исследовании этих явлений конкретно и с уверенностью можно выделить одну из причин. Это отсутствие истинного знания христианского вероучения или совершенное незнание”⁶⁹⁶ .

Отсутствует идея переселения душ и у коптов, у эфиопов, у сирийцев. Для всех них Пятый Собор — не более, чем “сборище еретиков”. И все же даже копты (коренные египтяне!) отвергли идеи Оригена о реинкарнации.

Более того, в мире существует христианская община, которая не приняла решений даже Третьего Собора. Это — несториане. И живут они в Индии. И все же и они не являются ни оригенистами, ни теософами.

Можно сказать, что эти общины унесли с собою то наследие древнехристианского богословия (поняв его слишком односторонне и нетворчески), которое в основе своей является общим для всех христиан. И в этом наследии, тем не менее, нет концепции реинкарнации.

Осуждение Оригена в VI веке прошло бесконфликтно и безраскольно потому, что к этому времени критика оригенизма была уже явлением вполне традиционным. И потому отношение церковных людей к наследию Оригена стало критическим задолго до VI века и V Собора. Причем критика Оригена изначально была направлена именно на эсхатологические построения александрийского мыслителя²²² .

Но осуждение Оригена церковной традицией все же не есть осуждение всего того, что Ориген делал и не есть осуждение того пути, на котором Ориген служил Церкви. Ориген - миссионер. А миссионеры Церкви нужны везде (а не только в Александрии) и всегда (а не только в III веке). Да, Ориген не всегда замечал грань, за которой неизбежное приспособление миссионера к аудитории становится чрезмерным. Миссионерство в обязательном порядке требует приспособления к аудитории. И также почти неизбежно оно порождает односторонности, упрощения и даже прямые сбои и ошибки. Но все равно оно необходимо. Несмотря на то, что опыт миссионерства Оригена среди эллинских философов не был лишен недостатков, и Ориген был осужден, но путь, который он предложил, путь активного диалога со светской мудростью, был Церковью благословлен. Эта ситуация так описывается В. Н. Лосским: "Вместо того, чтобы христианизировать духовный опыт эллинов, Климент и Ориген чуть ли не "оспиритуализировали" христианское учение. Но благодаря им эта эллинистическая "духовность", эта интеллектуалистическая и сверхинтеллектуалистическая мистика, раз уже введенная в круг Церкви, будет ею поглощена, полностью преобразована и превзойдена. Понадобятся целые века борьбы, сверхчеловеческих усилий, чтобы, освобождая его от природных пут, от этнических и культурных ограничений, эллинизм этот превзойти, дабы стал он в конце концов вселенской формой христианской Истины, самим языком Церкви"⁶⁹⁷ .

к) СПОРЫ О ВОСКРЕСЕНИИ

В. Болотов, приведя в одном письме некоторые основные вехи истории оригенизма, сказал: "Из этого Вы, может быть, не узнали, кто был Ориген, но, может быть, почувствовали, насколько велик он был и насколько узловато (если выразиться так) было его учение, если пред ним благоговели и святые вселенские учители и проклинали его соборы"⁶⁹⁸ . Мы же в заключение разговора об Оригене присмотримся к его пониманию традиционно-христианской веры в воскресение мертвых. Присмотримся и для того, чтобы лучше понять Оригена, судьбу его теорий, а также для того, чтобы сделать шаги к пониманию позитивного православного учения о посмертии человека.

Конечно, Ориген и в этом вопросе довольно самобытен. Причем, если мы имеем право говорить о развитии позиции Оригена в вопросе о перевоплощении, его понимание пасхального догмата, похоже, осталось неизменным в течение всей его жизни. Некий спиритуально-платонический стыд²²³ , испытываемый от собственной телесности, остается в Оригене навсегда. Двустоставность человека, окруженность его духа телесной оболочкой все же до конца жизни переживались Оригеном как некий онтологический скандал. Обетование апостола Павла "Бог будет все во всем" Ориген прочитывал как надежду на конечное развоплощение. Это свое убеждение в том, что телесность есть лишь некий преходящий этап в истории духа, Ориген пронес через всю жизнь - и именно оно более всего оспаривалось церковными полемистами, и именно оно более всего омрачило память об Оригене в церковной традиции.

Ориген знает церковное учение. Хоть и не без некоторых колебаний Ориген соглашается на телесное воскрешение мертвых в конце мира: “Церковное предание также учит, что наступит время воскресения мертвых, когда это тело, сеемое теперь в тлении, восстанет в нетлении” (О началах. Введение к I книге, 5). Более того, даже в трактате “О началах” (в том самом, в котором обычно и видят проповедь реинкарнации) Ориген выказывает отчетливое понимание того, что грядущее в конце этого мира воскресение кладет конец гипотетическим прошлым перевоплощениям: “Одно связано с другим: если тела воскресают, то воскресают без сомнения для того, чтобы служить нам одеждой; и если нам необходимо быть в телах (а это, конечно, необходимо), то мы должны находиться не в иных телах, но именно в наших” (О началах, II 10,1). Ориген разделял общецерковное убеждение в том, что в конце мира будет воскресение из мертвых и именно воскресение тел (Против Цельса. V,14 и VIII,49). “Всякий, любящий истину, должен подвизаться за истину воскресения, сохранить предание древних”, — писал Ориген⁶⁹⁹ .

Это и в самом деле "предание древних". В середине II века св. Иустин Философ писал: "Разве душа сама по себе человек? Нет - она душа человека. А тело разве может быть названо человеком? Нет - оно называется телом человека. Ни то ни другое в отдельности не составляет человека, но только существо, состоящее из соединения одного и другого, называется человеком" (Отрывок о воскресении, 8). А потому - "Тех, которые считают, что будто тотчас после смерти души берутся на небо, вы за христиан не считайте" (Разговор с Трифоном иудеем, 80). Человек явится к жизни не духовной половиной самого себя, а всецелым, живым человеком. Ведь и Спаситель говорил о Своем служении: "Я всего человека исцелил" (Ин. 7,23). Минуций Феликс несколько позже говорил, что "мы ожидаем весны и для нашего тела" (Октавий, 34,12).

Ученик Оригена мч. Памфила напоминает традиционный христианский аргумент, своеобразие которого и ценность которого в том, что он мог родиться только в Церкви мучеников: «Разве не нелепость утверждать, что лишено будет награды то тело, которое вместе с душой терпит за Христа разные лишения, преследования, темничные заключения, побои, жжение на огне, распятие на кресте и другие мучения? Можно ли представить себе, чтобы только душа получила награду, когда душа несет подвиг жизни и страданий не сама, а вместе с телом? Тогда как душа вступит в славу, тело, с которым она вместе подвизалась, почему-то должно быть отринуто, между тем как в борьбе души с дурными влечениями, в ее стремлении, например, сохранит всегдашнее девство, тяжесть подвига падала на тело если не больше еще, чем на душу, то уж ни в коем случае не меньше» (Памфил Апология Оригена, 7).

Итак, Ориген также считает, что мировой цикл закончится воскресением тел, причем каждому будет возвращено его собственное тело. Вопрос в том, каким будет это восстановленное тело и каково будет его будущее. Именно по этим вопросам произошло разделение оригенистов и православных.

Осмысляя пасхальный догмат, Ориген, с одной стороны, полемизирует с теми, “кто понимает Писание по иудейски” и надеется на то, что будущая жизнь лишь умножит радости этого мира: “Они даже думают, что для служения их удовольствиям им будут даны иноплеменники, которые будут у них пахарями, строителями стен и которые восстановят разрушенный и падший их город. Они думают, что они получат имения народов для своего употребления и будут владеть богатствами их” (О началах. II,11,2)²²⁴ . С другой стороны, Ориген при этом спорит с гностиками, которые вообще не видят никакого будущего для тела: “Некоторые, преимущественно еретики, соблазняются церковной верой, думая, будто мы веруем в воскресение глупо и совершенно неразумно” (О началах. II,10,1)²²⁵ .

Сначала отметим то, что объединяет Оригена и православных. Это убеждение в том, что воскресшее тело будет преображенным, что оно не будет нести в себе тяжесть, болезненность, тленность нынешней нашей телесности. Не может быть речи о воскрешении тела в таком же состоянии, в каком оно сошло в могилу. Церковное богословие никогда не утверждало, что воскресшее тело будет таким же, как наше нынешнее, то есть той глупости, которую приписывают нам сторонники “кармической философии”. Напрасно теософы пугают неучей тем, что “если в будущем произойдет воскрешение в физических телах, то кто будет ухаживать за массой младенцев, больных и стариков, которые воскреснут такими, какими были, и куда они попадут? Ухаживать за ними грешники не смогут, ибо они в аду ‘поджариваются’, а обитатели рая навряд ли согласятся на ‘тягомотину’ ухаживания за больными и капризными людьми”⁷⁰⁰ .

Уже святоотеческая традиция оспорила такого рода глупости: «Приятно ли было бы тебе, чтобы эта жизнь была вечной? Ибо когда жизнь и сама по себе неприятна, то насколько больше должны желать вечного покоя по воскресении, где не будет больше царствовать грех. Кто настолько терпелив в болезни, постоянен в слабости, великодушен в печали, чтобы не пожелал умереть более, нежели вести жизнь, наполненную слабостями и печалями. Когда же мы в жизни этой сами себе не нравимся, хотя и знаем, что постигнет нас конец, насколько больше была бы скучна нам эта жизнь, когда бы мы предвидели, что телесные эти труды будут бесконечны? Что может быть тягостнее бессмертия, наполненного бедствием?”⁷⁰¹ .

Не на воскрешение трупов надежда христиан, а на восстановление человека. Христианское учение выглядит абсурдным, только если не заметить важную грань, отделяющую христианское утверждение от реинкарнационного: философия метемпсихоза рассматривает “жизнь будущую” как новую жизнь в старых условиях знакомого нам космоса, как возвращение к жизни в рамках истории, то есть как обычное историческое событие. Христианство же возвещает воскресение мертвых как метаисторическое событие, как рождение в новый мир. Если этот эсхатологический фон пасхального возвещения оставить без внимания, то тогда действительно христианство покажется чем-то близким к федоровскому обещанию наводнить мир покойниками, вытащенными из могил. Федоров в преодолении смерти рассчитывает на обычную, профанную физику ("метеорегуляция сил природы"); христианство надеется на таинственную метафизику чуда.

Церковь не проповедует воскрешения телесных недостатков или болезней; более того, само тело воскресения будет преображенным, лишенным плотской тяжести. Тело будет другое — и все же узнаваемое. Оно будет другое — и все же мое. Человеку будет возвращено то же тело, но это никак не означает, что оно будет такое же. “То же” и “такое же” — не синонимы. Если некто говорит, что к нему после долгих лет, проведенных порознь, вернулся тот же друг, что был с ним в юности, — это никак не означает, что друг вернулся точно таким же.

Ориген так оспаривает антихристианский теософский довод: «Таким образом, мы вовсе не утверждаем, что истлевшее тело вновь обретет свою первоначальную природу, равно как и то, что истлевшее «пшеничное зерно» вновь станет «пшеничным зерном» (1 Кор 15.38). В самом деле, мы утверждаем, что как из пшеничного зерна вырастает (не зерно, а( колос, так и телу присущ некоторый формирующий принцип ((((((), который не истлевает, и на основании которого тело «восстает в нетлении» (1 Кор 15.42). А вот стоики согласно своему учению о неизменяемости вещей в следующем (мировом( периоде считают, что тело, совершенно истлев, вновь обретет свою первоначальную природу и опять возникнет тот самый первичный состав, который разрушился, подтверждая это, как они думают, логически необходимыми доказательствами» (Против Цельса 5,23). «И хотя апостол хотел по возможности скрыть в этом месте тайный смысл, не подходящий для простых верующих и для слуха простого народа, который побуждается к нравственному совершенству [одной лишь] верою, однако ради того, чтобы мы не поняли его слов превратно, далее после слов: «Будем носить образ небесного», он был вынужден добавить: «Но то скажу вам, братья, что плоть и кровь не могут наследовать Царства Божьего, и тление не наследует нетления» (1 Кор. 15.50). Далее апостол, зная некий неизреченный и тайный (смысл( этого места, как и подобает автору, оставившему после себя потомкам свои мысли, изложенные в сочинениях, добавляет: «Вот я говорю вам тайну» (1 Кор. 15.51). Это обычная форма апелляции к более глубокому и таинственному смыслу, надлежащим образом скрытому от большинства. Об этом написано в книге Товит: «Тайну Царя прилично хранить» (Тов. 12.7), а о том, что похвально, прилично и доступно большинству в истине Домостроительства, написано: «А о делах Божиих объявлять похвально» (Товит 12.7). Таким образом, наша надежда – это вовсе не надежда, достойная червей. И душа наша не желает тленного тела, и хотя она нуждается в теле для перемещений в пространстве, все же она, стремясь к премудрости, — по слову [Писания]: «Уста праведника устремятся к премудрости» (Пс. 36.30), — понимает различие между «земным домом», в котором и находится «хижина», и который должен разрушиться, и [собственно] «хижиной», находясь в которой праведники «воздыхают под бременем», «не хотя совлечься» хижины, но «облечься» поверх хижины ?((?(("(((?(tm)(((((((((((? [в нетление], чтобы в результате этого «облечения» ((tm)( ((( (tm)((((((((((() «смертное поглощено было жизнью» (2 Кор.5.1-4)» (Цельса 5,19).

И здеь Ориген вполне единодушен с церковной традицией. Вот аналогичное размышление св. Кирилла Иерусалимского: "Восстанет это тело, но не останется таким же, а пребудет вечным. Не будет оно иметь нужды ни в снедях для поддержания жизни, ни в лестницах для восхождения, потому что соделается духовным, чем-то чудным, таким, что и выразить сего, как должно, мы не в состоянии... Посему мы восстанем, и тела наши будут у всех вечные, но не у всех подобные... Так как тело услуживало нам во всем, то оно и в будущем разделит одну с нами участь. Поэтому, братья, будем беречь тело, не станем злоупотреблять им. Не будем говорить, подобно еретикам: "чужд для меня этот телесный хитон". Напротив того, станем беречь тело, как собственность, потому что должно нам дать Господу отчет во всем, яже с телом содеяна (2 Кор. 5,10)" (Огласительные беседы 18,18-20).

Подробнее это поясняет св. Иоанн Златоуст при толковании апостольского стиха "Ибо не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью" (2 Кор. 5,4): "Здесь он наносит смертельный удар тем, которые унижают телесное естество и порицают нашу плоть. Смысл его слов следующий: Не плоть хотим сложить с себя, но тление, не тело, но смерть. Иное тело и иное смерть; иное тело и иное тление. Ни тело не тление, ни тление не тело. Правда, тело тленно - но не есть тление. И тело было делом Божиим, а тление и смерть введены грехом. Итак. я хочу, говорит, снять с себя чужое, не свое. И чуждое - не тело, но тление. Грядущая жизнь уничтожает и истребляет не тело, но приставшее к нему тление и смерть" (О воскресении мертвых. PG, L, 427-228).

У св. Кирилла Александрийского встречается такое рассуждение: "Истинный и здравый разум требует, чтобы с преобразованием тела в нетление тело вместе с тем совлекалось и тления и всех его последствий. В самом деле, неужели же кто напрмер хромает, оживет опять с тем же увечьем ноги или голени? И если кто потерял глаза в этой жизни, неужели он воскреснет лишенный зрения? Каким же образом, скажет кто либо, мы уже освободились от телния, если являющиеся вследствие его недостатки еще остаются и владеют нашими телами?.. После времени Воскресения в нас не останется ни какой недостаток вкравшегося тления, но как премудрый Павел сказал об этом теле, что посеянное “в немощи восстает в славе” (1 Кор. 15, 43). Что же другое может значить ожидание будущего воскресения этого тела в силе и славе, как не то, что оно, отбросив всякую немощь и бесчестие от тления и пороков, возвратится в изначальное творение? Ведь сотворено оно не для смерти и тления"⁷⁰² .

Блаженный Августин полагает, что воскресшим независимо от возраста, в котором застала их смерть, будет дано тело здравое и совершенное, лишенное недостатков возраста (как слишком малого, так и слишком старого): "не будет недостатков, приобретенных со временем; для того, чтобы природа не была лишена и того, что со временем обнаружилось бы, как годное и целесообразное, и не искажалось бы в том, что уже оказалось неблагоприятным и вредным, но восстановлялось бы недоконченное, как будет исправлено испорченное" (Энхиридион, 85). "Апостол говорит, что восстанет тело духовное потому, что будет такое согласие плоти и духа, что в нас не будет совсем противоборства нам самим" (Энхиридион, 91). «Ибо как дух, служащий плоти, называется плотским, так и плоть, служащая духу, называется духовной – не потому, что она превратилась в дух, но потому, что она с величайшей легкостью отдает себя в подчинение духу, быв освобождена от всякого скорбного чувства, всякой тленности и косности» (О Граде Божием. XIII, 20).

В понимании преп. Исидора Пелусиота “это тело, ныне главным образом причастно земле, истончаясь, как мы полагаем, становится эфирным (aiqerion) и духовным (pneumatikon). Ибо мы говорим, что оно воскресает не в таком же качестве, но будучи украшенным для лучшего и отложившим все тление и болезни, как в плавильной печи... Ибо мы говорим,.. что как содержащая золото земля, принимая воду, становится глиной, а соединившись с огнем, золотом, и уже не претерпевает то, что недавно претерпело. Так же и тело, соединившись с бессмертием и нетлением, будет недоступным и непобедимым всеми болезнями, для которых сейчас стало легко победимым... Ибо Сотворивший то, чего не существовало, намного легче воскресит то, что уже получило бытие” (PG LXXVIII, 485).

Согласно св. Григорию Паламе, «тогда как в нынешнем состоянии умная душа покрывается тяжестью плоти, то в будущем состоянии тела святых утончатся и одухотворятся таким образом, что станут почти нематериальными»⁷⁰³ .

Преп. Никодим Святогорец пишет, что тело Господне по Воскресении «хотя сделалось бесстрастным и нетленным, но при этом не преложилось в бестелесность и не потеряло своих естественных свойств: количества, качества, видимости, существовало в трех измерениях, определенное и ограниченное в пространстве»⁷⁰⁴ .

Резюмируя святоотеческие суждения о воскресении, прот. Георгий Флоровский пишет, что "о каждом отдельном человеке было бы точнее даже и не говорить вовсе, что "вос-станавливается". Скорее - впервые только и приводится в то состояние, в каком быть ему надлежит, в каком был бы, если бы не стряслось в мире греха и падения, но в каком, однако, не бывал и не был в этой тленной, превратной и преходящей жизни здесь. И все в человеческом сотаве, что связано с этой нестойкостью, с возрастами, и сменою и дряхлением, восстановлению никак не подлежит. Воскресение есть, таким образом, не только и не столько воз-врат, сколько исполнение"⁷⁰⁵ . Именно потому, что воскресение есть введение нас в неиспытанное прежде нами состояние бытия – « Да не изыскиваем, каким образом воскреснем, но только ожидаем результатов воскресения»⁷⁰⁶ .

Так что рассуждения Оригена о грядущем "духовном" теле и об отличии его качеств от тела нынешнего, равно как и полемика Оригена с теми "иудействующими", что понимают вечность как бесконечное продолжение нынешнего состояния нашей жизни, не находятся в противоречии с церковной традицией.

В трактате "О воскресении", написанном одновременно с книгой "О началах" (до 230 г.), и, возможно, для привлечения в христианство матери римского императора Юлии Маммеи⁷⁰⁷ , Ориген употребляет ставшее уже традиционным к его времени уподобление умирающего и воскресающего тела зерну, брошенному в пашню и восходящему в новой жизни. "Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно. Но Бог дает ему тело... Сеется в тлении, восстает в нетлении, сеется в уничижении, восстает в славе, сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное" (1 Кор. 15, 35-44).

Наиболее красивое истолкование этого символа позднее будет дано Августином: "Но разве стал бы ты оплакивать семя, когда бы пахал землю? Ведь, если бы нашелся кто-нибудь столь несведущий, который бы, видя, как семя выносится на поле, бросается в землю и зарывается в глыбах, стал плакать о нем и, вспоминая о летнем зное, стал бы говорить сам себе: вот хлеб, с таким трудом сжатый, вымолоченный и очищенный, лежал в житнице; смотрели мы на него и радовались, теперь же нет его на глазах наших: вижу землю вспаханную, хлеба же ни в житнице, ни здесь не вижу. Если бы, говорим, нашелся такой человек, который бы так сильно грустил и плакал о хлебе, как умершем и погребенном, смотря на глыбы и на землю, и не думая о жатве, то как смеялись бы над ним, хотя и неученые, но сведущие в том деле? И что сказали бы ему те, которые знали бы, что скорбит он потому, что не понимает? Не печалься, - сказали бы они ему. Того, что разбросали мы в землю, нет уже в житнице, нет в руках наших. Но вот потом придем мы на это поле, и отрадно будет созерцать тебе вид жатвы там, где теперь скорбишь ты над голой землей" (Августин. Беседа 361. О воскресении мертвых первая, 6).

Но, конечно, образ есть только образ, и аналогия не есть доказательство. Это вполне ясно Оригену²²⁶ . Проблема в том, что зерно все-таки не умирает. Оно не распадается, а продолжает жить и действовать, будучи погребенным в земле. А труп именно распадается, исчезает, и сам собой воскреснуть не может⁷⁰⁸ . Воссоздание будет чудесным, непостижимым действием Творца, да. Но можем мы ли сделать еще шаг и предположить — что именно в нас оживит Чудо?

Приступая к обоснованию пасхальной надежды Ориген, пошел путем различения в теле “материального субстрата” (to ulikon upokeimenon), то есть конкретного наполнения, постоянно нуждающегося в восполнении из внешнего мира, и “формы”, некоей идеи (на сегодняшнем языке можно было бы сказать — информационно-генной структуры) тела, которая перестраивает все приходящие из внешнего мира разнообразные вещества в человеческий организм. Несмотря на разнообразие внешней среды и питания, Павел всю жизнь остается Павлом, а Петр — Петром именно благодаря самотождественности “формы”. Воскрешению в понимании Оригена подлежит не субстрат, но форма, качественность Петра или Павла, которые он обозначает терминами to carakthrizon eidoj или to swmatikon eidoj. Для Оригена тождественность тела определяется тождественностью его формы, эйдоса. “Тело не дурно названо рекою: так, при тщательном рассмотрении, может быть, даже в продолжение двух дней первоначальное вещество не остается тем же в нашем теле... Не смущайся, если кто скажет, будто это первоначальное вещество тела в то время не будет таким же, так как разум показывает способным разуметь, что и теперь, даже в продолжение двух дней, не может оставаться таким же прежнее вещество тела... Сила семени в зерне пшеницы, овладев окружающим веществом, проникнув его всецело, вкоренившись в самом составе его, придает силы, какие имеет, тому, что прежде было землей, водой, воздухом и огнем, и преодолев их качества, изменяет их в то самое, которого само бывает производителем, и таким образом наполняется колос”⁷⁰⁹ .

В самом деле, самая разная пища, то есть вполне различная материя перестраивается в один и тот же человеческий организм, потребляющий ее. Любое вещество, поступающее в человеческое тело извне, не вставляется механически в него. Если ребенок ест хлеб — это не значит, что к утру у него будут более хлебные пальцы, а если он съел яичницу — вовсе не следует ожидать, что какая-то часть его тела теперь состоит из кусочка глазуньи. И наоборот — два человека могут есть совершенно одну и ту же пищу, но они будут вполне различны даже физиологически именно потому, что организм каждого из них не просто впитывает внешнюю среду, но по своему перестраивает ее. Любое вещество сначала разрушается в человеческом организме на свои составные части, а затем перестраивается в человеческое тело по велению новой “формы”, по тем схемам, которые хранятся в генной памяти.

Если память “семени” сохранится — то по ней можно будет воссоздать прежнее тело из нового материального субстрата. “В наши тела вложена сила (ratio), — та сила, которая содержит телесную субстанцию; эта именно сила, которая всегда сохраняется в телесной субстанции, по слову Божию²²⁷ , воздвигнет из земли, обновит и восстановит тела, хотя они умерли, разрушились и распались, — подобно тому, как сила, присущая пшеничному зерну, после разложения и смерти его, обновляет и восстановляет зерно в теле стебля и колоса. Эта сила по повелению Божию восстановит тело духовное, способное обитать на небесах” (О началах. II, 10,3).

Ничего не говоря о воскресении “материи” (в смысле того субстрата, что наполняет собою идеальную форму), Ориген настаивает, что индивидуальная “форма” каждого из нас, вновь и вновь воссоздающая нас самих из самого разнообразного материала, потребляемого человеком из внешней среды, сохранится и вернется к действию. Так Ориген понимал стих ап. Павла: “Сеется тело душевное (греч. yucikТn, лат. animale), восстает тело духовное” (1 Кор. 15,44)⁷¹⁰ .

В этой концепции Оригена мне видится только два слабых места.

Первое — она дает основание предполагать, что только “форма” и примет участие в воскресении. Возникает ощущение слишком решительного разделения нынешней материи тела от той, которая воскреснет. “Должно предполагать, что воскресение касается только одного вида человека”, — говорит Прокл — персонаж одного из диалогов Мефодия, выступающий от имени Оригена (О воскресении, 6). Церковное же предание предполагает, что возможна и некоторая материально-вещественная преемственность между нынешними телами и будущими. Так, мощи святых дороги для православных именно тем, что в них видится частица нового, будущего космоса; частица мира, победившего тление. Евхаристия в восприятии древних христианских авторов важна потому, что насыщает наши нынешние тела опять же частицами грядущей, преображенной плоти: “Тела наши, принимая Евхаристию, не суть уже тленные, имея надежду Воскресения” (св. Ириней Лионский. Против ересей. IV,18,1,5)²²⁸ . Грань между нынешним веком и грядущим катастрофична, в том переходе даже небеса как свиток свернутся (Откр. 6,14) и “разгоревшиеся стихии растают” (2 Пет. 3,12). Но, хоть и не смогут галактики пройти сквозь “иголье ушко” врат Нового Царства, частицы человеческих тел, сращенные с Евхаристией, смогут выжить во вселенском огненном преображении, и — “когда душа уже вновь повлечет к себе сродное ей и собственное” (св. Григорий Нисский. Об устроении человека, 27) — они наряду с новой материей смогут принять участие в воссоздании человеческих тел²²⁹ . И все же вновь заметим, что текстов самого Оригена, в которых он протестовал бы против этой надежды христиан, не существует.

Второе же слабое место — это поиск Оригеном тех частей нашего тела, которым нет места в вечности. Зачем, спрашивает Ориген, нам нужны будут зубы, если в духовном мире не будет твердой пиши? (св. Мефодий. О воскресении, 5). Зачем половые органы, если “в Царстве Божием не женятся и не выходят замуж”? Но блаженный Иероним в полемике с Оригеном справедливо указывает на то, что даже в рамках нашей земной жизни путь аскезы не есть путь кастрации. И если даже здесь человек, решившийся жить в чистоте, может, обладая половыми органами, контролировать проявления половой энергии, то тем более нет оснований полагать, что в Царстве Божием она неизбежно вовлечет нас во грех: “Где плоть и кости, и кровь, и члены, там необходимо должно быть и различие пола. Где различие пола, там Иоанн — Иоанн, Мария — Мария. Не бойся брака тех, кои и до смерти в поле своем жили без полового отправления. Когда говорится: ‘в тот день ни женятся, ни замуж не выходят’ (Мф. 22,30), то говорится о тех, которые могут жениться, но не женятся. Ибо никто не говорит об ангелах ‘они не женятся, ни замуж не выходят’. Я никогда не слышал, что на небе совершаются браки духовных сил; но где есть пол, там мужчина и женщина. Уподобление ангелам не есть превращение людей в ангелов, а есть совершенство бессмертия и славы” (Против Иоанна Иерусалимского, 26). Поэтому слова Христа “В Царстве Божием не женятся и не выходят замуж” не стоит понимать как эскиз эсхатологической физиологии.

Зачем же тогда воскрешение плотских органов тела? Это недоумение вытекает из слишком суженного, слишком инструментального понимания значения половой энергии для жизни человека. Но точно ли мы полностью представляем себе наше собственное тело с полной достоверностью? Осознаем ли мы все тончайшие взаимосвязи между различными системами нашего организма? Вообще человеческое тело слишком сложно и слишком связано с жизнью своей души. Современная психология, мне представляется, поддержит скорее православную позицию, чем оригенистскую. Ведь даже половая энергия, которая казалась Оригену столь ненужной, с точки зрения современной психологии участвует в самых высоких и творческих проявлениях человеческого духа. Возможности нашего мозга мы используем лишь на 10 процентов. Не используем ли мы и мощь наших половых систем лишь отчасти? Может, у них есть и иные функции, кроме тех, которые мы используем непосредственно в половом акте? Сегодняшняя антропология и психология уже прекрасно знает, как половые токи пронизывают всего человека, все его творчество, мышление, даже веру²³⁰ . И вот в защиту этой непостижимой целостности человека выступили церковные критики Оригена.

Ребенку при сборке разобранных им часов всегда кажется, что какая-то деталька оказалась лишней. Вот та же детская растерянность сквозит и у Оригена, когда он при моделировании грядущего восстановления человека замечает, что в человеке есть что-то лишнее, что не пригодилось бы при его "восстановлении". Что ж, Ориген - это детство христианской мысли. Более зрелая ее пора уяснила, что человек не должен гнушаться того, что создал Творец. Впрочем, еще современник Оригена Минуций Феликс столь же точно, сколь и иронично заметил: "если бы Бог хотел евнухов, Он мог бы создать их сам" (Октавий. 24,12).

Христианский ответ понятен: наше воскресение произойдет по образу Воскресения Христова, а Он вышел из голгофской гробницы не беззубым ("О Ком ангелы благовествовали женам, что Он воскрес, как бы так сказал: приидите, видите место и вразумите Оригена, что здесь ничего не осталось лежащим, но все воскресло" - св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,67). “Вопрос: В воскресение все ли члены будут воскрешены? Ответ: Богу все не трудно. Как Бог, взяв прах и землю, устроил как бы в иное какое-то естество, неподобное земле (волосы, кожу, кости, жилы) и как игла, брошенная в огонь, переменяет цвет и превращается в огонь, между тем как естество железа не уничтожается, но остается тем же: так и в воскресении все члены будут воскрешены и, по написанному, и волос не погибнет (Лк 22, 18), и все соделается световидным, все погрузится и преложится в свет и в огонь, но не разрешится и не сделается огнем, так чтобы не стало уже прежнего естества, как утверждают некоторые. Ибо Петр остается Петром, и Павел — Павлом, и Филипп — Филиппом; каждый, исполнившись Духа, пребывает в собственном своем естестве и существе” (преп. Макарий Египетский. Беседа 15,10).

Представление Оригена о грядущем воскресении “эйдоса”, а не материи тела, было оспарено его позднейшими критиками — св. Мефодием и св. Епифанием. Если для Оригена “тела, с которыми святые воскреснут будут в точности такими же, какими они обладали на земле, потому что они будут иметь ту же форму ”⁷¹¹ , то есть тождественность тела определяется тождественностью формы, то для Мефодия и особенно Епифания именно форма тела изменится в воскресении, но останется прежним субстрат. У Иеронима эта тождественность становится тяжеловесно-буквальной, полной (Беседы на Послание Ефесянам 5,29 и К Иовиану 1,36), чтобы затем у Августина найти равновесие: он полагает экстравагантным и ненужным полагать, что каждый фрагмент телесной материи будет восстановлен точно на том месте, которое он занимал прежде. "Само тленное вещество, по исходе души ставшее трупом, будет восстановлено по воскресении не так, что распавшееся и превратившееся в те или иные виды и формы других предметов, возвращаясь в тела, из которых распалось, необходимо возвратится в ту самую часть тела, где оно было. В противном случае, если волосам возвратится то, что удалено столь частой стрижкой, если ногтям - то, что столько раз срезано, то для размышляющих и потому не верующих в воскресение плоти это представляется чрезмерным и неприличным безобразием. Но как статуя из какого-нибудь металла, если бы расплавилась огнем, и художник захотел бы восстановить ее из того же количества материала, ничего не потеряла бы в зависимости того, какие частицы вещества какому члену ее будут возвращены, так и Бог восстановит наше тело, и для его копии будет совершенно безразлично, возвратятся ли волоса к волосам или то, что пропало из них, превратится в плоть и будет перенесено в другие части тела... Вещество будет распределяться так, что кому чего не будет доставает, восполнится Тем, Кто из ничего сумел создать то, что восхотел» (Энхиридион, 89-90). «Если бы из глины был сделан сосуд, который, будучи обращен в ту же самую глину, опять был бы воспроизведен заново, то не было бы никакой при этом необходимости, чтобы та часть глины, которая прежде находилась в ручке или на дне, опять возвратилась именно в ручку или на дно, лишь бы только целое снова обращено было в целое… Если человек-художник может расплавить статую, которую почему-либо сделал некрасиво, и воспроизвести ее в форме красивой, так чтобы из субстанции ее не пропало ничего, а устранена была ее некрасивость, причем если в прежней фигуре статуи что-нибудь было дурно или не гармонировало с целым, он этого не отнимает и не отделяет из массы, которая служила ему материалом, а размешивает по всей массе, чтобы устранить только изъян статуи, не умаляя величины ее – то что же должны мы подумать о всемогущем Художнике!» (О граде Божием, 22,19).

Вообще в этом вопросе аргументы Мефодия и Епифания не кажутся более убедительными, чем доводы Оригена. Ориген подчеркивает динамичность тела, жизнь для него — это процесс. Для его оппонентов тело есть нечто статичное и самотождественное, лишь частично вовлеченное в становление и постоянное обновление. Характерно, что они постоянно используют образ переплавляемого сосуда: медный сосуд, случайно поврежденный, бросается в огненную переплавку, чтобы раствориться в своей первичной стихии и затем получить новую форму при сохранении прежней вещественности (Епифаний. Панарий 64,65). Но медный сосуд при своем существовании статичен: переплавка — единственная перемена для него. Так что не стоило бы слишком настойчиво объяснять живое существо через уподобление его медному изделию. Епифанию кажется, что отмечаемое Оригеном постоянное обновление веществ в организме есть нечто периферийное (выведение нечистот из тела, которое само по себе чисто) (там же, 67). Эти изменения состава тела он уподобляет обрывкам ниток на готовом куске полотна — их можно срезать, но само полотно никак не будет затронуто этой операцией. Ориген здесь более глубок: поток перемен не обтекает человеческое тело по периферии, но затрагивает его до самых его глубин и в каждой его части. “Поэтому не смущайся, если кто скажет, будто первоначальное вещество тела в то время не будет таким же, так как разум показывает способным разуметь, что и теперь, даже в продолжение двух дней, не может оставаться одинаковым прежнее вещество тела”⁷¹² .

Неуклюжим также выглядит возражение Мефодия против оригенова толкования символа зерна. Мефодий считает нужным оспорить тезис о том, что семя впитывает окружающую среду и из новой материи создает прежнюю форму: “Растения питаются или возрастают не от земли. Ибо, если кто-нибудь может спросить, каким образом земля может входить в состав дерев? Если бы находящаяся под ними земля постоянно поднималась посредством корней в целый состав дерева, тогда то место, на котором выросло дерево, должно было бы опустеть. Следовательно, неосновательно такое рассуждение их о превращении в телах. Как может земля, входя через корни в стволы растений и посредством проходов, раздробляясь по всем ветвям их, изменяться в листы и плоды? Есть весьма высокие деревья, производящие ежегодно много листьев и плодов; очевидно, что они ничего из находящейся под ними земли не втягивают в состав своего вещества. Ибо если бы действительно земля, поднимаясь посредством корней, обращалась в дерево, то все место около них должно было бы опустеть”⁷¹³ .

В конце концов и Иероним должен был признать изменчивость тела человека в течение его жизни: "Тела наши изменяются ежедневно, и то растут, то умаляются: неужели ли же из нас будет столько людей, сколько ежедневных перемен? Неужели я был одним, когда имел 10 лет, другим. когда 40, и иным, когда вся голова моя стала седой? Итак, сообразно с преданием церквей и апостолом Павлом, следует считать, что мы воскреснем в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4,13)" (Письмо 88. К Евстохии)⁷¹⁴ .

Но нельзя не заметить, что, во-первых, это не единственный аргумент св. Мефодия. Во-вторых, стоит обратить внимание на то, что, полемизируя с Оригеном о посмертных судьбах человека, св. Мефодий опирается на аргументы, предложенные уже в раннем церковном предании — у Афинагора, Иустина и Иринея. Голос церковного предания на стороне не Оригена, но Мефодия. Оригенистам же, если бы они захотели выдать свой идеал конечного развоплощения человеческих душ за церковное предание, было бы просто не на кого сослаться.

Наконец, у оппонентов Оригена есть весьма основательный аргумент: если воскресение касается формы тела, а формой тела, как мы помним по Аристотелю, принято считать душу — то зачем здесь слово “воскресение”? Воскресает то, что умерло, то что нужно вернуть к жизни, а душа бессмертна... С точки зрения традиционной перипатетической философии эти рассуждения Оригена скорее есть отрицание Воскресения. И если рассуждения Оригена понимать строго в рамках аристотелевской философии, то в них обнаружится скорее восстановление души, нежели тела. Не исключено, что позднейшие обвинения Оригена в отрицании воскресения вызывались именно тем, что оппонирующие александрийцу богословы воспринимали тексты Оригена в перспективе Аристотеля. Но так ли воспринимал это сам Ориген? Был ли Ориген сторонником Аристотеля? Для Оригена, насколько можно понять, форма тела остается именно аспектом тела и является некоторой связкой между телом и душой как свободно-разумным и бестелесным началом. Насколько можно судить, речь идет о некоей специфической структурированности тела; тот “эйдос”, который подлежит воскресению, не есть собственно разумная душа, из своей трансцендентности оживотворяющая тело (и в силу своей отличности от тела не умирающая и не воскресающая). Похоже, что у Оригена есть две “формы”: одна — та, что налагается на материю, оформляя и умеряя ее, а вторая — это уже собственно оттиск этого первого эйдоса в самой материи. Этот оттиск теряется при распаде тела — но он же и должен вернуться к бытию, потому что сам эйдос храним Богом.

Для уточнения оригеновой концепции можно было бы заметить, что эйдос тела можно понимать как аспект тела. У души два назначения, два вектора действия: вниз — оживотворять тело, и вверх — стремиться к Богу, к истине и к добру, к миру ценностей. С исходом из тела душа совершенно не может исполнять свое первое назначение и, по парадоксальному святоотеческому утверждению, до некоторой степени даже и второе: телесность столь существенна для человеческого бытия, что преп. Ефрем Сирин говорит, что душа праведника не может пересечь райскую ограду и вкусить полноту радости — пока не дождется “своего возлюбленного тела” (О Рае, 8). Но вот настает миг встречи — и душе, которую Творец хранил и после ее отхода от тела, теперь чудесно дается возможность восстановить, вернуть и одушевить прежнюю материю вместе с материей нового мира и тем самым восстановить человека. Бог хранит души умерших и по создании новой вселенной даст душам возможность из нового земного праха составить новые тела²³¹ . Прежним душам Бог даст новую материю, материю “новой земли и нового неба”. Первое действие грядущего воскресения будет состоять в том, что “форма тела”, которая бездействовала, не проявляла своей строительной функции после расставания с телом (и в этом смысле была мертва), оживет в этом своем служении и начнет собирать вокруг себя ту материю, которую Воскреситель призовет к ней.

Поэтому нисколько не смущает христиан то обстоятельство, что многие частицы нашего мира за время человеческой истории успели и успеют побывать в составе многих человеческих тел. Те вещества, что некогда были погребены вместе с телом моего предка через кругооборот веществ вошли в меня и, после меня будут входить в органический состав других людей. И эта ситуация никак не грозит жуткой коммунальной склокой на Последнем Суде²³² . Не будет спора о том, какому из владельцев должна достаться частица, побывавшая в составе тела каждого из них. Бог создаст новое небо и новую землю, и в этом новом мире будет достаточно нового субстрата (нового и по своему происхождению, и по своим качествам), из которого “душа” (исполняя свое служение “формы” нашего тела) сможет построить свою новую хижину.

Поэтому не беспокоит христиан и перспектива полного уничтожения тела (неодобрение Церковью кремации мотивировано не боязнью того, что сожжение повредит погребаемым; оно вырастает из того наблюдения, что для тех, кто сжигает своих близких, это действие неназидательно: оно всевает в душу скорее отчаяние, нежели надежду). Как еще во втором веке сказал Минуций Феликс — “Мы не боимся, как вы думаете, никакого ущерба при любом способе погребения, но придерживаемся старого и лучшего обычая предавать тело земле” (Октавий. 34,10)²³³ .

Итак, за исключением двух указанных выше тезисов, оригеновская трактовка воскресения не является антицерковной. По выводу современного церковного историка А. И. Сидорова: “Рассуждения Оригена показывают, что в своем учении о состоянии тела после Воскресения он не вступает в противоречие с церковным учением”⁷¹⁵ .

Противоречия оригенизма с православием начинаются там, где Ориген пробует рассуждать о том, что следует после воскресения. Телесность в системе Оригена – в отличие от гностических систем - не есть злое начало. «У Оригена нет приговора телу…. телесность связана не со злом, а с разнообразием»⁷¹⁶ / Тела появились уже после падения духов; они были даны им Богом для того, чтобы приноровить падшие души к их новым условиям существования. Это «вторичный порядок, организованный Богом, исходя из реальности греха»⁷¹⁷ . Тело есть условие исправления души…

Критику этой оригеновой гипотезы дает Августин: «Некоторые говорят, что души, хотя и не представляющие собой части Бога, и сотворенные Богом, согрешили отступлением от Творца, и в различных степенях соответственно различию грехов, в переходе, от неба до земли, получили в наказание различные тела, как бы темницы; что таким-де образом получился мир, и причиной творения мира было не то, чтобы сотворено было благо, а то, чтобы обуздано было зло. За это справедливо упрекают Оригена. Это он утверждал и писал в книгах «О началах». При этом я не могу достаточно надивиться, как такой ученый и так много упражнявшийся в церковных писаниях человек не обратил прежде всего внимание на то, что это противоречит прямому смыслу Писания, которое при всех делах Божиих прибавляет: И видел Бог, яко добро. Оно хотело дать понять, что нет никакой другой причины сотворения мира, кроме той, чтобы добро произошло от благого Бога. Затем Ориген и другие, державшиеся того же образа мыслей, должен был обратить внимание на то, что если бы это мнение было истинно, то мир был бы сотворен для того, чтобы души принимали тела, как бы Своего рода смирительные дома, в которые заключались, по мере грехов своих: высшие и легчайшие те, которые согрешили менее, а низшие и более тяжелые те, которые более согрешили; тела земные, которых нет ничего ниже и тяжелее, должны были бы скорее иметь демоны, которые хуже всего, чем злые люди. А между тем, — чтобы дать нам понять, что нравственные качества душ должны оцениваться не свойствами тел; — злейший демон получил воздушное тело; человек же, хотя и злой в настоящее время, но злость которого гораздо меньше и умереннее, несомненно еще до греха получил тело из персти. Можно ли сказать глупость большую такой, например, что, созидая это солнце, чтобы оно было одно в одном мире, художник-Бог имел в виду не красоту или даже благосостояние вещей телесных; а что это произошло скорее от того, что одна душа согрешила так, что заслужила заключение в таком именно теле? Случись, что подобным образом и одинаково согрешили бы не одна, а две, и даже не две, а десять или сто душ, мир этот, стало быть, имел бы сто солнц. Что этого не произошло, зависело не от удивительной предусмотрительности Творца, направленной к благосостоянию и красоте вещей телесных, а просто от случайности, — от того, что падение одной души остановилось на такой степени, чт она одна заслужила подобное тело» (О граде Божием 11,23).

В системе же Оригена логично заключить, что, раз тело есть смирительная рубашка, то по перевоспитании буйного пациента эта рубашка будет с него снята. И потому, когда окончательно восстановится изначальный порядок бытия – в нем не будет тел. Оттого «проблема воскресения тел в собственном смысле слова не стоит для Оригена»⁷¹⁸ . Падение и восхождение существ понуждает их пройти через различные степени телесности – пройти и оставить их за собой…

Поэтому воссоединение тел с душами по воскресении будет не вечным, а временным. "Воскресение наших тел будет таким образом, что оно не будет иметь те же члены, потому что по прекращении отправлений членов, члены окажутся излишними, и самые тела, тонкие и духовные, мало по малу исчезнут и рассеются в тонкий воздух и в ничто", - излагает мнение Оригена Иероним (Апология против Руфина. 2,13). Система Оригена строится на принципе “что в начале — то и в конце”. Если первоначально было только Божество, то в Него все должно и разрешиться. Не только вся материя (включая тело Христа), но и все души и духи должны раствориться в Едином. Воскресшее тело будет отложено, чтобы затем, в следующем шаге восхождения, исчезла и душа⁷¹⁹ . Да, даже души перестанут быть душами ("охладевшими"), вновь превратившись в умы. Не только телесность, но и душевность должны быть преодолены (см. О началах I,6,4; II,3,2-3; III,6,1; IV,4,8). Всеобщее спасение достигается весьма дорогой ценой: ценой стирания своебразия и разнообразия духов: «Уже не будет разнообразия там, где все составляют одно» (О началах. III,6,4). "Мы будем без тел, когда будем покорены Христу совершенно... И тогда вся природа телесных вещей разрешится в ничто"⁷²⁰ .

Впрочем – «за пределами трактата О началах мы не находим в его творениях ни одного ясного утверждения о преходящем характере тела славы, и даже в О началах эта мысль находится только в интерпретации Иеронима»⁷²¹ .

Но именно с этим тезисом были связаны самые серьезные аспекты критики оригенизма св. Мефодием Олимпийским. Его полемика с Оригеном тем более интересна, что св. Мефодий сам пользовался тем же богословским методом, что и Ориген — он был аллегористом в экзегетике и мистиком в богословии («Как Мефодий осмелился теперь писать против Оригена, он, который, так много говорил, вдохновляясь мнениями Оригена?» – Евсевий. Апология Оригена, 6. Цит.по: Иероним. Против Руфина 1,11). Но попытка растворить в аллегориях пасхальную весть, весть о грядущем воскресении всего человека, встречает у св. Мефодия решительный отпор: “Я не могу потерпеть некоторых празднословящих и бесстыдно насилующих Писание, которые, чтобы провести мнение, будто нет воскресения плоти, предполагают и кости духовные, и плоть духовную, и с иносказаниями бросаются и туда и сюда, и вверх и вниз... Ориген изуродовал связь Писания как скиф, который беспощадно режет члены какого-нибудь врага для его истребления”⁷²² .

Жонглируя несколькими местами из Писания, Ориген утверждал, что тело дается как наказание за грех. Душа облечена в тело вследствие своего греха. На воскресение тела надеяться не стоит, потому что тело вновь склонит душу ко греху и отдалит от Бога. Этот теософский миф весьма точно поражается св. Мефодием: То ты говоришь, что душу склоняет ко греху тело, что душа без тела не будет грешить, и отсюда выводишь, что воскресение тел не нужно потому, что вновь воплотившиеся души неизбежно вновь согрешат. В других же местах, при толковании событий в Эдеме, ты заявляешь, что души первоначально согрешили вне тела и за это облеклись в тела, в “кожаные одежды”, которые даны в наказание. Так грешит ли душа сама по себе или будучи понуждаема к этому телом?⁷²³ Как бестелесные души смогли пасть и облечься в тела при создании мира? Значит, душа без тела все-таки способна грешить? Но если источник греха все-таки в свободном выборе нашей души, то зачем же бояться воссоединения души с телом, которое отнюдь не есть причина греха? По мысли св. Мефодия, “Одежды даны людям по причине преступления, а не преступление произошло по причине одежд... Причиной греха не тело, а душа сама по себе. Поэтому безрассудно говорить, будто тело не может воскреснуть от того, чтобы не сделаться причиной для греха”⁷²⁴ .

Аналогичны были антиоригеновские доводы св. Кирилла Александрийского: «Если душа приняла тело вместо наказания, то по какой причине закон грозил грешникам смертью? Ибо скорее должно было бы умирать праведникам, чтобы освободиться им от уз наказания, а жить – преступникам, чтобы терпеть наказание, не освобождаясь от уз»⁷²⁵ . Усвоено это направление аргументации и императором Юстинианом: «Если тело дано душе в наказание за грехи, то каким же образом тело пособляет и помогает ей грешить, чего не бывает у людей, подверженных наказанию? Ибо оковы, темницы, кандалы и все подобное удерживает подвергнутых наказанию от греха. И узы налагаются на согрешившего не как пособие ко греху и не для того, чтобы он грешил еще больше, но для того, чтобы мучимый узами перестал грешить»⁷²⁶ .

Итак, не тело – источник греха. Оригенова боязнь того, что воскресшее тело сможет вновь сбросить душу в мир греха, как слишком буквалистское, слишком профанно толкующее жизнь будущего века, было отвергнуто церковным разумом. Против этих оригеновских гипотез и былы направлены анафемы 553 года: "Кто говорит, что жизнь духов аналогична жизни, существовавшей в начале, когда духи еще не были падшими и что начало и конец подобны и что конец будет истинной мерой начала - тому анафема" (Анафематизм 15). "Кто говорит, что будущий суд возвещает об уничтожении тела и что концом будет нематериальная природа, после чего не будет больше материи, а будут лишь чистые духи - тому анафема" (Анафематизм 12).

И еще одну тему для многовековых церковных дискуссий оставил нам в наследство Ориген. Это вопрос о "всеобщем спасении" (апокатастасис). Может ли Бог в конце концов спасти всех, даже самых отъявленных мерзавцев и сознательных богоборцев? Итог церковных дискуссий на эту тему лучше всего, кажется, смог подвести Оливье Клеман. В одной из книг этого современного французского православного богослова глава "Об аде" начинается так: "Православная церковь не ставит пределов ни свободе Бога, ни свободе человека. Это означает, что она не ставит пределов ни милосердию Божию, ни человеческой возможности навечно отказаться от этого милосердия"⁷²⁷ .

Но сама эта тема, равно как и изложение позитивного церковного учения о том, что такое смерть, как она преодолевается и что происходит с человеком в случае победы или поражения в войне с этим "последним врагом" - все это находится уже за рамками нашей книги. Надеюсь, у меня еще будет возможность написать книгу с названием "Таинство смерти".

Итоги же этой книги таковы:

1. Никакие библейские тексты (как в книгах Ветхого Завета, так и в книгах Завета Нового) не нуждаются для своего понимания в помещении их в контекст кармически-реинкарнационных воззрений.

2. В большинстве гностических и околохристианских сект, а также апокрифов учение о переселении душ также отсутствовало. В гностической же школе Карпократа оно служило обоснованию отнюдь не возвышенной, а довольно низменной этики.

3. В текстах церковных писателей, начиная со II столетия идея реинкарнации резко осуждается и высмеивается.

4. Эта полемика ведется не между самими христианами: упоминания о реинкарнации встречаются в контексте полемики с язычниками и гностиками — что свидетельствует об отсутствии этой доктрины в собственно христианской среде. Реинкарнация в глазах церковных полемистов выступает как курьезный миф, доживающий свой век за пределами церкви, но не как богословская школа (пусть даже и подозреваемая в ереси) в рамках самой Церкви.

5. Ни один из церковных писателей не высказывает позитивного отношения к этой идее.

6. Даже Ориген в поздних книгах резко дистанцируется от представления о переселении душ.

7. Критики Оригена в III веке не обвиняют его в проповеди переселения душ. В IV-V веках это обвинение выдвигается реже всех остальных, и приписывается оно Оригену далеко не всеми его оппонентами²³⁴ .

8. V Вселенский Собор 553 г., якобы “отменивший” якобы распространенное среди христиан якобы Оригеново учение о реинкарнации, даже не счел нужным рассматривать вопрос об Оригене на своих официальных заседаниях.

9. В решениях, приписываемых этому Собору, нет ни слова о реинкарнации (вопреки утверждению Рамачараки о том, что “Собор 553 года признал учение о переселении за ересь и с тех пор официальное христианство косилось на него и изгоняло его посредством меча, кола и темницы”⁷²⁸ ).

10. Церковное сознание резко, однозначно и быстро отреагиривало на проповедь реинкарнации Иоанном Италом.

11. Учение о переселении душ во все столетия отторгалось лучшими христианами: святыми учеными²³⁵ .

И получается, что настаивать на том, будто в христианстве когда бы то ни было существовала “эзотерическая” вера в метемпсихоз, “отмененная” Пятым Собором, можно лишь по невежеству²³⁶ . Невежеству, простительному для современного жителя России, но не извинительному для Блаватской и Рерихов, имевших доступ к любой религиозной литературе.

Увы, созданный теософами миф и живет по законам мифа — никак не желая хоть как-то считаться с исторической реальностью. Мы видели, что из теософских трактатов он шагнул уже в бульварную прессу (“Понятие реинкарнации признавалось христианской церковью. Позже, в VI веке, на Иерусалимском соборе иерархи церкви изъяли из христианских доктрин постулат о переселении душ, который уцелел лишь в индуизме”⁷²⁹ ). Газетка эта называется “Клюква”. Но посеяла сию ягодку на русской почве семья Рерихов или, как их представляет “Клюква” на своей регулярной полосе “Карма”, “великий русский философ Николай Рерих и его другиня Елена Рерих”.

И выросла кармическая клюква развесистой-развесистой...

¹⁴³ "Родом он был египтянин" (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,1). Имя Оригена несет на себе отпечаток эллинистической эпохи, оно составлено из египетского и греческого слова и означает "Рожденный Гором".
¹⁴⁴ "Если оглашенны будет схвачен за имя Господне и он будет замучен, когда его грехи еще не были отпущены, то он будет оправдан. Ибо он принял крещение кровью" - св.Ипполит Римский. Апостольское предание, 19 // Богословские труды № 5. М.,1970, с. 288.
¹⁴⁵ Император Филипп "был убит осенью 249 г. с сражении с Декием, которого провозгласили императором иллирийские легионы. Преследовать христиан вовсе не входило в намерение Декия: эдикт, изданный им в самом начале 250 г., предписывал всем подданным Римской империи совершить молебствие о здравии и благоденствии императора и его дома, то есть принести жертву Капитолийской Триаде. Цель молебствия была скорее политическая, чем религиозная: проверка отношения к новому императору, забрызганному кровью Филиппа, которого любили" (Богословские труды. № 25. М., 1984, с. 55).
¹⁴⁶ Специально о юности Оригена см. в исследовании: Cadiou R. La jeunesse d'Origene. Paris, 1926.
¹⁴⁷ "Если же кто укажет нам в данном случае на книжку, называемую "Учение Петра", где Спаситель, кажется, говорит ученикам: "Я - не демон бестелесный", то, во-первых, мы должны ответить ему, что эта книга не принадлежит к числу церковных книг, и потом показать, что это писание не принадлежит ни Петру, ни какому-нибудь другому боговдохновенному писателю" (О началах. Введение к I книге, 8).
¹⁴⁸ Ориген, путая Адера с Иеровоамом, приписывает ему идолопоклонство. См. 3 Цар. 11,14 и 12, 28.
¹⁴⁹ Как применять на практике это разрешение жить по лжи, Елена Рерих показывает на таком примере: Диспут, имевший место в одном из теософских кружков в Америке, обсуждает следующую ситуацию. "Один фабрикант и большой благотворитель шел по дороге. Впереди него, заплетаясь ногами, передвигался пьяный нищий, из-за поворота неожиданно вывернулся автомобиль и смял пьяницу. Вопрос - должен ли был фабрикант броситься спасать нищего и рисковать при этом жизнью или же он был прав, воздержавшись от возможности самоубийства. Учитель-американец утверждал, что фабрикант, несший на себе ответственность за существование множества рабочих, поступил правильно, сохранив свою жизнь. Но в обществе поднялась буря негодования и утверждалось, что человек не должен рассуждать, но обязан жертвовать собою ради ближнего. Но, конечно, подобные сознания еще не вышли из приготовительного класса и не могут понять, что каждая жертва должна быть осмысленна. Потому скажем, что человек должен везде, где может, помогать своему ближнему, но рисковать своею жизнью он может лишь в том случае, если он не несет большой ответственности. Было бы тяжкою утратою для всего человечества, если бы люди, несущие благо всему человечеству, безрассудно рисковали своею жизнью. Но если мы будем говорить массам, то мы должны сказать, что человек всегда и во всем должен спешить на помощь своему ближнему" (Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, сс. 362-363).
¹⁵⁰ Вообще в христианской литературе слово "тайный" имеет значения не столько "спрятанного", сколько "таинственного". Вот характерное высказывание Лактанция - "Как сообщают тайные священные писания, Бог совершил удивительное творение земли и природы в течение шести дней, в седьмой же день, когда отдыхал Он от трудов Своих, освятил сотворенное" (Божественные установления 7, 14 // Тюленев В. М. Лактанций: христианский историк на перекрестке эпох. Спб., 2000, с. 313). Нет никакого секрета в том, что Библия утверждает шестидневное творение мира. Но сам акт подобного творения оказывается "тайной", непроницаемой для человеческого рассудка.
¹⁵¹ Например, расхожее мнение полагает, будто грех Адама и Евы был в том, что они вступили в половые отношения, якобы для них запрещенные. Даже от церковных людей приходится порой слышать такое толкование зачала библейской истории. Но это отнюдь не православная точка зрения. Она была присуща ереси энкратитов, которую еще в III веке обличал Климент Александрийский (Строматы 3,12,13) и ереси же манихеев, с которой спустя два столетия полемизировал блаж. Августин (см. митр. Макарий. Православно-догматическое богословие. т. 1, Спб., 1868, с. 482).
¹⁵² Сегодня тоже уже заметны подобные странствия. Если в годы советской истории можно было встретить молодых людей, которые по окончании университета отлагались от мира светской учености ради того, чтобы учиться в семинарии и служить в Церкви, то сегодня уже появились юноши, которые после семинарии поступают учиться в светский университет именно ради того, чтобы потом быть более понятными в своей миссионерской деятельности.
¹⁵³ "Софист Аполлофан порицает меня и называет отцеубийцей за то, что я нечестиво пользуюсь против эллинов тем, что принадлежит эллинам" (Дионисий Ареопагит. Послание Поликарпу (PG 3,1077). Цит. по: Дионисий Александрийский. Фрагменты из послания Сиксту, папе Римскому, начинающегося словами "я получил послание ваше" (spuria) // Творения св. Дионисия Великого, епископа александрийского. Казань, 1900, с. 180).
¹⁵⁴ "В Александрии потерялась всякая способность строгого различения, и вместо нее стала входить в силу привычка находить одну и ту же истину во всех учениях" (Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, январь, с.111). "Что такое нынешнее повальное стремление к духовной экзотике, массовая жажда духовных пряностей и возбуждающих средств, от дзена до НЛО, ненасытимая всеядность и легковерие, - как не самое характернейшее "александрийство"?" (Хоружий С. С. Диптих безмолвия. М., 1991, С. 6).
¹⁵⁵ Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 2, с. 351. Досада Блаватской вызвана тем, что Климент до обращения в христианство прошел через языческие посвящения (церковный историк Евсевий (Евангельское приуготовление 2,3) говорит, что "достоудивительный Климент, знакомый с языческими мистериями опытно, разоблачил и раскрыл их отвратительность").
¹⁵⁶ Что не означает, что она с Оригеном соглашалась. Просто она не скрывала от своих чад осуждения Оригена материнской по отношению к Русской Византийской Церковью. Так, в "Кормчей" при изложении истории церковных соборов говорится, что Пятый Собор "отверже первообразно Оригена злоумнаго и вся нечестивая его писания, Евагрия и Дидима, древле бывшая и изложенные от нею главы, рекше списания, яко ученика оригенова и единомысляща, и с еллинскими смешена повелении: ибо сим телесем, ими же ныне обложени есмы, безумне рекоша невоскреснути. И еще же к сему блядяху глаголюще, яко души первейши суть телес, и прежде телес родишася. От еллинских начинающе повелений, прехождение душам от тела в тело учаху..." - Кормчая. гл. 16 (Кормчая (Номоканон). Отпечатана с подлинника Патриарха Иосифа. Спб., 1997, с. 480-481).
¹⁵⁷ "Доктрина о перевоплощении была отменена лишь в 553 году по Р. Хр. на Втором Константинопольском Соборе. Таким образом, доктрина о предсуществовании души и ее последовательных возвращениях на Землю, стала "ересью" среди официального христианства лишь в шестом веке по Р. Хр.; до этого времени она была терпима и принята теми церковниками, которые были особенно близки к гностикам" (Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, с. 31).
¹⁵⁸ Ориген пробует возразить Цельсу, встав на позиции реинкарнационной философии. Величие Христа для Оригена несомненно, и потому, услышав от Цельса повторение иудейского мифа о рождении Иисуса в результате прелюбодеяния Марии с римским солдатом Пантерой, он пишет: "Да неужели вероятно, чтобы Тот, который совершил так много на пользу рода человеческого, чтобы этот получил жизнь самым нечестным и позорным образом? Я обращусь к грекам и особенно к Цельсу - который мыслит или нет по-платоновски (я не знаю), но все же приводит платоновские изречения - я задам ему вопрос: да неужели Тот, Кто ниспосылает души в тела людей, стал бы подвергать самому позорному рождению Того, Кто столь многих людей отвратил от потока пороков? Да не вероятнее ли всего, что всякая душа, назначенная для тела, назначена по заслугам, согласно предшествовавшему нравственному состоянию, по некоторым таинственным причинам - и это я говорю в данном случае следуя Пифагору, Платону и Эмпедоклу, которых так часто называет по имени Цельс. Если же это так, то тогда прямое требование справедливости, чтобы и эта душа (Иисуса), пришедшая в мир и более полезная для жизни людской, чем души большинства людей, - я не хочу сказать "всех", дабы не показаться предубежденным, - чтобы эта душа соединилась с телом, которое было лучше всех тел".
¹⁵⁹ Не забудем, что Ориген тесно общался с иудеями, хотя и не знал еврейский язык.
¹⁶⁰ Только в одной работе Оригена - "Против Цельса" содержится более 500 ссылок на Платона (см. примечание на стр. 225 у румынскому изданию "Церковной истории" Евсевия: Eusebiu de Cezarea. Scrieri. part.1. Istoria bisericeasca. Martirii din Palestina. Bucuresti. 1987).
¹⁶¹ У Порфирия есть еще несколько упоминаний об Оригене в "Жизни Плотина" (например, повествуется о посещении Оригеном лекции Плотина. Когда Ориген вошел, Плотин "весь покраснел и хотел тотчас же встать с места; Ориген просил его продолжать, но он ответил, что когда говоришь перед тем, кто заранее знает, что ты скажешь, то надо скорее кончать; и, сказав еще несколько слов, закончил занятие " - Порфирий. Жизнь Плотина, 14. // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М., 1979, с. 468). Об этом Оригене мнения ученых расходятся: специалисты по неоплатонизму обычно считают, что это некий Ориген-язычник (о котором более ничего неизвестно). Так, современный исследователь неоплатонизма Пьер Адо, полагает, что "соучениками Плотина у Аммония являются Герентий и Ориген. Следует различать этого Оригена-язычника, о котором Порфирий несколько раз говорит в своей "Жизни Плотина", и Оригена-христианина, Отца Церкви, который был лет на двадцать старше Плотина" (Адо П. Плотин, или простота взгляда. - М., 1991, с. 131). Специалисты же по христианской письменности - за исключением Даниелу (Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 89-90) - склонны считать, что это упоминание относится к общеизвестному Оригену. Ибо было бы странным, если бы Порфирий, который писал о нашем Оригене в своей книге "Против христиан", тут завел бы разговор о другом Оригене,не предупредив читателя о том, что это разные люди (Crouzel H. Origen. Sibiu 1999, p. 54).
¹⁶² Войно-Ясенецкий В. Ф. Очерки гнойной хирургии. М., 2000, с. 425.
¹⁶³ Ср. Климент Александрийский. Педагог. М., 1996, сс.121 и 124 и Против Цельса V,49.
¹⁶⁴ Единственное исключение - возмущение, возникшее в Александрии под влиянием известия о том, что Ориген учит о возможном спасении диавола. Получив обвиняющее письмо от Димитряи, палестинский епископ Александр, только что посвятивший Оригена во священника, направил в Афины, где в то время находился Ориген, специального посланника - чтобы узнать, верно ли это обвинение. Ориген в ответ заявил, что не учил ничему подобному, но что этот тезис был вставлен в протоколы его диспута оппонентами ("Письмо друзьям в Александрию"). Александр был удовлетворен ответом Оригена.
¹⁶⁵ Ориген говорит, что этому пониманию Писания его научил некий иудей, обратившийся в христианство и рассказавший о принципах обращения с Писанием у раввинов - см. Беседы на Иеремию 19,2.
¹⁶⁶ "Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много; но у нас один Бог Отец, из Которого всё, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым всё, и мы Им. Но не у всех такое знание..." - 1 Кор. 8,5-6.
¹⁶⁷ Совершенное незнакомство М. Туровского с материалом видно и из того, что, по его утверждению, "уже в IV веке Никейский (325 г.) и Константинопольский соборы объявили оригеновское учение еретическим" (Туровский М. Б. Средневековая философия // Философские науки № 3-4, 1997, с. 158). На самом деле и величайшим защитником решений Никейского Собора - св. Афанасием Великим, и "авторами" Константинопольского Собора - св. Василием Великим и св. Григорием Богословом - Ориген рассматривался как авторитетнейший церковный учитель и как очень важный союзник в борьбе с теми ересями, с которыми боролась в ту эпоху православная Церковь. Так что лучше бы Марк Борисович продолжал писать исследования на тему "Место индивида в марксовой исторической концепции" и не дерзал писать "в помощь преподавателю" на темы, мало ему известные...
¹⁶⁸ Здесь Ориген следует Клименту Александрийскому, который также из тезиса о свободе воли, неотъемлимо присущей каждому разумному созданию, делал вывод, что и диавол не утратил способности к покаянию и исправлению, а потому может вернуться в благое состояние (Строматы. 1,17,83).
¹⁶⁹ Впрочем, тут надо осторожнее говорить о "системе" Оригена. Дело в том, что сам Ориген ясно различает главное и второстепенное, служебное в своих построениях. Главый его тезис - Бог не есть виновник зла и страданий; каждый человек сам ответственен за свой выбор. Это - "кредо" Оригена. Все остальное - не более чем гипотезы. И потому Ориген то предлагает разнообразие жизненных путей объяснять с помощью "предсуществования душ" и их прошлых грехов, то говорит о Божественном "предзнании" (Бог, зная будущие грехи и подвиги каждого, дает им соответствующие условия жизни, и тогда можно говрить лишь о предсуществовании в Божественном предвидении), то просто говорит, что каждый человек сам выбирает свою дорогу... Первая из этих гипотез была, пожалуй, любимым рабочим инструментом Оригена. Но он и сам понимал, что это не более чем его гипотеза. Но когда главный тезис Оригена о благости Бога-Творца стал общепризнанным - тогда стало более бросаться в глаза своеобразие тех путей, которыми Ориген обосновывал этот ставший очевидным тезис церковной веры... Именно потому, что любимая идея Оригена о Боге как справедливом Владыке и Творце восторжествовала и стала бесспорной - усилия Оригена по ее защите перестали ценить.
¹⁷⁰ В данном случае Ориген подчеркивает, что говорит тайну, сокрытую от непосвященных. Она состоит в том, что некоторые духи входят в земные тела не по грехам, и потому не по закону реинкарнации, а по особому Промыслу Божию, чтобы вести человечество ко спасению. Так, воплотившимися ангелами для Оригена являются Иоанн Креститель, Моисей и пророки Ветхого Завета. Иероним возражает: "Мы преобразовываемся в ангелов, а не ангелы в нас, как бредят некоторые, погруженные в весьма тяжкий сон" (блаж. Иероним. Письмо 97. К Алгазии // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с. 174).
¹⁷¹ "Его гипотеза предполагает только одно воплощение души в каждом мире: нет метемпсихоза, но простое воплощение" (Nautin P. Origene. Sa vie et son oeuvre. - Paris, 1977, p. 126).
¹⁷² Сам Иероним с толкованием Оригена не согласен и дает более церковное толкование апостольской мысли: "избрание мы выводили не из прежнего существования душ, а из предвидения Божия. Что апостол свидетельствует, что мы избраны прежде создания мира, то это относится к предведению Божию, для Которого все будущее есть уже совершившееся и известно прежде осуществления. Так и сам Павел предназначается во чреве матери своей, и Иеремия освящается, избирается и укрепляется в утробе матерней и во образ Христа посылается пророком для язычников... Апостол не сказал "избрал нас прежде сложения мира, когда мы были святы и непорочны", а сказал "избрал нас, чтобы мы были святы и непорочны", то есть: чтобы мы, не бывшие святыми и непорочными прежде, стали таковыми после" (Иероним. Апология против Руфина. 1,22).
¹⁷³ "Потому что иное значит плоть, и иное - тело. Плоть собственно та, которая обтянута жилами, костями, нервами. Телом хотя и называется плоть, но иногда обозначается эфирное или воздушное тело" (блаж. Иероним Стридонский. Книга против Иоанна Иерусалимского // Творения. ч. 4. Киев, 1880, с. 342).
¹⁷⁴ Именно так идея кармы формулируется у современника Оригена - языческого философа Плотина (см. Эннеады. III,II. О Провидении, 13).
¹⁷⁵ Иероним огрубляет систему Оригена, когда, перечисляя оригеновы ереси, пишет: "бесчисленные миры следуют один за другим в бесконечные века... И когда все достигнут формы и меры равенства и новое воинство возвратившегося из ссылки народа явит в себе разумные твари, сложившие все остатки тел, тогда снова из иного начала возникнет иной мир иные тела, коими облекутся души, ниспавшие с неба - так что мы должны опасаться, как бы мы, ныне мужчины, не рождались впоследствии женщинами и что ныне девственница не стала непотребною женщиной. Вот что я признаю в книгах Оригена еретическим, а ты укажи, в каком его сочинении ты читал противоположное этому" (Иероним. Апология против Руфина. 2,13). Во-первых, были книги, в которых Ориген писал противоположное изложенному. Во-вторых, Иеронимово опасение того, будто согласно с воззрением Оригена девственница станет блудницей, само порождено полемическим преувеличением.
¹⁷⁶ Ориген замечает, что в евангельской притче о богаче и Лазаре богач, уже помещенный во ад, в конце концов проявляет доброе чувство и сострадает своим братьям, заботится о них. Значит, по выводу Оригена, в аду все же бывают добрые мысли, а потому можно питать надежду на освобождение добра от зла, на то, что это семя добра не погибнет окончательно. см. митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. Историко-догматическое исследование. М., 1999, с.185.
¹⁷⁷ Рерих Е. И., Рерих Н. К., Асеев А. М. "Оккультизм и Йога". Летопись сотрудничества. ТТ. 1-2. М., 1996, т. 2, с. 261. Понятно отсюда, что показное почитание рериховцами преп. Сергия оказывается на деле культом Кришны; имя преп. Сергия ведет их не к Евангелию, а к Бхагавадгите.
¹⁷⁸ В русском переводе избрано самое слабое значение глагола - "не получить успеха". Более же частое значение этого глагола - "глубоко ошибаться", "жестоко обмануться", "просчитаться".
¹⁷⁹ Подложными, то есть не принадлежащими перу св. Дионисия, считал книги, известные под этим именем уже св. Филарет Московский. См.: Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Начертание церковно-библейской истории. М., 1886, с. 432.
¹⁸⁰ Даже демоны-космократоры могут по покаянии пополнить собою человечество: "Человеческий род может восполниться из космократоров" (О началах 1,6,3).
¹⁸¹ Души людей могут быть "по усовершенствовании" "восприняты в ангельский чин" (О началах 2,8,4).
¹⁸² Руфинов перевод О началах 1,6,2 искажает мысль Оригена, говоря, что есть "существа, кои остались в начале", то есть не пали. Греческий текст, приводимый Юстианином ничего похожего не говорит. См. также. - Danielou J. Message evangelique et culture hellenistique aux II et III siecles. Paris, 1961, p. 384.
¹⁸³ О. Григорий Малеванский напоминает, однако, что система Оригена с ее всеобщим "апокатастасисом" действительно предполагала спасение даже диавола. В письме же "Ориген хотел сказать только то, что безумно превращение философского предположения или желания в несомненный догмат" (Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июнь, с. 563)
¹⁸⁴ блаж. Иероним. Письмо 77. К Паммахию и Океану. // Творения. ч. 2. Киев, 1894, с. 372. Это сетование Оригена на своего друга и покровителя Амвросия косвенным образом подтверждается свидетельством Иеронима о том, что "Амвросий скончался прежде смерти Оригена и очень многими обвиняется в том, что будучи человеком богатым, он, умирая, не вспомнил о своем престарелом и бедном друге" (Иероним. О знаменитых мужах, 56). Этот аргумент стал традиционным в последующих самоапологиях богословов, обвиняемых в еретичности. Например, Евстратий, митрополит Никейский, в 1117 году на соборе, созванном против него, утверждал, что его противники стащили у него черновики и использовали незавершенные формулировки (см. Каждан А. П. Никита Хониат и его время. Спб., 2005, с. 196).
¹⁸⁵ Здесь имеются в виду следующие места Писания: Левит 20,16; Исход 21,29; Числа 22,28; 2 Петр. 2,16.
¹⁸⁶ В середине III века Тертуллиану не были знакомы гностики, учившие о переселении души в тела животных. Он прямо пишет, что "никакая ересь" не дошла еще до проповеди столь странных идей (О душе. 34,1).
¹⁸⁷ В 553 году одновременно были осуждены Церковью и несторианская христология так называемых "трех глав", разделявшая человека и Бога даже во Христе, и оригенистские взгляды, которые оказались ей близки. См. Meyendorff J. Unite de l'Empire et divisions des Chretiens. Paris, 1993, pp. 252-254.
¹⁸⁸ Чтобы не быть недостаточно доказательным, приведу еще одну выписку - на этот раз из Елены Рерих: "Стоит вспомнить времена инквизиции, Варфоломеевскую ночь и всю историю папства и церковных соборов, где почтенные духовные отцы изрядно заушали и таскали друг друга за бороды и волосья, чтобы всякое уважение к такой церкви и догмам, ею утвержденным, испарилось навсегда, оставив лишь возмущение и ужас перед непревзойденными преступлениями чудовищного своекорыстия, властолюбия, алчности и невежества!" (Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 277). Насколько исторически и духовно корректна эта карикатура - разбирать сейчас не будем. Но одну деталь стоит высветить особо - эффект, на который эта живопись рассчитана: "чтобы всякое уважение к такой церкви и догмам, ею утвержденным, испарилось навсегда". Итак, в глазах Елены Рерих православие и католичество не имеют права рассчитывать не то что на согласие или понимание - даже просто на уважение.
¹⁸⁹ За исключением одной придуманной (а потому и без всякого указания на источник) на стр. 162.
¹⁹⁰ Надеюсь, я исполнил пожелание рериховцев, дав "рекламу" опусу главного редактора рериховской газеты "Знамя мира": "Действительно, в декабре минувшего года господин Кураев зашел в помещение редакции газеты "Знамя мира". В книжном магазине редакции он приобрел книгу Г. Горчакова "Великий Учитель", видимо для изливания очередной порции лжи, а значит и рекламирования этого издания" (От редакции. Как дьякон Кураев в "Знамя Мира" ходил // Знамя Мира. № 2 (60) 1998). В этой же статье есть такие суждения, которые вновь заставляют усомниться в том, способны ли рериховцы к спокойному диалогу и действительно ли им чужд дух агрессии. О моей книге "Сатанизм для интеллигенции" редакция говорит, что "книгу эту мы с чувством большого омерзения к автору в свое время читали". "Честно сказать, хорошего пинка за свои гнусные инсинуации он заслужил и в следующий раз обязательно получит". "И леший бы с ним, с этим Кураевым, но нас в редакции удивило, что на встречах с ним присутствовали нередко и так называемые "рериховцы". Но ни в Томске, ни в других местах что-то никто не попытался уличить этого служителя сатаны во лжи". Выходит, "пинок" и "омерзение" - это единственный способ контакта с несогласными, который признают рериховцы. Любая попытка трезвого диалога ими осуждается.
¹⁹¹ "Московский комсомолец" и меня, 37-летнего, упорно именует "юный диакон" (Бычков С. Сергей Бычков. Полный плюрализм // МК. 28 декабря 1999; Он же. Голубой канал для митрополита // МК. 28 марта 2000).
¹⁹² Впрочем, чем менее они осторожны и образованны, тем смешнее их тексты, а потому и приятнее для чтения. Вот очередной перл: "Все Христосы и Будды..." (Дмитриева Л. "Тайная Доктрина" Елены Блаватской в некоторых понятиях и символах. ч. 3. Великие облики Учителей и понятие об Агни-Йоге. Магнитогорск, 1994, т. 3. с. 554). Бедная теософка даже не догадывается, что "ос" в слове "Христос" - это окончание. И, как и свойственно окончаниям, оно меняется при склонении: Crist-oj Crist-ou Crist-on. Церковно-славянский, а затем и русский языки взяли греческий корень, но вполне законно начали склонять это слово соответственно своим собственным граммтическим правилам. Почему мы и говорим "Христа ради", а не "Христоса ради". Да и Дмитриева, наверно, вполне по русски склоняет санскритское слово "Будда": "Будде", Буддой", "Будды".
¹⁹³ Совершеннолетним считался 12-летний возраст. Поэтому в Евангелии мы видим 12-летнего Иисуса, проповедующего в синагоге. Это не столько чудо, сколько именно норма закона.
¹⁹⁴ Решением Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 годов богословски подготовленным мирянам также разрешено проповедовать в храмах (по благословению епископа и настоятеля).
¹⁹⁵ Сам Ориген впоследствии признал свой поступок делом ошибочной юношеской ревности (Толкования на Евангелия от Матфея 15,3; PG XIII, 1257; ср. Против Цельса VII,48).
¹⁹⁶ Игнорирование палестинскими епископами решения александрийского собора объясняется действительной запутанностью казуса со священством Оригена. С одной стороны, будучи служителем Церкви в одной епархии, он не мог принимать священнический сан в другом месте. Но, с другой стороны, раз уж Ориген принял священство в Палестине, это означало его автоматическое поступление в клир местной епархии и, соответственно, выводило его из-под канонической юрисдикции египетского епископа. Поэтому с точки зрения палестинцев, Димитрий совершил суд над священником чужой епархии и тем превысил свои полномочия. Позднее эту точку зрения, возможно, разделял патриарх Фотий, судя по акценту его сообщения о том, что "Димитрий лишил Оригена даже священства".
¹⁹⁷ С сожалением должен заметить двойную исследовательскую неточность в высказывании В. В. Бычкова об Оригене: "Ориген уважал платонизм и на его основе смело строил систему христианской философии и догматики, что и привело его к конфликту с александрийской церковью, от которой он был отлучен уже в 230-231 гг." (Бычков В. В. Эстетика поздней античности. М., 1981, с. 46). Во-первых, совсем не мировоззрение Оригена привело его к конфликту с иерархией; во-вторых, этот конфликт совсем не кончился отлучением от церкви.
¹⁹⁸ Что Ориген считал себя священником, видно из таких, например, его слов: "С меня требуется ответственности более, чем с диакона, с диакона более, чем с мирянина. Что же потребуется от того, который выше всех нас, кто занимает высшую власть церковную?" (Ориген. 11 Беседа на книгу пророка Иеремии. Цит. по: Антоний (Вадковский), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Святоотеческие творения как пособие проповедникам. История проповедничества // Богословские труды. Сборник, посвященный 175-летию Ленинградской Духовной Академии. М., 1986, с. 347).
¹⁹⁹ Вообще, по верному резюме Болотова, со страниц книги Сократа все нападавшие на Оригена предстают "пигмеями в умственном отношении и геростратами в нравственном" (Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. Т. 1. М., 1994, с. 163).
²⁰⁰ Об этом споре в египетских монастырях см.: прот. Георгий Флоровский. Антропоморфиты египетской пустыни // Догмат и история. М., 1998.
²⁰¹ Феофилов антиоригеновский собор, например, утверждал, что именно Иракл изгнал Оригена из Египта и что именно после этого, уже в изгнании Ориген начал писать свои книги - "изрыгая темный и черный яд" (Цит. по: Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 526. Впрочем, еще раньше св. Петр Александрийский бросает странную фразу - "А что скажу о блаженных епископах Ираклие и Димитрие? Какие испытания вытерпели они от безумного Оригена, посеявшего в Церкви свои расколы, доныне возбуждающие в ней возмущения" (Там же. С. 522). Ни о каких оригенистских расколах при жизни Оригена более никому ничего не известно...
²⁰² Евсевий знает о Мефодии и знает о его позиции относительно Оригена. Так, в шестой книге "Апологии Оригена" Евсевий возмущается тем, что Мефодий дерзнул выступить с критикой Оригена (см.Иероним. Апология против Руфина. 1,11).
²⁰³ Об этом письме Оригена см.: Nautin P. Origene. Sa vie et son oeuvre. - Paris, 1977, p. 411.
²⁰⁴ "Папа Анастасий в своем послании к еп. Медиоланскому Симплициану извещает об осуждении Оригена и его сочинений только от своего лица, не упоминая вовсе ни о соборе против Оригена, ни о соборном каком-либо определении" (Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 44)
²⁰⁵ Саму правомерность церковных отлучений Ориген признает: "если прощение, даруемое одному, обратит ко злу общество, ясно, что надо исключить одного, чтобы спасти всех" (Беседы на Иеремию. 12,4).
²⁰⁶ Написание книги "Против Цельса" датируется приблизительно 248 годом; конфликт в Александрии - 231-м.
²⁰⁷ Очень удачной представляется та характеристику Оригена-проповедника, которую дал ему митр. Антоний: "Заключим обзор бесед Оригена замечанием об их тоне, смиренном и благочестивом. Ориген, столь смелый в своих философских сочинениях, удивительно скромен и даже робок пред тайнами Священного Писания" (Антоний (Вадковский), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Святоотеческие творения как пособие проповедникам. История проповедничества // Богословские труды. Сборник, посвященный 175-летию Ленинградской Духовной Академии. М., 1986, с. 350).
²⁰⁸ "Апология" имеет надписание: "Исповедникам, заключенным в рудниках Палестины".
²⁰⁹ Апокатастасис - "восстановление". Первоначально в греческом языке слово apokatastasij имело астрономический смысл: возвращение планет в свой изначальный порядок при начале "великого космического года". Отсюда философское значение этого слова: возвращение мировой эры. У стоиков это возвращение начального круга планет для возобновления нового мирового цикла - повторяющего все прежние события. При этом происходит возгарание мира, которое, согласно Ямвлиху, не составляет ни малейшего зла, но все исполняется мудростью и разумом. В Библии единственный раз упоминается в Деян 3,21: "да придут времена отрады от лица Господа и да пошлет Он вам Иисуса Христа, Которого небо должно было принять до времени совершения всего (apokatastasewj pantwn), что говорил Бог устами всех святых Своих пророков". Это можно перевести и так (в смысле "придут времена, когда все предсказанное сбудется"), и как "время восстановления всего, как Богом и было сказано" (см. H. U. von Balthasar. L'enfer. Une question. Paris, 1988, p. 69). В богословии Оригена апокатастасис означает возвращение всего творения к Богу, предполагающее спасение всех душ - независимо от степени их греховности. Хотя эта идея и встречается у некоторых позднейших Отцов Церкви (примеры см.: митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. Историко-догматическое исследование. М., 1999, сс. 572-575), она не проповедуется Церковью. По точному выражению О. Клемана: "Церковь осудила Оригена за мысли о всеобщем спасении, которое понималось им слишком категорично, схематично и принудительно. Но Церковь сохранила надежду на спасение всех, и в более высокой духовной сфере она преобразовала ее в сострадание ко всякой твари и в молитву о том, чтобы все спаслись" (Клеман О. Вопрос о человеке // Беседа. №2, Л-д - Париж, 1984, с. 20).
²¹⁰ Например, утверждая "невидимость" Лиц Троицы друг для друга, Ориген говорил о телесном зрении, а не о духовном постижении. Очевидно, что и тонкое построение Оригена относительно воскресения преображенной плоти спустя столетие было вульгаризировано его простодушными учениками (см. главу "Оригенистические споры в конце IV и в начале V века" у Болотова (Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. - М., 1994. Т. 4).
²¹¹ Напомню лишь, что аллегорическое прочтение книги Бытия, очень близкое к оригеновскому, есть, например, у св. Филарета Московского (митр. Филарет (Дроздов). Записки, руководствующие к основательному разумению книги Бытия, заключающие в себе и перевод сей книги на русское наречие. ч.1. М., 1867, сс. 30-31).
²¹² Именно в том месте книги "О началах", где Иероним читал приверженность Оригена идее душепереселения, Руфин переводит: "Мы же эти мнения, противные нашей вере, отвергаем и отметаем" (О началах. I,8,4).
²¹³ Не случайно Ориген в своей поздней книге "Толкований на Евангелие от Матфея" совмещает критику идеи перевоплощения душ с принятием идеи предсуществования душ. Так, толкуя евангельскую притчу о работниках одиннадцатого часа (Мф. 20), Ориген в тех рабочих, которые не были призваны к труду, видит души, которые ждали своего воплощения, пребывая "вне тела", "прежде тела" ( (Толкование на Матфея. 15,34).
²¹⁴ Еще пример иеронимова списка вин Оригена, в котором нет обвинения в реинкарнации: "Ориген - еретик... Он впал в заблуждение в учении о воскресении тел, о состоянии душ, о покаянии диавола, и что еще важнее - доказывал, что Сын Божий и Дух Св. суть серафимы" (блаж. Иероним. Письмо 57. К Вигилянцию. // Творения блаж. Иеронима. ч. 2. Киев, 1894, с. 163).
²¹⁵ "Собственно говоря, никто не оправдывал Оригена безусловно, ни осуждал безусловно: как самые вернейшие друзья и почитатели Оригена (Памфил и Руфин) не брались в некоторых пунктах защищать православие его системы, так и самые злейшие его враги (Феофил) и не в меру строгие критики (как Иероним и Епифаний) находили в нем очень много привлекательного, истинного" (Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, январь, с. 85).
²¹⁶ Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М., 1993, с. 863. После этого соборного определения сам Иоанн Итал, кстати, отказался от идеи переселения душ (см. статью о нем в Энциклопедическом словаре "Христианство", т. 1. - М., 1993, с. 627). Акты Константинопольского собора 1076 г. звучат так: 1. Так или иначе предпринимающим прибавлять или разыскивать какое-нибудь новое изыскание и учение о неизреченном, воплощенном домостроительстве Спасителя нашего и Бога, каким образом сам Бог-Слово соединился человеческому смешению и по какому основанию обожил приятую плоть, и пытающимся диалектическими словесами оспаривать естество и положение о преестественном новом делении двух естеств Бога и человека - анафема. 2. Обещавшимся быть благочестивыми и вводящим бесстыдно (или, скорее, нечестиво) злочестивые эллинские учения в православную и соборную Церковь о человеческих душах, о небе, земле и других творениях - анафема. 3. Предпочитающим глупую внешних философов так называемую мудрость, и следующим за их наставниками, и принимающим перевоплощение человеческих душ или что они, подобно бессловесным животным, погибают и переходят в ничто и вследствие этого отрицающим воскресение, суд и конечное воздаяние за жизнь - анафема. 4. Учащим о безначальной материи и идеях или о [бытии,] собезначальном Содетелю всех и Богу, и что небо, земля и прочие творения - присносущны и безначальны и пребывают неизменными, и законополагающим против сказавшего: "Небо и земля мимоидут, словеса же Моя не мимоидут", т. е. без труда пустословящим и приводящим божественную клятву на свои головы,- анафема. 5. Говорящим, что эллинские мудрецы и первые из ересеначальников, подверженные анафеме от семи святых и кафолических Соборов и от всех мужей в православии просиявших (как чуждые кафолической Церкви ради их поддельного и нечистого в словесах преумножения), [что они] - и здесь и на будущем суде лучшие во многом, чем мужи благочестивые и православные, в особенности же, чем прегрешившие по человеческой страсти или неразумению,- анафема. 6. Не принимающим чистою верою и простым вседушевным сердцем предивные чудеса Спасителя нашего и Бога и пречисто родившей Его Владычицы нашей и Богородицы и прочих святых и пытающимся при помощи доказательств и софистических словес оклеветать их как невозможные или перетолковать по своему мнению и представить по собственному разуму - анафема. 7. Проходящим эллинские учения и обучающимся им не ради только обучения, но и следующим их суетным мнениям и верующим в них как в истинные и таким образом настаивающим на них как на имеющих крепость, так чтобы и других один раз тайно, другой раз явно к ним приводить и учить без сомнения,- анафема. 8. При помощи иных мифических образов переделывающим от себя самих нашу образность, и принимающим платонически идеи как истинные, и говорящим, что самосущная материя оформляется от идей, и открыто отметающим самовластие Содетеля, приведшего все от несущего к бытию и как Творца, господственно и владычески положившего всему начало и конец,- анафема. 9. Говорящим, что в конечном и общем воскресении человеки воскреснут и будут судимы с другими телами, а не с теми, с которыми прожили в настоящей жизни (потому что они истлевают и погибают), и болтающим пустое и суетное, в то время как сам Христос и Бог наш и Его ученики (а наши учители) так научили, что человеки с какими телами пожили, с такими и будут судимы, и, кроме того, также великий апостол Павел подробно преподал истину в слове о воскресении при помощи пространных образов и обличил инако мудрствующих как безумных законо-положников - против таковых догматов и учений - анафема. 10. Принимающим и передающим суетные эллинские глаголы, что существует предбытие душ, и что все произошло и привелось не из не-сущего, и что существует конец мучений, или новое восстановление твари и дел человеческих, и вводящим таковыми словесами царство небесное как всецело разрушаемое и преходящее, о каковом сам Христос и Бог наш научил и передал, что оно вечно и неразрушимо, и мы получили через все ветхое и новое Писание, что мучение бесконечно и царство вечно,- таковыми словесами себя самих погубляющим и становящимся виновниками вечного осуждения для других - анафема. 11. Эллинским и инославным догматам и учениям, введенным вопреки христианской и православной вере Иоанном Италом и его учениками, участниками его скверны, или противным кафолической и непорочной вере православных - анафема. (http://www.ccel.org/contrib/ru/Other/Losev/PLATO_IV.HTM#B13)
²¹⁷ Гонения на языческих философов в Византии - результат кризиса самой греческой философии, которая со времен Ямвлиха стремится стать магической теургией. Репутация магов поддерживалась самими философами, и естественно навлекала подозрения христиан. "Одного нельзя сказать ни о смерти Сопатра, ни о смерти Максима, ни даже о много более трагической и несправедливой смерти Ипатии: нельзя сказать, что суеверные современники по невежеству приняли ученых за магов. Ученые сами выдавали себя за магов, и притом с глубоким внутренним убеждением. Конечно, они были жертвами суеверия, однако того суеверия, которое сами обосновывали и распространяли. Чем они не были, так это мучениками науки. В лучшем случае они были мучениками языческой религии. Им, духовным детям Ямвлиха, пришлось расплачиваться за оккультистские увлечения своего учителя" (Аверинцев С. С. Эволюция философской мысли // Культура Византии. IV- первая половина VII века. - М., 1984, с. 59).
²¹⁸ "Неопаганизм Плифона, предусматривавший упразднение христианского вероучения, создание нового религиозного культа и преобразование всей жизни общества на платоновской основе, стал программой деятельности его тайного общества... Елисей (так звали учителя Плифона) был евреем и мог посвятить Плифона в учение, исповедовавшееся его единоверцами, в частности, в каббалу... Явственно проступает у Плифона интерес к оккультным наукам... Вершиной философской мысли Плифона был фундаментальный антихристианский трактат "Законы",.. эзотерическое произведение, предназначенное для членов тайного общества платоников-политеистов" (Медведев И. П. Византийский гуманизм XIV-XV веков.- Лд., 1976, сс. 33, 40-41 и 34). Как видим, Плифон черпал свои неоязыческие интуиции из того же источника, что и Е. Блаватская - из каббалистики.
²¹⁹ Именно такого рода осторожность Соборов позволяет ученым патрологам свободно разбираться в вопросе "Ориген и доктрина реинкарнации" и приходить к выводам, неожиданным для теософов: "В своих творениях Ориген решительно заявляет, что учение о переселении душ не является предметом веры христиан" (митрополит Макарий (Оксиюк) Эсхатология св. Григория Нисского. Историко-догматическое исследование. М., 1999, с. 124).
²²⁰ "Нам ничего нельзя вводить по нашему изволению, ни избрать того, что некто ввел по своему произволу. Наши наставники - апостолы Господни; сами они не избрали по своему изволению ничего, что хотели бы ввести, но, напротив, принятое от Христа учение верно передавали народам" (Тертуллиан. Избранные сочинения. - М., 1994, с. 108).
²²¹ см. главу "Что означает отлучение от Церкви" в моей книге "Сатанизм для интеллигенции"
²²² Что же касается иных сторон творчества Оригена - то даже после V Собора, на протяжении VII-XVII веков можно насчитать не менее 25 выдающихся богословов, дающих благоприятные отзывы о сочинениях Оригена (см. Болотов В. В. Учение Оригена о святой Троице. М., 1999, с. 412).
²²³ "Плотин, философ нашего времени, казалось, всегда испытывал стыд от того, что жил в телесном облике" (Порфирий, Жизнь Плотина, I).
²²⁴ В этом представлении, оспариваемом египетским мыслителем, возможно, сказалось не только иудейское влияние, но и собственно египетское. Погребальная практика Египта знала такой феномен, как ушебти: деревянные фигурки рабов, которые клались в могилу вельможи для того, чтобы на блаженных полях Иалу выращивать хлеб для своего господина, избавляя его от труда.
²²⁵ Этот способ изложения христианской пасхальной веры в полемике с крайностями пройдет сквозь века. Так, бл. Августин начинает свои беседы о воскресении с утверждения о том, что "Кто говорит, что мертвые не воскреснут, тот не христианин. Те же, которые думают, что мертвые, когда воскреснут, будут проводить плотскую жизнь, являются грубыми плотскими христианами" (Беседа 361. О воскресении мертвых 1,3). "Если станешь спрашивать, какова будет жизнь та, то кто из людей в состоянии объяснить это? Будет то жизнь ангельская. Кто в востоянии изобразить себе жизнь ангелов, изобразит жизнь воскресших праведников. Если же жизнь ангелов сокровенна, никто пусть не ищет большего, чтобы, заблуждаясь, придти не к тому, чего ищет, а к тому, что сам вообразит себе" (Беседа 362. О воскресении мертвых 2, 6). Напомним, кстати, что по церковному учению "Жизнь же вечная состоит в созерцании Бога не карающего, но дарующего радость вечную" (Августин. О Троице. 1,31). Праведники "наследуют созерцание Троицы, которая всецело соединится со всецелым умом (в чем едином и поставляю царствие небесное) а уделом вторых будет мучение или вернее сказать, отвержение от Бога и стыд в совести, которому не будет конца" (св. Григорий Богослов. Слово 15. // Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1994, т.1, с. 237).
²²⁶ В отличие от Блаватской, которая, избегая строгого научного или философского мышления, стремится оперировать легковесными ассоциациями: "Аналогия есть руководящий закон в Природе, единственная истинная нить Ариадны" (Блаватская Е. П. Тайная доктрина. т. 2. с. 194).
²²⁷ Для св. Василия Великого и св. Иоанна Златоуста слово Божие, повелевшее земле в третий день творения произвести жизнь, не отзвучало однажды, но само как бы всеялось в тварь и осталось в ней, побуждая природу вновь и вновь производить жизнь ("Изречение 'раститеся и наполните землю' хотя произнесено однажды, но в действительности во все время дает нашей природе силу к деторождению" - св. Иоанн Златоуст. О предательстве Иуды, 1. // Творения. т. 2, кн. 1. с. 417).
²²⁸ Вообще здесь важная грань между протестантизмом и православием: протестантское богословие делает акцент на том, что Христос пролил кровь "за нас". Православная традиция полагает, что кровь Христа не просто упала на землю, отогнала диавола или умилостивила Бога Отца; кровь Христа течет именно внутри нас, она таинственно (в смысле - мистериально) омывает сердца людей. В сочинении, приписываемом христианскому писателю III века св. Дионисию Великому, говорится, что "Христос излил в нас нетленную, живую и животворящую кровь Свою" (св. Дионисий Александрийский. Послание Павлу Самосатскому, 7. // св. Дионисий Александрийский. Творения. - Казань, 1900, с. 152.)
²²⁹ Этим явственно отличается позиция древнего и святого ученика Оригена от нынешнего оригениста Виктора Аксючица, воглавляющего Российское христианско-демократическое движение. Если по убеждению св. Григория Нисского каждая частица, побывывшая в теле человека, несет в себе некий оттиск своего пребывания в нас, и по этому оттиску может быть в Воскресение опознана и возвращена в органическое единство с воскресающим телом, то по суждению В. Аксючица, "материя "протекает" через человеческое тело, не вбирая никаких персонифицирующих свойств. При смерти энтелехия покидает тело, которое подлежит полному тлению. Эта бескачественная материальность перестанет быть" (Аксючиц В. Под сенью креста. М,, 1997,с. 506). Кстати, теософы смогут в лидере "христианских демократов" найти своего полного союзника - ибо он также учит перевоплощениям: "в инобытии человеческие души переживают различные состояния, включая и перевоплощение" (с. 501). В. Аксючиц, кажется, так и не понял, где кончается демократия, а где начинается христианство. Демократ имеет право быть помощником Б. Немцова. Но христианин не имеет права на то, чтобы быть единомышленником теософов.
²³⁰ С православным взглядом на проблемы, поставленные психоанализом, можно познакомиться по книге Б.П. Вышеславцева "Этика преображенного эроса" (М., 1995), а также по многочисленным работам по психологии о. Василия Зеньковского.
²³¹ По св. Григорию Нисскому, душа сама составит себе тело по сохраняющемуся при ней eidos' у (идее, образу), а не просто найдет тело как готовую одежду (см. Епифанович С. Л. По поводу книги М. Ф. Оксиюка "Эсхатология св. Григория Нисского". // Епифанович С.Л. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие. - М., 1996, с 193). "Он признавал тожество материальных элементов именно того тела, которое было похоронено, но не всех, а в таком объеме и в такой комбинации, которой требует eidos, отвергая, таким образом, тожество для случайных признаков, каковы - увечья, болезни, различие возраста, пола и проч." (Митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. Историко-догматическое исследование. М., 1999, с. 449).
²³² Этой картиной пугают теософы: "При общем воскресении, о чем учит наша христианская церковь, никто не сможет разобраться, какая частица энергии и материи принадлежит тому, либо другому телу" (Зильберсдорф Е. А. В поисках правды. - Рига, 1939, с. 337).
²³³ Языческие гонители порой уничтожали тела казненных христиан - исходя из убеждения, что тела, лишенные целостности и погребения (то есть разорванные зверями, сожженные или потопленные) никак не смогут воскреснуть. Если же христиане очевидно - в ходе подобных действий - лишаются надежды на будущую жизнь, то они, по логике гонителей, должны будут стать поуступчивее в этой жизни. Предположение о неразрывной связи погребального ритуала с посмертной судьбой умершего глубоко укоренено в язычестве. Нет нужды напоминать египетские представления на эту тему. Аналогчиные же греко-римские верованяи можно проиллюстрировать строкой Вергилия: "Эти, что жалкой толпой здесь стоят, - землей не покрыты. Лодочник этот -Харон; перевозит он лишь погребенных. На берег мрачный нельзя переплыть через шумные волны прежде тенями, чем покой обретут в могиле останки. Здесь блуждают они и сто лет над берегом реют, - только потом к желанной реке их вновь допускают" (Энеида. 6,325-329).
²³⁴ Фотий не обвиняет Оригена в проповеди реинкарнации, он видит у Оригена и его учеников лишь "абсурдную идею предсуществования душ" (Библиотека, 119. PG 10, 244 AB- 245 A).
²³⁵ К привиденным уже выше именам и еткстам добавлю два -всыших имени цековного богословия. Преп. Максим Исповедник (+ 662): "Некоторые утверждают, что Христос был еще до сотворения мира предуведан теми, которым Он явился позднее в конце времен, предполагая, что они существовали еще до сотворения мира вместе с предуведанным ими Христом. Мы же отвергаем это учение как чуждое Истины, ибо оно представляет сущность разумных тварей совечной Богу" (преп. Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию. Вопрос LX // Альфа и омега. № 23. М., 2000, сс. 49-50). И св. Григорий Палама (+ 1360): "...Обнаружишь пучину злоучения: исповедуя переселение душ, они считают, что человек достигнет самопознания и исполнит эту заповедь в том случае, если узнает, с каким телом был связан прежде, где жил, что делал и чему учился; разузнаёт же он это, покорно отдавшись коварным нашептываниям злого духа. И вот пока они учат таким вещам через "Знай самого себя", неспособные заметить обман люди думают, будто здесь говорится что-то согласное с нашими отцами! Не зря Павел и Варнава, которым были небезызвестны помыслы лукавого и его таинников, отнюдь не приняли женщину, говорившую о них: "Эти люди - рабы Бога Всевышнего", хотя, казалось бы, что могло быть благочестивее этих слов? Но апостолы распознали "того, кто принимает вид ангела света" и служителей его, прикидывающихся "служителями правды" (2 Кор 11, 14-15), и отвергли истинное слово как неуместное на лживых устах" (св. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвствующих. 1,1,10).
²³⁶ Зная неумение теософов слушать, что им говорят, вынужден предупредить их от совершения одной, очевидно нелепой ошибки. Не сомневаюсь,что из всего того, о чем шла речь в этой книге, они выхватят только одну идею: вот, мол, оказывается, наше учение о переселении душ даже и не осуждалось церковным собором. А потому с тем большей легкостью мы, считая себя христианами, будем его исповедовать и дальше. Однако то, что V собор не отвергал идеи реинкарнации, никак не значит, что она вообще никогда не осуждалась Церковью официально, соборно и гласно. Помимо Собора 1082 г. ясное отвержение идеи реинкарнации звучит в Чине Торжества Православия. В этом торжественном провозглашении норм Православия, которое до революции ежегодно совершалось в первое воскресенье Великого Поста, анафема возглашается тем, которые "исповедуя православие, дерзко или скорее нечестиво вводят в православную и кафолическую церковь безбожные догматы язычников о человеческих душах, небе, земле и прочих творениях,.. допускают метемпсихоз человеческих душ, их гибель и возвращение в ничто, отрицая тем самым воскрешение, суд и конечное воздаяние,.. учат вечности материи и идей или же совечности их Богу, творцу вселенной,.. допускают платоновские идеи как истинные, утверждая, что материя существует сама по себе и облекается в формы согласно идеям, отрицая тем самым свободу воли Творца,.. говорят, что люди воскреснут с другими телами, нежели те, которые они имеют здесь, в этой жизни" (цит. по: Медведев И. П. Византийский гуманизм. Лд., 1976. с. 55).

⁵⁰² Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, с. 269.
⁵⁰³ архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т.1, М., 1996, с. 201.
⁵⁰⁴ см. Лебедев А. П. Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом. Спб., 1904, сс. 226-233
⁵⁰⁵ см. Письма Елены Рерих 1932-1955. с. 257.
⁵⁰⁶ Ориген. Письмо Григорию Чудотворцу // Творения св. Григория Чудотворца, епископа Неокесарийского. Пг., 1916, сс. 53-55.
⁵⁰⁷ Благодарственная речь Оригену // Творения св. Григория Чудотворца, епископа Неокесарийского. Пг., 1916, с. 46.
⁵⁰⁸ Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 396.
⁵⁰⁹ Соловьев В. С. Ориген. // Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 2. - М., 1995, с. 252.
⁵¹⁰ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, январь, с. 87 и 121.
⁵¹¹ Свящ. Н. Петров. Сочинение Оригена "О началах". Историко-критический очерк // Ориген. О началах. Рига, 1936, С. 10.
⁵¹²  Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, январь, с.123.
⁵¹³ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 29.
⁵¹⁴ Ломанов А. Раннехристианская проповедь в Китае // Китайский благовестник. Журнал Православной Церкви в Китае. М., 1999, № 1. Сс. 33-34.
⁵¹⁵ Там же, с. 32.
⁵¹⁶ Там же, с. 36.
⁵¹⁷ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 85.
⁵¹⁸ архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т.1, М., 1996, с. 201.
⁵¹⁹ Dorival G. Origene a-t-il enseigne la transmigration des ames dans les corps d'animaux? (A propos de De Princ. 1,8,4). Origeniana Secunda. 2 Colloque international des etudes originiennes. Bari, 20-23.09.1977. - Bari, 1980, pp. 11-32. Цит. по: Coman I. G. Patrologie. vol. 2. Bucuresti, 1985, p. 351.
⁵²⁰ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, январь, с. 97.
⁵²¹ Гарнак А. История догматов // Общая история европейской культуры. Т.6. Раннее христианство. Отдел 2. Спб., б.г. с. 363.
⁵²² Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 1. М., 1993, с. 86.
⁵²³ Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 277.
⁵²⁴ Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 279.
⁵²⁵ Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 280.
⁵²⁶ Дмитриева Л. Карма в свете "Тайной Доктрины"... Беседа 9. с. 119.
⁵²⁷ Блаватская Е. П. Ключ к теософии. М., 1996, с. 386.
⁵²⁸ цит. J. Eisenberg, A. Abecassis. A Bible ouverte. - Paris, Albin-Michel, 1978, р. 24.
⁵²⁹ Творения св. Григория Чудотворца и св. Мефодия, епископа и мученика. М., 1996, с. 273.
⁵³⁰ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с. 257.
⁵³¹ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с. 255. См. также: Ориген. О началах. - Рига, 1936, с. 103.
⁵³² Там же, сс. 258-259
⁵³³ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июнь, с. 496.
⁵³⁴ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 107.
⁵³⁵ св. Лука. Слово в Неделю Торжества Православия. О ересях. // протод. Василий Марущак. Святитель-хирург. Житие архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого). М., 1997, с. 125.
⁵³⁶  Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, февраль, с. 331.
⁵³⁷ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 245.
⁵³⁸ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июнь, сс. 564-565.
⁵³⁹ см. Ориген. О началах. Рига, 1936, с. 103.
⁵⁴⁰ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июнь, с. 567.
⁵⁴¹ G. Florovsky. L'idee de creation chez saint Athanase. // La lumiere du Thabor. Revue international de theologie orthodoxe. № 26. p.58.
⁵⁴² Туровский М. Б. Средневековая философия // Философские науки № 3-4, 1997, с. 158.
⁵⁴³ Милославский П. Исследования о странствиях и переселениях душ. с. 220
⁵⁴⁴ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с. 267-268.
⁵⁴⁵  Мелиоранский Б. М. Из лекций по истории и вероучению Древней христианской Церкви (I-VIII в.). Спб., 1910, с. 136.
⁵⁴⁶ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту. сс. 255-256. См. также: Ориген. О началах. Рига, 1936, с. 110.
⁵⁴⁷ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту. с. 264. См. также: Ориген. О началах. Рига, 1936, сс. 259-260.
⁵⁴⁸ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту. с. 259
⁵⁴⁹ блаж. Иероним Стридонский. Книга против Иоанна Иерусалимского // Творения. ч. 4. Киев, 1880, сс. 329-331.
⁵⁵⁰ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту. с. 265.
⁵⁵¹ Рерих Е. И. Письма 1929-1938. Т. 1, Минск, 1992, с. 382.
⁵⁵² Рерих Е. И. Письма 1932-1955. Новосибирск, 1993, с. 142.
⁵⁵³ Рерих Е. И. Письма 1929-1938. Т. 1, Минск, 1992, c. 184.
⁵⁵⁴ Рерих Е. И. Письма 1932-1955. Новосибирск, 1993, с. 276 и 102.
⁵⁵⁵ см. Шапошникова Л. В. Неугасимый свет тернового венца // Рерих Н. К. Душа народов. М., 1995.
⁵⁵⁶ Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, сс. 275, 276, 337.
⁵⁵⁷ Свт. Григорий Богослово. Слово 27. О богословии первое // Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1992, т.1. С. 391.
⁵⁵⁸ Гарнак А. История догматов // Общая история европейской культуры. Т.6. Раннее христианство. Отдел 2. Спб., б.г. с. 292.
⁵⁵⁹ Буассье Г. Падение язычества. Исследование последней религиозной борьбы на Западе в IV веке. // Собрание сочинений. Т.5. Спб., 1998, с. 109.
⁵⁶⁰ Бриллиантов А. И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены. М., 1998, с. 174.
⁵⁶¹ преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Сергиев Посад. 1908, с. 48.
⁵⁶² блаж. Иероним Стридонский. Книга против Иоанна Иерусалимского, к Паммахию. // Творения. ч. 4. - Киев, 1880, с. 348.
⁵⁶³ преп.Ефрем Сирин. Толкование на книгу Бытия. // Творения. ТСЛ, 1901. ч.6.с.234.
⁵⁶⁴ свят. Иоанн Златоуст. Восемь слов на кн. Бытия. Слово второе. Творения. т.4. с.15.
⁵⁶⁵ преп. Иоанн Дамаскин . Точное изложение православной веры. Спб., 1894, с. 49.
⁵⁶⁶ Публ. в: Человек. Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти, и бессмертии. М.1991. вып.1. с.153-154.
⁵⁶⁷ преп. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Спб., 1894. с.46.
⁵⁶⁸ цит. по: Вышеславцев Б. П. Вечное в русской философии. Нью-Йорк. 1955. c.233.
⁵⁶⁹ Хоружий С. С. Диптих безмолвия. М., 1991. с.52.
⁵⁷⁰ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июнь, с.551
⁵⁷¹ блаж. Иероним. Письмо 57. К Вигилянцию // Творения блаж. Иеронима. ч. 2. Киев, 1894, с. 163.
⁵⁷² блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с. 252.
⁵⁷³ Цит. по: архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т.1, М., 1996, сс. 184.
⁵⁷⁴ Цит. по: Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, январь, с. 131.
⁵⁷⁵ Цит. по: архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т.1, М., 1996, с. 205.
⁵⁷⁶ цит. по: архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т.2, М., 1996, сс. 186.
⁵⁷⁷ блаж. Иероним. Письмо 81. К Паммахию и Маркелле. // Творения блаж. Иеронима. ч. 2. Киев, 1894, с. 381.
⁵⁷⁸ блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с. 255.
⁵⁷⁹ см. Ориген. О началах. Рига, 1936, с. 102.
⁵⁸⁰ Denis M. J. De la philosophie d'Origene. Рaris, 1884, p.191.
⁵⁸¹ Dorival G. Origene a-t-il enseigne la transmigration des ames dans les corps d'animaux? (A propos de De Princ. 1,8,4). Origeniana Secunda. 2 Colloque international des etudes originiennes. Bari, 20-23.09.1977. - Bari, 1980, р. 23.
⁵⁸² Dorival G. Origene a-t-il enseigne la transmigration des ames dans les corps d'animaux? (A propos de De Princ. 1,8,4). Origeniana Secunda. 2 Colloque international des etudes originiennes. Bari, 20-23.09.1977. - Bari, 1980, p. 32.
⁵⁸³ Dorival G. Origene a-t-il enseigne la transmigration des ames dans les corps d'animaux? (A propos de De Princ. 1,8,4). Origeniana Secunda. 2 Colloque international des etudes originiennes. Bari, 20-23.09.1977. - Bari, 1980, p. 32.
⁵⁸⁴ Свящ. Г. Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 41.
⁵⁸⁵  Dorival G. Origene a-t-il enseigne la transmigration des ames dans les corps d'animaux? (A propos de De Princ. 1,8,4). // Origeniana Secunda. 2 Colloque international des etudes originiennes. Bari, 20-23.09.1977. - Bari, 1980, p. 31.
⁵⁸⁶ Dorival G. Origene a-t-il enseigne la transmigration des ames dans les corps d'animaux? (A propos de De Princ. 1,8,4). Origeniana Secunda. 2 Colloque international des etudes originiennes. Bari, 20-23.09.1977. - Bari, 1980, p. 17.
⁵⁸⁷ Рерих Н. К. Адамант. К Ассоциации Оригена при Обществе имени Рериха. // Рерих Н. К. Душа народов. - М., 1995, сс. 88-89.
⁵⁸⁸ Жития Святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского. кн. 9. М., 1908, с. 425.
⁵⁸⁹ Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 2, сс. 151-152.
⁵⁹⁰ Тертуллиан. Послание к Скапуле, африканскому проконсулу // Творения. ч.1. Спб., 1849, с. 107.
⁵⁹¹ Там же, с. 363.
⁵⁹² Горчаков Г. С. Великий Учитель. Земные жизни Наивысшего. Томск, 1997, с. 167.
⁵⁹³ Честертон Г. К. Вечный человек. М., 1991, с.139.
⁵⁹⁴ Горчаков Г. С. Великий Учитель. с. 167.
⁵⁹⁵ Там же, с. 157.
⁵⁹⁶ Дмитриева Л. Карма в свете "Тайной Доктрины"... Беседа 25. с. 326.
⁵⁹⁷ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 7.
⁵⁹⁸ Немезий, епископ Емесский. О природе человека. - Почаев, 1904, с. 148.
⁵⁹⁹ Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 528.
⁶⁰⁰ св.Ипполит Римский. Апостольское предание // Богословские труды № 5. М.,1970, с. 288.
⁶⁰¹  Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 6.
⁶⁰² цит. по: Покровский А. И. Соборы Древней Церкви эпохи первых трех веков. с. 297.
⁶⁰³ блаж. Иероним. Письмо 65. К великому оратору города Рима. // Творения блаж. Иеронима. ч. 2. Киев, 1894, с. 251.
⁶⁰⁴ блаж. Иероним. Письмо 77. К Паммахию и Океану. // Творения блаж. Иеронима. ч. 2. Киев, 1894, с. 370.
⁶⁰⁵ Цит. Архиеп. Лоллий (Юрьевский). Александрия и Египет. // Богословские труды. Сб. 21. - М., 1980, с. 200.
⁶⁰⁶ Цит. Архиеп. Лоллий (Юрьевский). Александрия и Египет. // Богословские труды. Сб. 21. - М., 1980, с. 200.
⁶⁰⁷ св. Василий Великий. Письма. // Творения. Ч. 6. - Сергиев Посад, 1892, с. 238.
⁶⁰⁸ см: Nautin P. Origene. р. 430.
⁶⁰⁹ архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т.1, М., 1996, с. 184.
⁶¹⁰ Публикация: Harnack A. Geschichte der altchristlichen Litteratur. Leipzig, 1893, s. 332. Цит. по: Coman I. G. Patrologie. vol. 2. Bucuresti, 1985, p. 380.
⁶¹¹ см. Coman I. G. Patrologie. vol. 2. Bucuresti, 1985, p. 305.
⁶¹² архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т.1, М., 1996, с. 204.
⁶¹³ Свящ. Г. Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 26.
⁶¹⁴ Coman I. G. Patrologie. vol. 3. Bucuresti, 1988, p. 255.
⁶¹⁵ Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице - М., 1999, с. 401.
⁶¹⁶ Диалог Палладия, епископа Еленопольского, с Феодором, римским диаконом, повествующий о житии блаженного Иоанна, епископа Константинопольского, Златоуста, 5 // Ученые записки Российского Православного Университета ап. Иоанна Богослова. Вып. 3. М.,1998, с. 265.
⁶¹⁷ Диалог Палладия, епископа Еленопольского, с Феодором, римским диаконом, повествующий о житии блаженного Иоанна, епископа Константинопольского, Златоуста, 6 // Ученые записки Российского Православного Университета ап. Иоанна Богослова. Вып. 3. М.,1998, с. 266-268.
⁶¹⁸ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с.14.
⁶¹⁹ блаж. Иероним. Изложение хроники Евсевия Памфила. // Творения. ч. 5. Киев, 1910, с. 351.
⁶²⁰ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 13.
⁶²¹ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с.8.
⁶²² Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 10.
⁶²³ еп. Атанасиjе (Jeвтич). Ориген и грчка философиjа // еп. Атанасиjе (Jeвтич). На путевима отаца. кн.2. Београд, 1991, с. 98.
⁶²⁴ Покровский А. И. Соборы Древней Церкви эпохи первых трех веков. с. 307.
⁶²⁵ см. о нем: архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об Отцах Церкви. т. 2, М., 1996, сс. 252-254.
⁶²⁶ блаж. Иероним. Письмо 77. К Паммахию и Океану. // Творения блаж. Иеронима. ч. 2. Киев, 1894, с. 364.
⁶²⁷ блаж Иероним. Письмо 32. К Павле. // Творения блаж. Иеронима. ч. 1. Киев, 1893, с. 175.
⁶²⁸ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 11.
⁶²⁹ Послание Анастасия I, епископа города Рима к Иоанну, епископу Иерусалимскому, о деле Руфина. // Задворный В. История римских пап. Т. 1. От св. Петра до св. Симплиция. М., 1995, с. 197.
⁶³⁰ см. Поснов М. Э. История христианской Церкви (до разделения Церквей - 1954). - Брюссель, 1964, с. 189.
⁶³¹ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 62.
⁶³² Антоний (Вадковский), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Святоотеческие творения как пособие проповедникам. История проповедничества // Богословские труды. Сборник, посвященный 175-летию Ленинградской Духовной Академии. М., 1986, с. 346.
⁶³³ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 41.
⁶³⁴  Цит. по: Nautin P. Origene. р. 440.
⁶³⁵ Цит. по: Nautin P. Origene. р. 143.
⁶³⁶ Цит. по: Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, сс. 521-522.
⁶³⁷ см. Nautin P. Origene. Sa vie et son oeuvre. - Paris, 1977, р. 137.
⁶³⁸ Цит. по: Nautin P. Origene. р. 142.
⁶³⁹ Nautin P. Origene. р. 105.
⁶⁴⁰ Покровский А. И. Соборы Древней Церкви эпохи первых трех веков. Сергиев Посад, 1914, с. 289.
⁶⁴¹ Nautin P. Origene. р. 108.
⁶⁴² блаж. Иероним Стридонский. Книга против Иоанна Иерусалимского // Творения. ч. 4. Киев, 1880, сс. 317-318
⁶⁴³ Сидоров А. И. Евагрий Понтийский: жизнь, литературная деятельность и место в истории христианского богословия // Творения аввы Евагрия. Аскетические и богословские трактаты. Перевод, вступительная статья и комментарии А. И. Сидорова. - М., 1994, с. 36.
⁶⁴⁴ Сидоров А. И. Евагрий Понтийский: жизнь, литературная деятельность и место в истории христианского богословия // Творения аввы Евагрия. Аскетические и богословские трактаты. Перевод, вступительная статья и комментарии А. И. Сидорова. - М., 1994, с. 39.
⁶⁴⁵ Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице - М., 1999, с. 402.
⁶⁴⁶ св. Кирилл Александрийский. Послание к монахам в Фуе. Цит. по: Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 525.
⁶⁴⁷ См. Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице. М., 1999, с. 407; Свящ. Г. Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июнь, с. 519; июль, сс. 19-20.
⁶⁴⁸ См. Свящ. Г. Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 21.
⁶⁴⁹ Nautin P. Origene. p. 112.
⁶⁵⁰ Цит. по: Дюкофф П. Космическая молитва по Оригену. СПб., 1994, с. 165.
⁶⁵¹  Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, январь, с. 84.
⁶⁵² Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 515 и 528.
⁶⁵³  Свящ. Г. Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 47.
⁶⁵⁴ Сидоров А. И. Евагрий Понтийский... с. 41.
⁶⁵⁵ Сидоров А. И. Евагрий Понтийский... с. 42.
⁶⁵⁶ H. de Lubac. Histoire et Esprit. L'intelligence de l'Ecriture d'apres Origene. - Paris, 1950, p. 39.
⁶⁵⁷ Цит. по: Сидоров А. И. Евагрий Понтийский... с. 43.
⁶⁵⁸ Дмитриева Л. Карма в свете "Тайной Доктрины"... Беседа 25. с.327.
⁶⁵⁹ Собрание пятое. Речь Феодора Кесарийского, Иоанна Нисского, Василия Юстинианопольского // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3, с. 379.
⁶⁶⁰ Собрание восьмое. Анафематизм 11-й. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3, с. 472.
⁶⁶¹ см., например, Послание папы Вигилия об утверждении V Вселенского Собора. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3, сс. 486-489.
⁶⁶² Послание папы Пелагия II к Илие аквилейскому и другим отщепенцам, епископам Истрии, которые не счоглашаись с осуждением трех глав // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3, сс. 510.
⁶⁶³ Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 515.
⁶⁶⁴ Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, сс. 532-537.
⁶⁶⁵ Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, Сс. 536-537.
⁶⁶⁶ Грамата императора Юстиниана к святому собору об Оригене и его единомышленниках. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 538.
⁶⁶⁷ Там же.
⁶⁶⁸ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, сс. 60-63.
⁶⁶⁹ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 51.
⁶⁷⁰ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 282.
⁶⁷¹ Поснов М. Э. История христианской Церкви (до разделения Церквей - 1054). Брюссель, 1964, с. 443.
⁶⁷² Епифанович С. Л. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие. М., 1996, с. 16.
⁶⁷³ митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. Историко-догматическое исследование. М., 1999, с. 649.
⁶⁷⁴ Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице - М., 1999, с. 407.
⁶⁷⁵ Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице - М., 1999, с. 411.
⁶⁷⁶ Diekamp F. Die origenistishen Streitigkeiten im sechsten Jahrhundert und das funfte allgemeine Concil. Munster, 1899, pp. 90-97
⁶⁷⁷ Crouzel H. Origen. Sibiu 1999.
⁶⁷⁸ Drewery B. The Condemnation of Origen: Should it be Reversed? // Origeniana Tertia. The Third International Colloquium for Origen Studies. University of Manchester. September 7-11, 1981. Pp. 271-277.
⁶⁷⁹ Послание бл. Григория к Иоанну, епископу константинопольскому о пятом соборе // Деяния Вселенских соборов. т.3. Спб., 1996, с. 512.
⁶⁸⁰ Исповедание веры императора Юстиниана против трех глав // Деяния Вселенских соборов. т.3. Спб., 1996, с. 550.
⁶⁸¹ Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль, с. 75.
⁶⁸² H. de Lubac. Histoire et Esprit. L'intelligence de l'Ecriture d'apres Origene. - Paris, 1950, p.39.
⁶⁸³ Послание свт. Софрония, Патриарха Иерусалимского Шестому Вселенскому собору // Деяния Вселенских соборов. т.4. Спб., 1996, сс. 157.
⁶⁸⁴ Карташев А. В. Вселенские соборы. - М., 1994, с. 356.
⁶⁸⁵ Карташев А. В. Вселенские соборы. с. 355.
⁶⁸⁶ Послание свт. Софрония, Патриарха Иерусалимского Шестому Вселенскому собору // Деяния Вселенских соборов. т. 4. Спб., 1996, сс. 155-156.
⁶⁸⁷ Деяния Вселенских Соборов. Т.6. Казань, 1908, с. 273.
⁶⁸⁸ Деяния Вселенских Соборов. т. 4, Спб., 1996, с. 590.
⁶⁸⁹ архиеп. Сергий (Спасский). Полный месяцеслов Востока. т. 3. Святой Восток. М., 1997, с. 530.
⁶⁹⁰ Деяния Вселенских Соборов. т. 4, Спб., 1996, с. 501.
⁶⁹¹ Бердяев Н. А. Кошмар злого добра. // Путь, №4, Париж, 1926, с. 81.
⁶⁹² Курдюмов М. Подвиг св. Сергия Радонежского и дело митрополита Сергия // Путь. №11, 1928, июнь. с. 108.
⁶⁹³ Св. Феофан Затворник. О православии с предостережениями от погрешений против него. - М., 1991, с. 29.
⁶⁹⁴ Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. Т. 4. М., 1994, с. 168.
⁶⁹⁵ см. Nautin P. Origene. p. 122.
⁶⁹⁶ архим. Паркев Мартиросян. Богопознание в христианской традиции и во внехристианской мистике - йоге, теософии и антропософии. Диссертация на соискание степени кандидата богословия. - Лд., 1987, с. 3.
⁶⁹⁷ Лосский В. Н. Александрия // Богословские труды. №24. М., 1983, с. 227.
⁶⁹⁸ цит. по: Рубцов М. Василий Васильевич Болотов // Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. т. 2, М., 1994, с. III.
⁶⁹⁹ цит. - Св. Мефодий Олимпийский. О воскресении, против Оригена. // Св. Мефодий, епископ и мученик, отец Церкви III-го века. Полное собрание его сочинений. - СПб., 1877. с. 169.
⁷⁰⁰ Ерохина Е. Для чего мы живем. Размышления о смысле жизни // Знамя мира. №6 (31), 1995.
⁷⁰¹ Св. Амвросий Медиоланский. О надежде воскресения // Две книги о покаянии. М., 1997, С. 146.
⁷⁰² св. Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна // Богословский вестник. 1911, т. 1, январь, с. 275.
⁷⁰³ Цит. по: Василиадис Н. Таинство смерти. Троице-Сергиева Лавра, 1998, с. 477.
⁷⁰⁴ Там же, с. 479.
⁷⁰⁵ прот. Георгий Флоровский. О воскресении мертвых // Переселение душ. Сборник. М., 1994, с. 304.
⁷⁰⁶ Св. Амвросий Медиоланский. О надежде воскресения // Две книги о покаянии. М., 1997, С.144.
⁷⁰⁷ Coman I. G. Patrologie. vol. 2. Bucuresti, 1985, p. 336.
⁷⁰⁸ C. Tresmontant. La methaphysique du christianisme et la naissance de la philosophie chretienne. Problemes de la creation et de l'anthropologie des origines a saint Augustin. - Paris, 1961, p. 633.
⁷⁰⁹ Св. Мефодий Олимпийский. О воскресении, против Оригена. сс. 169, 170, 172.
⁷¹⁰ см. Nautin P. Origene. p. 128.
⁷¹¹ Kelly J. Inintiation a la doctrine des Peres de l'Eglise. - Paris, 1968, p.479.
⁷¹² Св. Мефодий Олимпийский. О воскресении, против Оригена. с170.
⁷¹³ Св. Мефодий Олимпийский. О воскресении, против Оригена. с228-229.
⁷¹⁴ блаж. Иероним. Письмо 88. К Евстохии. // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с. 51.
⁷¹⁵ Сидоров А. И. Комментарии. // Творения аввы Евагрия. Аскетические и богословские трактаты. Перевод, вступительная статья и комментарии А. И. Сидорова. - М., 1994, с.325.
⁷¹⁶  Danielou J. Message evangelique et culture hellenistique aux II et III siecles. Paris, 1961, p. 386.
⁷¹⁷ Danielou J. Origene. Paris, 1948, p. 219.
⁷¹⁸ Danielou J. Message evangelique et culture hellenistique aux II et III siecles. Paris, 1961, p.389.
⁷¹⁹ См. G. Florovsky. The Anthropomorphites in the Egyptian Desert. // Coll. works. vol. 4. Aspects of Church history. - Bellemonde, Mass. 1975.
⁷²⁰ Цит. по: блаж. Иероним. Письмо 100. К Авиту // Творения блаж. Иеронима. ч. 3. Киев, 1904, с.256.
⁷²¹ Crouzel H. Origen. Sibiu 1999, p. 343.
⁷²² Св. Мефодий Олимпийский. О воскресении, против Оригена. сс. 190 и 212.
⁷²³ см. Св. Мефодий Олимпийский. О воскресении, против Оригена. с. 178-179.
⁷²⁴ Св. Мефодий Олимпийский. О воскресении, против Оригена. сс. 179-180.
⁷²⁵ св. Кирилл Александрийский. Послание к монахам в Фуе . Цит. по: Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 526.
⁷²⁶ Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений. // Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. Спб. 1996, с. 516.
⁷²⁷ Clement O. Transfigurer le temps. Notes sur le temps a la lumiere de la tradition orthodoxe. Paris, 1959, p. 215.
⁷²⁸ Йог Рамачарака (Аткинсон). Жизнь Иисуса Христа в Оккультном освящении. - М., 1993, с.117.
⁷²⁹ Закон космической справедливости. // Клюква. 1995. №7.

© 2010 Институт христианской психологии
Разработка сайта - «Арефа»