Оливье Клеман. Истоки

Глава IV. БОГ: ЕДИНСТВО И РАЗЛИЧИЕ

Кенозис Сына являет таинство Бога-Любви; этот дар жизни есть продолжение таинственного внутрибожественного общения. В Самом Боге Один не исключает Другого, но включает его. Божественное единство настолько всеохватно, настолько богато, что представляет собой не замкнутое одиночество, но полноту общения, а следовательно, источник всякого общения.

Христос являет рождающего Его Отца, по отношению к которому Он — Сын и Слово; Он дышит безмерным дыханием Святого Духа.

Я полагаю, Он наречен Сыном потому, что единосущен Отцу и, кроме того, происходит от Отца… Его называют Логосом (Словом), потому что по отношению к Отцу Он то же, что слово по отношению к разуму… Через Сына мы познаем легко и быстро природу Отца, ибо все рождаемое есть немое определение рождающего. Если, с другой стороны, захотят назвать Его Словом, потому что Он присутствует во всякой вещи, это не будет ошибкой: разве не Слово сотворило все? Его называют Жизнью… потому что Он одушевляет все сущее. В самом деле, мы Им живем и движемся и существуем (Деян. 17,28)… Именно от Него получаем мы жизненное дыхание и Святого Духа, Которого наша душа вмещает в меру своей открытости…

Григорий Назианзин
Четвертое богословское слово, 20—21.

Самое имя Христа — имя троичное: Christos, Мессия, означает «получивший помазание» мессианским помазанием. Таким образом, Отец есть Тот, Кто вечно «помазует» Сына, возлагая на Него — или, лучше сказать, влагая в Него — Духа как помазание, как елей радости, о которой говорит Псалом, ибо Дух есть радость Божественного причастия…

В именовании «Христос» — исповедание всего, ибо оно указывает на Бога [Отца, «начало» Божества], помазавшего Сына — помазанника, и на помазание, которое есть Дух, как учит Петр в Деяниях апостолов: Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета (Деян. 10, 38), и как учит Исайя: Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня (Ис. 61, 1). Также и псалмопевец говорит: Помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости (Пс. 44, 8)

Василий Кесарийский
Трактат о Святом Духе, 12.

Христос, являя Отца в Духе, открыл нам тайную природу Живого Бога, пространство любви, пространство Троицы. Ибо, как утверждает Евангелие, только Сын знает Отца, как и Отец знает Сына, и как их обоих знает Святой Дух в великом Божественном единстве, где Один не существует без Другого. Бог есть бесконечное единство личностей, в котором каждая особым образом участвует — отдавая и принимая — в Божественной сущности.

Итак, Бог есть и присутствует повсюду, наполняя Вселенную. Ангелы и святые, которые очистились, знают об этом по сиянию света Духа Святого. Но каков Он, где и как существует — это не ведомо никому: только Отец знает Сына, и Сын — Отца, и Святой Дух — Отца и Сына, будучи Им единосущным и совечным. Ибо эти Трое, которые суть Одно, знают самих себя и друг друга. Как сказал о Себе Тот, Кто по природе Бог и Сын Божий, кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия (1 Кор. 2, 11). И еще: Никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Мф. 11, 27).

Диадох Фотикийский
Катехизис, 5.

Приведенный ниже гимн Таинству Божественного и космического Логоса прославляет одновременно Отца, начало Божества, и Духа, связующего Отца и Сына. Связь эта есть Личность, ибо ничего безличного не может быть в Боге. (Так и связь между мужчиной и женщиной есть сам Бог и обретает личное выражение в ребенке…)

О Христос, твое несказанное рождение
Предшествовало началу веков.
Ты — источник света,
Блистающий луч, являющий Отца.
Ты разгоняешь мрак,
Чтобы просветить души святых.
Это Ты сотворил мир и сферы звезд.
Ты держишь средоточие земли,
Ты спасаешь всех людей.
Тобою солнце начинает свой путь
И освещает наши дни.
Тобою лунный полумесяц
Разгоняет ночную мглу.
Тобою прорастают семена
И пасутся стада.
Из Твоего неистощимого источника
Бьет ключом сияние жизни,
Дающее плодородие вселенной,
И Твое светозарное лоно
Рождает ум человека .
Славя Тебя,
Я воспеваю и Отца Твоего
В Его царственном величии.
Славлю и соцарствующего
Началу и Рожденному
Духа.
Когда я славлю могущество Отца,
Песнопения пробуждают во мне
Глубочайшие чувства.

Славься, родивший Сына!
Славься, Образ Отца!
Славься, обиталище Сына!
Славься, печать Отца!
Славься, могущество Сына!
Славься, красота Отца!
Славься, Дух чистейший,
Связующий Сына с Отцом!
О Христос, дай снизойти на меня
Этому Духу вместе с Отцом.
Пусть Он будет для души моей как роса
И увенчает ее Твоими царственными дарами.

Синезий Киренский
Гимны, 5.

Откровение Троицы раскрывалось и продолжает раскрываться в истории. Начало его — Пятидесятница, источник жизненного потока, то уходящего под землю, то выходящего на поверхность, набирающего силу и должного вылиться однажды — в Последний День — во вселенское преображение.

Ветхий Завет явно открывает Отца, неявно же — Сына
Новый Завет открывает Сына и намекает на Божество Духа.
Сегодня Дух живет среди нас и дает лучше узнать Себя.

Тогда, когда не было вовсе признано Божество Отца, было небезопасно открыто проповедовать Сына, а пока не было признано Божество Сына — утверждать к тому же Святого Духа… Сиянию Троицы надлежало открываться постепенно, через частичные прибавления и, как говорит Давид, восхождениями из славы в славу.

Григорий Назианзин
Пятое богословское слово, 31, 26,

Троичное откровение входит в крещальное исповедание веры: Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28, 19), заповедует Иисус апостолам. Все наши символы веры происходят от крещальных исповеданий и потому имеют троичную структуру. Вот один из древнейших «символов», датируемый II веком, где Троица прославляется конкретно, как через отношения Трех Лиц, так и одновременно через Их действия в становлении вселенной и в истории — творение, пре-творение, освящение.

Вот правило нашей веры, основание здания, крепость нашего образа бытия.

Первое: Бог Отец, несотворенный, неописуемый, невидимый, Бог — Творец мира.

Второе: Слово Божие, Сын Божий, Христос Иисус, Господь наш, явившийся пророкам… в назначенное Отцом время и мгновение, через Которого все возникло; Который в конце времен для воссоединения всех вещей сделался человеком среди человеков, видимым и осязаемым, чтобы разрушить смерть, явить источник Жизни и осуществить полное соединение Бога и человека.

Наконец, третье: Святой Дух, Которым пророки пророчествовали, Отцы получали откровение, праведные были приведены на путь праведности; Который в конце времен по-новому распростерся над человечеством, чтобы обновить человека на всей земле, ввиду его соединения с Богом.

Ириней Лионский
Свидетельство апостольской проповеди, 6.

Троичное откровение вписано также в молитву, которой научил нас Сам Иисус — Отче наш, где первые три просьбы обращены к Трем Божественным Лицам. Ибо Сын — вечное Имя Отца, освящаемое смертью на кресте, а Царство отождествляется с Духом, который одновременно есть Помазание Сына и Царство Отца, по замечанию отца Павла Флоренского.

Отче наш, сущий на небесах!
Да святится Имя Твое;
Да придет Царствие Твое.

Этими словами Господь учит молящихся начинать с самого таинства Бога… Действительно, слова молитвы указывают на Отца, Имя Отца и Царство, чтобы научить нас… почитать, призывать и поклоняться Единой Троице. Ибо Имя Бога-Отца, существенно существующее, есть Сын единородный, а Царство Бога-Отца, существенно существующее, есть Дух Святой. То, что Матфей называет «Царством», другой евангелист [один из вариантов чтения Лк. 11, 2] называет Духом Святым: Да приидет Святой Дух Твой…

Максим Исповедник
Комментарий на Молитву Господню.

Таким образом, Троичность есть неистощимая плодотворность Единства, от которого происходит всякое единообразие и всякое различие. Кроме того, уточняет Дионисий (Об именах Божиих, 2, 11), единство в Боге всегда влечет за собой различение — так, что «различения остаются неразделенностью и единением».

[Бог], Божественное Начало, свято прославляется:

как Единица — по причине простоты и единства этой Неразделенности, чья объединяющая мощь соединяет нас и совокупляет наши различия, чтобы привести всех вместе… к единению, чей образ дан в Боге;

как Троица — по причине трижды личного проявления сверхсущностной Плодотворности, от которой всякое отцовство, на небе и на земле, получает свое бытие и свое имя…

как любовь к человеку, потому что… Божество сообщено всей нашей природе одним из Лиц [Троицы], призывающим и возвышающим человека до Себя. Ибо Иисус несказанно воспринял человека; тем самым вечное оказалось вписанным в поток времени и проникло через рождение в глубину нашего естества…

Дионисий Ареопагит
Об именах Божиих, 1, 4.

Раннехристианское богословие неустанно комментировало один из текстов Павла. Это отрывок из Послания к Ефесянам: Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и чрез всех, и во всех нас (Еф. 4,16). Отец есть Бог над всеми, принцип всякого бытия. Воплощенный Сын есть Бог с нами. Это не кто иной, как Логос, образующий мир Своими творческими словами. Дух есть Бог в нас, Дыхание, Pneuma, оживотворяющая все и приводящая все вещи к их усовершению. Логос предстает как порядок и разумность, Пневма — как движение и жизнь. Таким образом, скажет Максим Исповедник, созерцание вещи есть обретение троичного опыта: само бытие вещи указывает на Отца, заключенный в ней смысл, логос, говорит о Логосе, а ее устремленность к полноте и красоте являет животворящего Духа.

Над всеми — Отец, и Он есть глава Христа.
Через всех — Слово, и Оно есть глава Церкви.
Во всех — Дух, и Он есть живая вода, данная Господом верующим в Него, любящим Его и знающим, что есть лишь Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех, нас.

Ириней Лионский
Против ересей, 5, 18, 2.

Отец сотворил все вещи Словом в Духе. Тем самым утверждается Единство Троицы, тем самым провозглашается в Церкви Единый Бог над всеми, и чрез всех, и во всех (Еф. 4, 6): над всеми — как Отец, начало и источник, чрез всех — [действующий] Словом, и во всех — в Духе Святом.

Афанасий Александрийский
Письма к Серапиону, 1, 28.

Блаженная Троица нераздельна и обладает Единством в отношении Себя Самой.

Ты говоришь: Отец. Тут же присутствует и Слово, и Дух, пребывающий в Сыне.

Ты говоришь: Сын. Но и Отец присутствует в Сыне, и Дух не пребывает вне Слова.

Едина благодать, исходящая от Отца чрез Сына и совершающаяся в Духе Святом.

Едино Божество…

Есть лишь Один Бог, Который над всеми, и чрез всех, и во всех нас.

Афанасий Александрийский
Письма к Серапиону, 1, 14.

Св. Василий подхватывает в своем Трактате о Святом Духе эту тему и связывает ее с теми стихами псалма, где Сын и Дух выступают как Слово и Дыхание Господа. Дыхание несет с собой Слово и дает ему выразиться. Слово же позволяет услышать молчание Духа — то молчание, которое Исаак Сирин назвал «таинством грядущего мира».

Отец — начало всего, Сын — осуществляющий все, Дух — тот, кто приводит все к полноте. Все существует волею Отца, приходит к бытию действием Сына, усовершается присутствием Святого Духа… Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их (Пс. 32, 6). Речь идет о Слове, что было у Бога в начале и есть Бог. Что касается духа уст Его — это Дух истины, который от Отца исходит (Ин. 15, 26).

Число «три» приводит тебя, следовательно, к Духу: Господь велит, Слово творит, Дух утверждает. Ибо что значит «утверждать», как не усовершать в святости?

Василий Кесарийский,
Трактат о Святом. Духе, 16.

Григорий Назианзин представляет Троицу как недвижное движение Единого, не остающегося замкнутым в одиночестве, но и не распространяющегося до бесконечности — ибо Бог есть Общение, а не безразличное рассеяние. Сама полнота Единого требует присутствия в нем Иного — такого Иного, которое в абсолюте может пребывать лишь внутри Единого и быть равным ему по бесконечности. Но здесь нет никакого противопоставления или составления, как в игре чисел. Третий, не-иное Иное, позволяет бесконечно превзойти эту оппозицию в многоразличной полноте Единства: в абсолютном различии, совпадающем с абсолютным единством.

Единица приводится в движение своей полнотой.

Двоица преодолевается, ибо Божество превыше всякого противопоставления.

Совершенство достигается в Троице, которая первой преодолевает двоичность.

Таким образом, Божестве и не пребывает в стеснении, и не распространяется до бесконечности .

Григорий Назианзии
Слово 23, 8.

Григорий помещает Троицу между двумя противоположными крайностями: с одной стороны, безличным Божеством античного язычества, с другой — абсолютно трансцендентным и отделенным Богом иудаизма (чья мистическая традиция требует, несомненно, внесения некоторых нюансов в это суждение). Сегодня, исходя из той же перспективы, мы рассматриваем таинство Троицы в сопоставлении, с одной стороны, со строгим монотеизмом «экзотерических» иудаизма и ислама, а с другой — с индуизмом и буддизмом, с их сверхличностным Божественным, где все растворяется, как в одном безграничном материнском лоне (поэтому в Индии любят говорить о «Божественной Матери»).

Здесь тоже необходимо учесть некоторые нюансы — в связи с существованием как «пути любви» в Индии, так и мистических буддистских течений. Но как бы то ни было, таинство личности и сокровенность внутренней жизни, синтез которых с трудом пытаются найти другие религии, предстают гармонично соединенными в Три-Единстве, вписывающем отношение в абсолют — или, скорее, абсолют в соотношение.

Человек есть образ Божий. То, чем предвечно обладает Бог, — этот уникальный образ бытия Единства, которое есть Личность в общении, — человек призван осуществить во Христе, во встрече с Ним, в «много-языком» пламени Духа. Следовательно, именно в троичном богословии определяется метафизика личности. Человек, которого можно было бы назвать «тринитарным», — это не замкнутый в себе индивидуум западного общества (и его подспудной философии, рассматривающей людей как «подобных», а не «единосущных»). Это и не обезличивающее растворение человека, совершающееся в тоталитарном обществе, в систематизированных восточных мистических учениях, в сектах… Это личность в отношении, в общении — она такова и такой должна быть. Переход к Богообщению от общения человеческого совершается во Христе, единосущном Отцу и Духу по Божеству, единосущном нам по человечеству.

Говоря о Боге, я хочу говорить об Отце, Сыне и Святом Духе, не выводя Божество за эти пределы, чтобы не ввести целого сонма божеств, и не считая его меньшим, чем три Лица, чтобы не подвергнуться обвинению в обеднении Божества; следовательно, чтобы не впасть ни в единичность иудействующих, ни во множественность эллинствующих…

Так Святая Святых, в окружении и облачении Серафимов, прославлена тройным освящением в единстве Божества.

Григорий Назианзин
Слово 54, на Пасху, 4.

Григорий Назианзин был прозван Богословом, потому что, славя Троицу, сделал предметом своих размышлений — точнее, воспел — самую тайну Бога, «богословие» в точном смысле слова.

Таинство Триединства разрушает жалкую рассудочность, умеющую лишь спорить или соглашаться, и преображает, претворяет ее в разумение Личности и Любви.

Не успел я подумать о Единице, как Троица омывает меня своим сиянием.

Не успел я подумать о Троице, как Единица вновь овладевает мной.

Когда передо мною Один из Трех, Он кажется мне всем — так наполнен Им мой взгляд, так поражает меня Его изобилие.

Ибо в разуме моем, слишком ограниченном для того, чтобы постигнуть и Одного, нет более места Соединяя Трех в одной мысли, я вижу одно-единственное пламя и не в силах разделить или разложить единый свет.

Григорий Назианзин
Слово 49, о крещении, 41.

Когда я говорю о Боге, вы должны чувствовать себя омытыми единым светом и тремя светами…

Есть неделимое разделение, единство в различии. Един в Трех: это и есть Божество. Трое как Один-единственный: именно в Трех существует Божество — или, точнее говоря, Трое суть Божество.

Григорий Назианзин
Слово 39, 11.

Рассуждая о Троице, св. Василий и св. Максим Исповедник подчеркивали, что Три не есть число (св. Василий говорит в этой связи о «мета-математике»…). Божественные Лица не примыкают друг к другу, но существуют друг в друге: Отец пребывает в Сыне и Сын в Отце, Дух соединяется с Отцом через Сына и «усовершает блаженную Троицу», как бы утверждая в ней «круговорот» любви. Это внутреннее объединяющее движение отцы назвали перихорезой — это еще одно ключевое слово святоотеческой духовности, наряду с уже знакомым нам кенозисом. Перихореза, этот обмен бытием, который означает, что каждый существует лишь через отношение с другими, могла бы быть определена как радостный кенозис. Кенозис Сына в истории продолжает тринитарную перихорезу и позволяет нам участвовать в ней.

Хотя Божество, которое превыше всего, прославляется нами как Троица и как Единица, оно не три и не одно, знаемые нами как числа.

Максим Исповедник
Об именах Божиих (схолии), 13.

Мы не производим счет через прибавление, рассуждая о единстве, чтобы закончить множественностью, ибо не говорим: «один, два, три» или «первый, второй, третий» Я первый, и Я последний, и кроме Меня нет Бога (Ис. 44, 6). Мы не слышали о втором Боге, ибо, поклоняясь Богу от Бога, исповедуем различие Лиц при сохранении Единого Начала…

Так что в Боге Отце и в Боге Единородном созерцается, так сказать, единая реальность, как в зеркале отражающаяся в неизменной Божественности В самом деле, Сын пребывает в Отце и Отец в Сыне, так как Один таков же, как и Другой, а Тот — таков, как Этот, и посему они суть одно. По своему свойству Лиц они представляют собой «одно» и «одно», но по единству сущности двое суть одно .. Святой Дух также Один и един, также проявляется особо. Соединяясь через одного и единого Сына с одним и единым Отцом, Он собою усовершает блаженную Троицу… Доказательство Его общности по природе вытекает не только из всего этого, но из того, что Он называется «Божиим». Однако не таким образом, каким все вещи называются «Божиими», но поскольку Он исходит от Бога, не рождаясь, как Сын, но исходя как Дух из уст Божиих.

Словом «уста» здесь обозначается не телесный орган, а словом «дух» — не рассеивающееся дыхание. «Уста» следует понимать достойным Бога образом, а «дух» означает некую живую сущность, обладающую освящающей силой.

Василий Кесарийский
Трактат о Святом Духе, 18.

Божественная сущность, Божество, «Бог» существует лишь в Личностях. Отец — источник Божества, единственное начало Сына и Духа. Древняя Церковь говорила не о Боге вообще», в котором затем различали отдельные Личности. Она говорила об Отце, ибо имя Отца превыше даже имени Бога. Океан Божественной сущности берет начало в бездонной глубине Личности Отца, к Которому мы, однако, можем вслед за Христом и в Духе Святом обращаться со словом Авва — словом доверчивой нежности, с которым маленький ребенок обращается к отцу. В этом и заключается «апофатическая антиномия»: Отец — Начало во всей его безмерности — и Отец — Авва, «папа»…

В самом деле, тот факт, что Отец есть «принцип» Троицы, не подразумевает никакого превосходства, никакого давления с Его стороны. Как Христос «уничижился» на кресте, так и Отец «уничижается» ради Сына, Которому Он отдает все, что у Него есть и что Он есть — полноту Божественного единства, — и на Которого низводит Своего Духа, соединяющего их во взаимной любви и радости. «Духовное отцовство», подобие отцовства Божия, — жертвенная и освобождающая сила, передающая Духа жизни и свободы. Достоевский в Братьях Карамазовых показал, что только духовное отцовство может быть противопоставлено диалектике «хозяина» и «раба», то есть выродившемуся отцовству, которое оборачивается для детей тиранией и неизбежным соперничеством.

Именно с этой точки зрения, свободной от всякого «субординационизма», нужно читать приведенные ниже тексты. Ириней Лионский говорит о Сыне и Духе как о двух «руках Божиих» (ибо для первых христиан Бог — это прежде всего Отец). Дионисий называет Их ростками и цветами «порождающего Божества». Григорий Назианзин подчеркивает, что Отец образует живое единство Троицы: Божественная «сущность», или «природа», может мыслиться в отношении внутреннего единства Трех, из взаимообщения, исходящего от Отца и возвращающегося к Нему.

Разве Бог не имеет рук? От века Он имеет при Себе Слово и Премудрость, Сына и Духа. В них и через них Он творит все вещи…

Ириней Лионский
Против ересей, 4, 20, 1.

Отец представляет в лоне Божества творческий элемент. Иисус и Дух — в некотором смысле Божественные ростки порождающего Божества Божия и как бы Его сверхсущностные цветение и сияние.

Дионисий Ареопагит Об именах Божиих, 2, 7—9

Единая природа в Трех есть Бог Что касается единства, именно Отец есть Тот, из кого происходят остальные и к кому они возвращаются, не смешиваясь и существуя вместе с Ним, пребывая нераздельными временем, волей или силой.

Григорий Назианзин
Слово 42.

Дионисий утверждает в уже цитированном нами тексте, что Божество не есть ни дух, ни сыновство, ни отцовство в том смысле, какой мы обычно вкладываем в эти слова. Более того, он подчеркивает, что сам ход наших мыслей должен принять противоположное направление: нам надлежит думать не о Троице, но в ней, исходя из нее как из неколебимого основания всякой христианской мысли.

Божественное отцовство и сыновство указаны нам через дар этого основополагающего отцовства и этого основополагающего сыновства — дар, благодаря которому духовные существа, сообразующие себя с Богом, получают бытие и наименование богов, сынов богов и отцов богов.

Дионисий Ареопагит
Об именах Божиих, 2, 8.

Божественная тайна превышает также оппозицию мужского и женского, сочетая одновременно символику того и другого. Библия неоднократно свидетельствует о материнской нежности Бога, говорит о Его «благоутробии», rahamim, имея в виду материнскую, утробу. Иоанн упоминает «отцовское лоно». Бог одновременно — и «отец», и «мать». В Одах Соломона Сын и Дух названы двумя сосцами, питающими нас молоком бессмертия.

По Своему таинственному Божеству Бог есть Отец. Но нежная любовь, обращенная к нам, делает Его матерью. Любя, Бог обретает женские черты.

Климент Александрийский
Какой богач может спастись? 37.

Как бы то ни было, преобладание в конечном счете отцовской символики знаменует неслиянное, сохраняющее дистанцию общение. Преобладание же материнской символики (как это имеет место в Индии) означало бы слияние, упраздняющее личность.

На Пятидесятницу Отец дает Духа «во имя Сына». Дух есть «Дух Сына», «Дух Христа». Христианский Запад особенно настаивал на этой фундаментальной истине, созерцая «движение» Божественной «единосущности», движение троичной любви от Отца к Сыну, затем от Отца и Сына к Духу, Который сообщает ее нам. Однако св. Августин уточняет, что хотя Дух исходит также и от Сына (по-латыни Filioque), все же principaliter — изначально — Он исходит от Отца, остающегося единственным началом других Божественных Лиц.

Христианский Восток, некоторые формулы которого (прежде всего александрийских отцов) достаточно схожи с западными, в то же время с пристальным вниманием созерцал дарование Слова через Духа. Именно через Духа Слово восприняло плоть, именно через Духа Оно обнаруживает Свое присутствие в Церкви. Таким образом, отношение между Сыном и Духом предстает как отношение взаимного служения. Дух исходит от Отца через Сына и являет последнего. Сын рождается от Отца в Духе и является через Него. И оба они являют Отца. В Церкви должна существовать такая же взаимность, такое же со-служение Священства, удостоверяющего сакраментальное присутствие Христа, и Пророчества, выявляющего свободу совести каждого в Духе Святом…

Существование Христа есть существование в Духе Святом, цель которого — одухотворение («пневматизация») всякой плоти.

Пришествие Христа? — Дух предшествует Ему. Его пребывание во плоти? — Дух неотделим от Него. Чудеса и дар исцеления? — Это Дух осуществляет их. Изгнание бесов? — В Духе Божием… Прощение грехов? — В благодати Духа, ибо такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего (1 Кор. 6, 11). Единение с Богом? — Дух утверждает его, ибо Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче! (Гал. 4, 6). Воскресение мертвых? — Оно совершается через Духа, ибо Ты посылаешь дух Твой… и Ты обновляешь лице земли (Пс. 103, 30).

Василий Кесарийский
Трактат о Святом Духе, 19.

Что касается установлений, данных человеку нашим преславным Богом и Спасителем Иисусом Христом по благодати Божией… все было совершено через Духа.

Прежде всего Он явил Себя во плоти Господа, когда сделался Его «помазанием» и неотъемлемым спутником, согласно Писанию: На кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем — сей есть Сын Мой возлюбленный (Ин. 1, 33 и Лк. 3, 22) — Иисус из Назарета, которого Бог помазал Духом Святым (Деян. 10, 38). Ибо вся деятельность Христа разворачивалась в силе Духа. Дух пребывал с Ним и тогда, когда Он был искушаем диаволом, ибо написано: Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола (Мф. 4, 1). Также нераздельно пребывал Он с Ним, когда Иисус совершал чудеса, ибо Я Духом Божиим изгоняю бесов (Мф. 12, 28). Не оставил Он Его и после воскресения из мертвых, когда Господь, желая обновить человека и сообщить ему благодать дыхания Божия, дунул в лицо учеников, что сказал Он? — Примите Духа Святого (Ин. 20. 22).

Василий Кесарийский
Трактат о Святом Духе, 16.

Уже у святых отцов и в древних литургических текстах содержатся формулировки, позволяющие — если бы мы сумели их продолжить — гармонично сочетать оба подхода, западный и восточный, к «исхождению» Святого Духа. Так, в III веке, когда христианская мысль была еще расплывчатой и многообразной, Дионисий Римский замечает в письме к своему александрийскому тезке, что Дух исходит от Отца в Сыне (текст цитируется св. Афанасием в Послании о постановлениях Никейского собора, 26).

В следующем веке сам Афанасий пишет:

Дух не внеположен Слову, но, поскольку пребывает в Слове, через Него пребывает в Боге [Бог означает здесь Отца, «источник Божества»].

Письмо к Серапиону, 3.

Если называется Отец, с Ним тут же и Слово, а также и Дух, который в Сыне.

Письмо к Серапиону, 1.

Возникает вопрос, не рождены ли позднейшие споры частичным забвением собственно Божественной «логики», всегда одновременно единой и троичной, неизмеримо превышающей разорванную рассудочность с ее бинарностью. Говорить об «нахождении» Духа от Отца — значит с необходимостью говорить и о Сыне, так как Отец предвечно устанавливает Свое Иное в единстве и, изводя Духа, остается Отцом Сына. Говорить о «рождении» Сына Отцом — значит с необходимостью говорить и о Духе, Дуновении, несущем Слово, так как Дух (как пишет, например, св. Григорий Нисский) есть одновременно «Царство Отца и Помазание Сына» (Против Аполлинария, 52).

Византийское богослужение на Пятидесятницу великолепно выражает эту «мета-логику» невыразимой Любви:

Придите, люди, поклонимся Богу в трех лицах:
Сыну в Отце со Святым Духом.
Ибо Отец от века рождает Сына,
Разделяющего Его Царство и вечность,
И Дух Святой пребывает в Отце,
Прославляемый с Сыном,
Единая сила,
Единая сущность,
Единое Божество.
Ему поклоняемся, говоря:
Святый Боже, сотворивший все через Сына,
Содействием Святого Духа;
Святый Крепкий, через Которого мы узнали Отца,
И через Которого Дух Святой пришел в мир;
Святый Бессмертный, Дух-Утешитель,
От Отца исходящий и в Сыне пребывающий:
Святая Троица, слава тебе!

Великая вечерня на Пятидесятницу.

Существование Церкви также должно быть существованием в Духе:

Церковь? — Не деяние ли она Духа? Ибо, говорит Павел, именно Дух дал Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, учителей; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки (1 Кор. 12, 28). Дух установил этот порядок, распределяя Свои дары.

Василий Кесарийский
Трактат о Святом. Духе, 16.

Святой Дух в Боге почти безымянен (ибо Бог есть всецело Дух, всецело Святый). Он почти неотличим от недвижного движения любви в Божественной природе, от «общности по природе», как говорит св. Василий. В Откровении же Он предстает изобилующим, «испещренным» всеми Божественными Именами, почти смешиваясь с Божественными энергиями, которые Он нам сообщает в самой глубине нашего существа, как бы затмеваясь ими.

Ужас охватывает меня, когда думаю об изобилии предназначений Духа: Дух Божий, Дух Христа, Дух сыновства. Он обновляет нас в крещении и воскресении. Он веет, где хочет. Источник света и жизни, Он сотворяет из меня храм, Он приводит меня к обожению… Все, совершаемое Богом, совершает именно Он. Он умножается в языках огненных и умножает дары, Он подвигает проповедников, апостолов, пророков, пастырей, ученых мужей… Это другой Утешитель… как если бы был другой Бог.

Григорий Назианзин
Пятая богословская беседа, 29.

Дух — это Бог сокрытый, Бог внутренний, более глубокий, чем сокровеннейшая наша глубина. Он дает жизнь всем вещам, и мы вдыхаем Его, не подозревая о том, — Его, дыхание Божие в дыхании мира, дыхании человека…

Бог одарил землю питающим ее дуновением. Это его дыхание животворит все вещи. Если бы Он задержал Свое Дыхание, все обратилось бы в ничто. Это дыхание слышится в твоем дыхании, в твоем голосе. Ты дышишь Духом Божиим — и не знаешь о том.

Феофил Антиохийский
Три книги к Автолику, 1, 7.

Однако этот сокрытый Бог не растворяется в имманентности. Весь Он — движение ко Христу, а через Христа — к Отцу, подобно тому, как сообщаемые им энергии истекают из Отца через Сына.

Путь богопознания пролегает от Духа в Единице через Сына в Единице к Отцу Единицы — и наоборот, полнота и святость Божественной сущности и ее царственность проистекают от Отца через Сына к Духу.

Василий Кесарийский
Трактат о Святом Духе, 18.

Можно сказать, что Отец — это источник, Сын — река, а из реки мы пьем Духа. Ибо написано: Все мы… напоены, одним Духом (1 Кор. 12, 13). Но напоясь Духа, мы пьем Христа…

И еще: поскольку Христос есть истинный Сын, постольку мы, получая Духа, преображаемся в сынов: потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления (Рим, 8, 15). Однако ясно, что усыновленные через Духа, мы усыновлены во Христе…

Когда мы принимаем Духа — ибо Господь сказал: Примите Духа Святого (Ин. 20, 22), — Бог пребывает в нас. Поистине это то, о чем писал Иоанн: Если мы любим, друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. Что мы пребываем в нем и Он в нас, узнаем из того, что Он дал нам от Духа Своего. (1 Ин. 4, 12—13). Если же Бог в нас, то и Сын в нас, ибо Он Сам сказал: Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23).

И еще: Сын есть жизнь — ибо Он сказал: Я есмь жизнь (Ин. 14, 6) — и мы животворимся в Духе, согласно Писанию: Воскресивший Христа из мертвых оживит и ваши смертные тела Духом, Своим, живущим в вас (Рим. 8, 11). Когда же мы оживлены в Духе, Сам Христос живет в нас: И уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20).

Афанасии Александрийский
Письма к Серапиону, 1, 19.

Одинокий Бог не был бы «безграничной Любовью». Бог дуалистичный, соответствующий обычной мифологической схеме, превратился бы в источник дурной множественности, положить предел которой могло бы только самопоглощение. Тройственное единство означает полноту Единства, «Сверхъединства» (как говорит Дионисий Ареопагит), которое совершается в общении и становится источником и основанием всякого общения. Формула «Один=Трем» указывает на бесконечное преодоление как противопоставленности, так и одиночества в лоне бесконечного Единства. Каждое Божественное Лицо «содержит единство в отношении других не менее, чем в отношении самого себя» (св. Иоанн Дамаскин, О православной вере, 1, 8). Наилучший образ Отца, по мнению одного «монаха Восточной Церкви», — это Сердце: «Каждый удар сердца — это порыв, в котором Отец отдает Себя. Эти удары посылают нам кровь Сына, оживленную Дуновением Духа» (Jesus, simples regards sur le Sauveur, Chevetogne, 1959, p. 144). Присоединиться к ритму этих сердечных ударов — к этому призваны люди.


© 2010 Институт христианской психологии
Разработка сайта - «Арефа»